Массовые поджоги и теракты в Галичине на каникулах 1930 года, организованные оуновской молодежью, поначалу вызвали у польских властей шок.
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
|
|
|
|
|
|
Массовые поджоги и теракты в Галичине на каникулах 1930 года, организованные оуновской молодежью, поначалу вызвали у польских властей шок.
Начало читайте ЗДЕСЬ
Изумиться было чему — юная поросль ОУН устроила настоящий праздник огня! По свидетельству тогдашней польской прессы, к сентябрю, когда снова пришлось сесть за парту, подростки уничтожили около двух сотен усадеб. Сгорело 62 жилых дома, 165 амбаров и других хозяйственных построек и 112 стогов сена. Может быть, это кого-то и не впечатлит. Тогда пусть он представит, что это его хату подожгли, когда он сел ужинать с семьей. Вероятно, ему станет понятнее паника, воцарившаяся в глухих галицких селах, далеких от цивилизации и полицейских участков.
К тому же, чтобы затруднить связь между органами власти, 20 июля неизвестные перерезали еще и 12 телефонных линий. Горели бараки с польскими рабочими, гремели выстрелы в темноте, а 30 июля группа налетчиков, по приказу предводителя краевой ОУН в Галичине Юлиана Головинского, напала в местечке Бибрка на почтовую карету с 55 тысячами злотых. В перестрелке погибли полицейский и один из налетчиков. Ненависть между поляками и русинами, как тогда называли западных украинцев, разгорелась с новой силой.
Это было сложное для Речи Посполитой время. В мире бушевал экономический кризис. Десятками банкротились польские предприятия. К материальным трудностям добавился кризис политический. Считая, что либеральные правительства довели страну до ручки, маршал Юзеф Пилсудский временно приостановил работу Сейма, арестовал наиболее радикальных левых депутатов и ввел режим единоличного правления.
Теперь можно было заняться межнациональными проблемами на «кресах всходних» — восточном пограничье. Разочаровавшись в мягких методах и хорошо понимая психологию бунтовщиков, Пилсудский (сам бывший бунтовщик, протестовавший в молодости против России) решил применить в Галичине политику «пацификации» — умиротворения.
На практике это выглядело так. Первым долгом взяли Юлиана Головинского. Элегантный налетчик сразу же раскололся, выдав свои связи с молодежной организацией «Пласт», поставлявшей кадры поджигателей. Однако инициативу в проведении акций «саботажа», как стыдливо называли пускание красного петуха под крышу соседу, естественно, отрицал. Он вел себя, как все подследственные, выкручиваясь и приуменьшая собственную вину.
На дорогах усилили полицейские патрули. Подозреваемых в поджогах арестовали, а в сельскую местность ввели отряды кавалерии для разоружения жителей. Окружив село, вуйкам предлагали добровольно сдать оружие и зажигательные материалы, а потом начинали зачистку — солдаты врывались в дома, поднимали половицы, разбирали крыши и, если находили винтовки и револьверы, всласть пороли хозяев запрещенного имущества.
И, наконец, греко-католическую церковь заставили занять четкую позицию и успокоить паству в духе христианских заповедей «не убий» и «не укради». Только после этого митрополит Андрей Шептицкий вспомнил о своих прямых обязанностях и обратился к галицкой молодежи со специальным пастырским посланием, прямо осудив поджоги и убийства, проведенные ОУН: «У підпільну роботу не дайтеся нікому ввести. Злочину... допускається той, що відводить вас від позитивної праці, а наклонює до конспірації». Но так как одновременно Шептицкий, всегда старавшийся угодить всем, высказался еще и против методов польской «пацификации», до народа этот документ так и не дошел — его конфисковала цензура.
И, наконец, в том же 1930 году Пилсудский лично запретил «Пласт» как фарм-клуб оуновских террористов. Сделать это было тем проще, что убитый в перестрелке за почтовую карету в Бибрке налетчик был одет именно в пластовскую униформу. Юлиан Головинский тоже был застрелен при попытке побега. Руководство краевой ОУН попало в тюрьму. Но семена злобы были уже посеяны покойным Головинским и его друзьями. Акции власти только временно ослабили напряжение, открыв дорогу наверх новому поколению террористов во главе со Степаном Бандерой.
Уже в следующем году его группа застрелила в Трускавце польского депутата Тадеуша Голувко — кстати, противника «пацификации». Боевики ОУН прикончили его прямо на курорте — вошли в комнату, выстрелили два раза, после чего вонзили в горло нож. Потом наступил черед советского дипломата Майлова во львовском консульстве и министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого.
О покушении на Перацкого я подробно писал в материале «Бандера — душитель котов». А о мотивах покушения на Майлова нужно сказать особо. Это дельце оуновцы задумывали не без геополитического расчета. Убив советского дипломата во Львове, они надеялись вызвать конфликт между Польшей и СССР, а покушение на Перацкого хотели выдать за «ответную» советскую акцию, которая должна была натравить Польшу на Советский Союз.
Пока юный Бандера с приятелями спасался подобным образом от провинциальной галицкой скуки, оуновское руководство в Европе вело куда более шикарный образ жизни. На снимках 30-х мы видим вождя ОУН Евгения Коновальца в шикарных костюмах, в окружении дам и другого приятного общества. Он позирует на фоне автомобиля — тогда еще роскоши, а не средства передвижения.
Свое время политический лидер галицких террористов проводил в разъездах между Швейцарией, Италией, Германией, Голландией, Францией и Чехословакией. Средства для пропитания давали ему несколько иностранных разведок. Он получал субсидии не только от немцев, но, как ни странно, даже от литовцев, имевших территориальный конфликт с Польшей! Напомню, что в это время Вильнюс еще не был столицей Литвы, а принадлежал полякам. К Литовской Советской Социалистической Республике он отойдет только благодаря товарищу Сталину и пакту Молотова—Риббентропа. Благодаря этим пограничным польско-литовским спорам оуновские агенты и укрывались в Литве после террористических акций в Польше. Литовская разведка помогала им также, выдавая фальшивые документы.
Мы никогда не узнаем точно, сколько же немецких денег было потрачено на подкормку Организации Украинских Националистов. Но это были немалые суммы! Ключевой фигурой в этих запутанных и строго конфиденциальных финансовых отношениях являлся бывший офицер австро-венгерской армии Рихард (Рико) Ярый. Когда ОУН в 1940 году распалась на бандеровцев и мельниковцев, он выбрал сторону первых, несмотря на то, что принадлежал к старшему поколению. На это у Ярого были особые причины. Видный деятель мельниковцев Зиновий Кныш, рисуя его образ в мемуарах «Розбрат. Спогади і матеріали до розколу ОУН», не жалеет на него черных красок: «Ріхард Ярий походив з австрійської урядничої родини. Народився 1898 року в місті Рюшеві. Справжнє його прізвище писалося з-німецька «Ягри», Ярий — українізована його форма. Були чутки, що мав він у собі сліди жидівської крові, — батько Ярого мав бути вихрещеним мадярським жидом, а мати, з роду Полляк, теж жидівка-вихрестка… партійні націонал-соціалістичні установи в Німеччині недолюблювали його й увесь час підозрювали, що його арійське походження не зовсім чисте, тримався він тільки завдяки своїм зв’язкам з військовими колами, що, як відомо, переважно стояли здалеку від партії». Сам же Рико рассказывал, что он — потомок запорожского казака.
По свидетельству Зиновия Кныша, Ярый был «министром финансов» ОУН. Через его руки проходили все финансовые потоки. При этом талантливый финансист Рихард никогда не забывал себя. Смысл деятельности ОУН сводился к тому, чтобы боевики в Галичине стоили как можно дешевле, а руководству в Европе денег доставалось как можно больше. Но со временем Ярый стал дурить даже Коновальца. Особую зависть посвященных вызывало то, что он умудрился обзавестись в разгар мирового кризиса двумя поместьями — под Берлином и под Веной.
«На терені Німеччини, — пишет Кныш, — ОУН мусіла розпоряджати поважнішими грошовими засобами. Звідти утримували граничні зв’язки, до Польщі через Шлеськ і Вільне Місто Данціг, до Чехословаччини й до Литви, дуже важлива експозитура ОУН у Данцігу фактично керувалася з Німеччини, там купувалася зброя. Всі ті гроші переказувалися на руки Ярого».
Однако Рико Ярый все больше опаздывал с расчетами. Коновалец налегал на него. Тот выкручивался. В конце концов, у Рико потребовали окончательного расчета. Но тут очень удачно Коновалец в 1938 году попал под пулю советского агента Судоплатова в Роттердаме.
После смерти Коновальца в ОУН разгорелся дележ портфелей. Наследником покойного ближайшее окружение объявило Андрея Мельника — пятидесятилетнего бывшего офицера сечевых стрельцов. В подпольных кругах оуновцев было обнародовано «завещание» Коновальца, согласно которому именно Мельник был якобы выбран убитым вождем в качестве главного продолжателя дела галицкой мафии.
Но Бандера и его молодая свита, освобожденные в 1939 году наступающей гитлеровской армией из польской тюрьмы, тут же объявили, что «завещание» — фальшивка. Они уже поняли, что партийные «старики» задешево их используют и потребовали всю кассу себе: раз мы больше всех народу замочили, значит, и финансы наши!
Мельник не согласился. Но неожиданно Бандеру поддержал Рико Ярый. Это позволяло ему избежать финансового отчета, который вслед за покойным Коновальцем требовал от него новый «законный» глава ОУН. «Законный» я намеренно беру в кавычки. Ведь речь идет всего лишь о террористической организации, которую никто в мире не признавал официально.
Впоследствии оуновцы из мельниковского крыла допишутся до того, что будут считать Рико Ярого даже советским агентом, якобы специально вызвавшим раскол в ОУН. «Один з аргументів, що промовляє за наявністю німецько-совєтської руки в розколі, — утверждал в своих воспоминаниях Кныш, — є між іншим особа Ріхарда Ярого. Ярий був на чолі диверсії доти, доки впевнився, що розкол став хронічним явищем».
Можно списать все на параноидальную подозрительность оуновских борцов с кристально чистыми руками, но и эта версия имеет право на жизнь. По крайней мере, после прихода Красной армии в 1945 году в Вену его никто не тронул, и он мирно умер как австрийский гражданин в 1969 году. Однако Ярый не смог бы сделать ничего, не будь члены ОУН поражены сатанинской ненавистью к окружающему миру и друг к другу.
Немцам гражданская война в ОУН, обернувшаяся тут же горами трупов, оказалась очень на руку. И Бандера, и Мельник рассчитывали, что Гитлер создаст нацистскую Украину по примеру Словакии. Но у того были другие планы. Фюрер собирался германизировать Украину. Ведь в древних хрониках она описывалась как земля готов — скандинавского племени, завоевавшего во II веке н.э. степи Причерноморья. Города готов в Крыму сохранялись аж до XV столетия! После окончания войны Гитлер хотел превратить Крымский полуостров в образцово-показательный курорт, покрыть Украину автобанами и поселениями немецких колонистов, а славян загнать в резервации, выделив из них только тех, кто по антропологическим признакам подходил бы для «ариезации» — то есть светловолосых узколицых блондинов с так называемыми «длинными» черепами.
По тому, как вели себя оуновцы, было сразу видно, что они не арийцы. Можно даже на череп не смотреть. Да и как можно отдавать такую страну людям, которые разворовывают «бюджетные» деньги и не могут навести порядок в собственном лагере? Организационные способности как мельниковцев, так и бандеровцев были еще ниже аналогичных качеств «оранжевого» режима, деятельность которого мы имели счастье испытать на себе в последние пять лет.
По словам Зиновия Кныша в книге «Раскол в ОУН», шеф ровенского гестапо Миллер орал мельниковскому поручику Волынцу: «Ми видали мільйони грошей і вклали несамовиті зусилля, щоб поруч Мельника поставити Бандеру. Ми не пожаліємо нічого, щоб створити ще десять Бандер, а самостійної України таки не буде».
Первородный грех украинского национализма, поставившего на сделку с дьяволом, тяготеет над ним до сих пор. Недавний скандальный раскол в «оранжевом» лагере — тому очередное подтверждение. Раскололось все — от «Поры» до дуэта «Витя и Юля»!
Олесь Бузина
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
