Гевалт-шоу :)

Если тебе нужен свет экрана, или ты моешь посуду, или прибираешься на кухне под крики актёров, изображающих русских или украинцев, в роли умных или буйных, вождей или комиссаров, профессиональных либералов или профессиональных патриотов, то можно (и нужно, старик) сделать звук потише.

На грани слышимости начинается какое-то странное ощущение нереальности происходящего на экране — от людей на экране отваливаются маски.

Нет, они держат лица, осанку, стараются не потеть под гримом, не думать о кредите, давлении, сквозняке, предновогодней суете, о том, что актёр напротив, разыгрывающий роль федерального политика или не менее честного провидца, ещё два года назад был тебе до тошноты омерзителен, а четыре года назад ты его видел среди своих, и что ты зависишь от этих своих и баблом, и существованием, и признанием — "ты гений, старик!" — и вот они говорят, говорят, говорят с той стороны экрана, но тебе их уже почти не слышно.

Стоит только выключить звук полностью, начинается главный фокус: вот он, только что значительный и серьёзный, цицерон и комиссар, бретёр и кондотьер — словно в немом фильме — слишком машет руками, слишком хлопочет лицом, слишком блестит губами и брызжет слюнкой в уголке поношенного рта — и, самое главное, видно, как бегают его глазки, как он, ни секунды не раздумывая, что, вообще-то, свойственно любому человеку с совестью, ни секунды не раздумывая, говорит, говорит много, напрягает шею, переходящую в округло-бабье декольте, — и ты всматриваешься в его базарно-оживлённое лицо торговца блошиным барахлом и думаешь, как же Господь Бог шельму метит, как неумолимый ветер времени искривляет губы в блудливую гримаску, как чертит чёрточки чертячьего лукавства в уголках припухших глаз, как медленно течёт воск, оплавляя римский профиль (не шучу, старик, в молодости все римляне) в нечто противоположное — где твои свиньи, гадаринец?

Что, прыгнули с обрыва?
Все?
Все до единой?
А что же ты не прыгаешь?
Ах, твоё время не пришло?

Поставишь последнюю тарелку в посудомойку, таблетка, три кнопки, щелчок замка, подойдёшь к окну, где в нереально тёплом декабре беззвучно растворяется вечер трудного дня, вдруг коснёшься раскалённым лбом холодной прозрачности и будешь думать о её глазах и улыбке, как она всматривалась в тебя, страшась и надеясь увидеть судьбу, — и ты видишь мерцающие в дальних окнах новогодние гирлянды, летящую в чёрном небе связку воздушных шаров, — или то душа полетела? Или ведьма? — и будешь стоять, и будешь шептать, и будешь молить милости забвения, милости незнания, милости стирания твоей корчащейся памяти...

Дмитрий Конаныхин