Как удобно было бы жить, если бы все люди были одинаковыми, иногда думаю себе я. Не внешне, конечно же, а строго по внутреннему своему содержанию: есть вот младенцы и дети с абсолютно одинаковыми характерами (можно даже не делить по полам), женщины, мужчины и старики (этих тоже по полам можно не делить) от которых всегда знаешь чего ожидать и, соответственно, как реагировать.
Несколько скучно стало бы, не спорю, а художникам и поэтам с писателями про заек – так и вообще тоска зелёная: ну что ты напишешь без душевных мук и терзаний с сомнениями. Ну Репку, ну Колобок, а дальше-то что? Всё, блин, даже «Наша Таня громко плачет» не выйдёт – нет поводов для вдохновений, хоть ты тресни и никаких тебе «Отчего люди не летают как птицы?». Но зато какая практическая польза была бы от этого в быту, вы только представьте! Вот отчего люди ругаются, ссорятся и трудно заводят себе друзей, а потом с ними уже ругаются, ссорятся и сетуют на то, что вокруг одни подонки? От того простого и очевидного факта, что все люди разные и нет никакой возможности найти рядом с собой идеального человека для раскрытия ему души и совместных походов на рыбалку потому, что идеальный человек для каждого - это он сам. «Он сам» - умный, добрый, отзывчивый, в меру щедрый, достаточно воспитанный, эрудированный до нужной степени, умный и красиво говорит вслух. А остальные? Вы только посмотрите вокруг: вот тот глуповат, у того денег в долг не допросишься, а тот так и вообще считает, что блатной шансон – это музыка и удивляется, отчего некоторых от него тошнит, а вон тот вон колхозник, вы только на него поглядите, вообще вместо «шаверма» говорит «шаурма» - ну как с ними со всеми можно водить какое-то общество?
На самом деле, просто, сейчас научу, – я например всегда чётко понимаю, что самый идеальный человек на Земле – это я, а остальные, в любом случае, будут обладать какими-то недостатками (по сравнению со мной, само-собой, – если сравнивать, то только с эталоном!), но ряд недостатков я готов терпеть, даже не обращая на них никакого внимания и легко их игнорирую и только некоторые из них настолько не вписываются в мою картину мира, что люди, у которых я их нахожу, не имеют никаких шансов на сочувствие, понимание и какую-либо взаимность в моих глазах. Вроде как довольно просто, вы не находите? Но не у всех, почему-то, так получается, что и натолкнуло меня на мысль о возможной пользы от одинаковости – представляете, все вокруг – друзья? Что это, по вашему, как не самая лучшая утопия, о которой вам было известно до настоящего времени? Да и с борьбой полов и процветающим, на её почве, сексизмом было бы покончено в один момент! Нашёл себе партнёра, подходящего по размеру – и всё, считай счастье в рукаве, не надо страдать, притираться, находить компромиссы, работать над отношениями и даже бороться за них – это сколько освободившегося времени можно потратить на саморазвитие и духовные практики? Да, блин, праны в атмосфере не останется – всю сожрут! Вот как хорошо жить станет!
Для чего я тут всё это развёл, я уверен, к этому моменту уже подумала часть читателей, а часть так и вовсе читать перестала, а для того, что мне надо, чтоб вы чётко понимали, что все люди – разные, а не только для того, чтоб проверить вашу реакцию на возможный синопсис для чего-нибудь.
И командиры подводных лодок – тоже разные, потому, что они – люди. И в этом рассказе речь пойдёт не про Александра Сергеевича, а про другого командира, с которым мне довелось служить в другой дивизии и на другой подводной лодке – зла я ему не желаю и, поэтому, имени его раскрывать не стану, сколько не уговаривайте и, к моей большой удаче, Константин Соколов его тоже не знает и угадать не сможет, так что хоть на этот раз, но мне точно повезёт! Командиры подводных лодок в некотором роде особенная категория людей и даже трудно их описать, не прибегая к французскому, но можно сказать, если коротко, что, не смотря на то, что их объединяют некоторые признаки, а именно: острота ума, огромный багаж знаний и умений, умение мыслить и действовать по строго обозначенным алгоритмам, но, при этом, проявляя неординарность мышления, умение находить рычаги давления (подход, если по научному) к абсолютно разным людям, как рассусоливая в бытовой и повседневной жизни, так и с помощью двух-трёх слов, в нестандартных ситуациях; есть, всё-таки, одна особенность, которая делает каждого из них уникальным, как, впрочем, и каждого человека на Земле – это характер. Из-за этого самого характера встречаются как такие, которых называют в экипажах папами не потому, что так принято, а потому, что так хочется, так и люди с характерами окрашенными некоторыми признаками низости, вульгарности и наплевательского отношения к людям – мудаки, одним словом.
Тот, например, о котором сегодня пойдёт речь, вполне мог себе позволить позвонить офицеру (семейному и с детьми) домой среди ночи и потребовать принести ему в ресторан сигарет потому, что у него кончились, а в ресторане дорого. Или перед отпуском лично выдавать отпускные каждому и, выяснив куда он едет, говорить, какой подарок он хочет, чтобы тот ему привёз, причём, это был широкий спектр: от шитой фуражки до сала или самогона. Был он отнюдь не дураком, но откровенным карьеристом и показушником, что вкупе с теми нюансами его поведения о которых я рассказал, естественно привели к тому, что мы с ним враждовали. Вражда эта не была острой, а скорее вяло протекала, лишь иногда вспыхивая острыми конфликтами – как хорошо, когда вам друг на друга наплевать, правда? Даже враждовать и то можно вяло!
Разжился как-то флот деньгами настолько, что разрешил нам провести планово-предупредительный ремонт системы воздуха высокого давления силами БСРЗ (берегового судоремонтного завода), что не могло не радовать – система ВВД вещь крайне опасная, при небрежном к себе отношении и способна в одиночку погубить подводную лодку со всем экипажем на борту. С подготовленным экипажем – нет, но с тем, который был в то время – да. Опасность её заключается в том, что воздух высокого давления, который она вырабатывает (компрессорами), хранит (в баллонах) и раздаёт потребителям (в основном на систему продувания балласта) крайне чувствителен к чистоте своей арматуры и полном отсутствии на её поверхностях любых горюче-смазочных материалов, трещин, сколов, раковин, эмульсий – короче всего того, что с радостью начинает гореть и взрываться в присутствии воздуха сжатого до четырёхсот килограммов на сантиметр квадратный. Ухаживать за ней было тем более сложно, что по штатному расписанию на лодках этого проекта совсем маленький экипаж – конструктора посчитали, что создали лодку, если и не автомат, то полуавтомат уж точно, а такие мелочи, как обслуживания матчасти их не фачил ни в один сустав. А тут специалисты с БСРЗ ревизию проведут, всё почистят, помоют, протрут и высушат хлопковыми тряпочками – красота, да и только! У меня из живых-то трюмных старшина команды Вова по прозвищу «Потрошитель» и матрос третьего месяца службы, то есть абсолютно не пригодный к самостоятельным действиям внутри корпуса.
Вова крайне милый и добрый парень, очень компанейский, уважительный и отзывчивый, а кличку свою получил отнюдь не за свирепый нрав и тягу к убийствам, а за оставшиеся ещё внутри него белорусские корни.
В центральном:
- Вова, ты журнал трюмный заполнил?
- Заполняю па трошки!
За столом: - Вова, ты чего филонишь-то?
- Да я пью, пью. Па трошки я.
На погрузке: - Эй, чулела! Майнай па трошку!
- Какуй патрошку, Вова!!! У нас нет патрошки! У нас насос!!
- Ну хуй с вами, давайте насос, раз нет патрошки!
Юморной, в общем, был парень, но неторопливый, отчего и употреблял часто выражение «Па трохи» (По немногу) в уменьшительно-ласкательной форме, через что и получил прозвище «Потрошитель».
Вова сегодня стоит на вахте и сейчас спит в каюте, а я сижу в центральном и предвкушаю. Гражданские же специалисты придут, ё-моё, в кои-то веки!
- Центральный, верхнему! Прибыли гражданские специалисты для ремонта системы ВВД!
- Проверяй документы и в центральный!
- Ой, а можно мы в корму сразу пойдём? – это кто-то из них кричит.
- Отставить корму! Сначала в центральный!
Ну порядок такой, надо же проверить их на отсутствие бомб и трезвость. Инструменты и материалы их рассмотреть, опять же и потом подписывать разрешение на работы. Спускаются долго. Пыхтят и таскают из третьего, где люк, во второй, где центральный, огромные вэвэдэшные ключи, приспособы свои, ветошь в тюках, тазики, вёдра и картонные коробки. Что-то много этих коробок, да и странные они какие-то: маленькие.
- Ну всё! Подписывайте, да мы в корму пойдём!
- Постой, паровоз, список-то где? Давай сюда. Так, теперь ведомость. Показывайте. Так... ключи… так… ёмкости… так…так… спирт. Где спирт?
- Так вот же! – и их старшой, широко улыбаясь, ещё шире показывает руками на эти коробки.
Так, бл..ь, что-то тут не то – я первый раз, что ли, на флоте, не знаю как выглядит спирт? Беру ближайшую ко мне коробку, чего это, думаю, работяги-то мнутся как-то, открываю. А там стройными рядами, как терракотовая армия, только из стекла, стоят ряды и шеренги лосьона «Огуречный» и, радостно дзынькая, смотрят на меня зелёными крышечками.
- Не понял, - говорю, потому, что и правда не понял, - это что такое?
- Это огуречный лосьон! – радостно сообщает мне старшой.
- Я вижу, что не шато марго, а зачем здесь лосьон в таком количестве?
- Перемычки ВВД мыть им будем! Он дешевле спирта!
- Ну ох..ть теперь! Спасибо вам ребята от чистого сердца, что хоть не портвейн, но идите-ка вы отсюда и желательно на х..!
- Ды ты чё, командир! Вот, смотри, 90 процентов спирта же, ну! Ну какая разница!
- А одна даёт, а другая – дразнится, вот тебе и вся разница! – я от шока даже не могу искромётно шутить и говорю стандартными фразами.
- Ай, ну что ты, ну давай договоримся!
- Давай, - говорю, - конечно. Вот ты сию же минуту избавляешь человечество от раковых заболеваний и пожалуйста, хоть вообще не мойте! А иначе – ноги в руки и бегите, пока я от шока не отошёл.
- Ну можно я в гальюн зайду?
- Ну зайди.
Смотрю вниз – он проскакивает мимо гальюна и бежит к каюте командира, как будто я не понял, куда ему надо, ага. Минут через пять оба прибегают в центральный.
- Так, чего ты выё.....шься? – спрашивает меня командир, напуская на себя грозный вид.
- Отчего же Вы таким странным словом называете выполнение мной должностных обязанностей?
- От того же! – командир хватает флакон и читает состав, - ну! 90 процентов спирта! Нормальная жидкость! Пусть моют!
- Во-первых, в отличии от Вас, я этикетку прочитал, а не сделал вид, что читаю и спирта там 70 процентов, а не 90, а во-вторых, даже если бы и 95 было, то из-за остальных 5 я бы работы всё равно запретил.
- Так! Записать в вахтенный журнал, что я разрешил начать работы! Я распишусь! Давайте свои наряды, я подпишу разрешение! Наберут тут на флот не пойми кого!
Ну ладно, думаю, что тут спорить-то? Не зря же я труды Владимира Ильича учил – мы пойдём другим путём! Ухожу в каюту и пишу там записку дрожащими буквами на клочке бумаги:
«Мэйдэй! Мэйдэй! Спасите наши души! Работяги пришли на борт с огуречным лосьоном и собираются мыть им перемычки ВВД!!!! Я запретил, но командир меня не слушается в виду классовой вражды между нами! Позвонить не могу из-за конспирации! Записку, пожалуйста сожгите, а лучше съешьте! Товарищ капитан первого ранга! На вас уповаем! Кто, если не вы? Где вы – там победа!». Перечитал, похвалил себя за в меру добавленные нотки паники и лести, сложил записку в мыльницу и бегу к Вове-потрошителю. Трясу его изо всех сил:
-Вова! Вова! Вставай! Жопа!
- Чего это я жопа? Я после вахты, имею право!
- Да не ты жопа, а у нас жопа! Вова садится на кровати и, часто моргая спросонья, ждёт инструкций – золото, а не боец!
- Вова. Вот мыльница. В мыльнице – записка НЭМСу. Беги в штаб, но в штаб не заходи, чтоб не спалиться, обойди вокруг и в окошко ему мыльницу забрось и запомни – если что, я буду всё отрицать!
- А что случилось-то?
- Работяги собираются ВВД лосьоном огуречным мыть, командир разрешил.
- Врошь?
- Вова, оставь свой белорусский акцент и сомнения в моей вменяемости! Беги, Вова! Беги!
Вова не верит до конца, но, вроде как, чувствует опасность спинным мозгом, как опытный подводник, хватает мыльницу, вскакивает в тапки и прямо в чём мать родила бежит в штаб. Выражение в чём мать родила, для подводника означает в РБ и тапках.
Ну всё, теперь можно и успокоиться – Вова не то, что до штаба, он и до Москвы добежит, если надо, при этом никому не попадётся и в точности всё исполнит. А НЭМС уж точно в обиду не даст.
На НЭМСов (начальников электро-механической службы) мне вообще везло всегда. Хотя, думается мне, что если механик дослужился до звания капитана первого ранга на боевом флоте и занимает должность заместителя командира дивизии, то, априори, он не может быть тем, с которым не повезёт. Это же, всё-таки, не люкс какой-нибудь, а свой человек. От сохи, так сказать. А тот НЭМС, к которому бежал сейчас Вова был, мало того, что строгим, но справедливым, так ещё и довольно колоритным представителем этой когорты: высокий, плотный, широченный с квадратной шеей и маленькими гусарскими усиками. Чтоб подчеркнуть своё пролетарское происхождение, по штабу он всегда ходил в лодочных тапках и с расстёгнутым галстуком, который висел, как после эякуляции на зажиме в виде позолоченной лодочки и прямо любил, как он сам говорил, потрогать этих напыщенных командиров, люксовских выкормышей, за вымя. А тут-то уж, такой повод, что сам Босх велел!
И тут я вспоминаю, что на улице-то ранняя весна совсем, а Вова-то мой прямо в тапочках и побежал, а там тебе и лужи и сугробы и лёд, ну прямо вот все бонусы заполярной весны на щербатом асфальте! Жалко стало мне Вову и дай, думаю, гляну я на него в перископ, авось ему от этого теплее и суше станет. Ну мало ли. Смотрю в перископ – а Вовы уже и не видно за штабом флотилии, добежал уже, значит – может же, гад, когда захочет! От безделья, неопределённости и муторных ожиданий начинаю водить перископом туда-сюда и играть в морской бой в полном три-дэ. Вожу, вожу и такое необычное чувство, знаете, когда вы мельком увидели какую-то настолько странную картину, что даже не придали ей значения, в связи с её невозможностью и уже смотрите в другую сторону, а до мозга доходит, что вы только что увидели и он такой вспышкой яркой эту картинку зажигает в голове. Вот оно самое. Смотрю внимательно. Ого!
НЭМС бежит в нашу сторону прямо в тапочках и с этим галстуком расстёгнутым, который на животе у него вихляется, как маленький чёрный флажок с оборочками. Брызги от него во все стороны, комья снега – вообще дороги не разбирает. И лицо красное такое, как … красный цвет вот прямо красное.
Я вот сейчас точно же ни в чём не виноват, начинаю я уговаривать сам себя. Точно не виноват, но всё равно – страшновато внутри-то. Спускается. Дышит тяжело, что понятно – чай не мальчик уже.
- Где? – рычит на меня.
- Рабочие в корме уже.
- Нах.. мне эти рабочие! Лосьон где?
- А вот, одна коробка осталась, остальное унесли уже. НЭМС начинает распихивать пузырьки с лосьонами по карманам. Два – в брюки и по два в каждый карман куртки, ещё два сжимает в руках.
- В корме говоришь? Зови.
Сам становится у переборки в третий отсек, широко расставив ноги и держа в чуть разведённых руках бутылочки с лосьоном. И так их держит, что костяшки пальцев побелели – нормально он завёлся. Если бы сейчас из третьего во второй отсек ехал танк с фашистами, то из танка бы сильно завоняло, без вариантов, но работяги, видимо, уже успели по флакону накатить и идут во фривольном настроении и расслабленные.
- О, здоров, Егорыч! – кричит их старшой.
- Хуёрыч! – отвечает НЭМС и начинает метать флаконы в работяг. Сначала те, что в руках (судя по звуку – одним попал в тело, а другим промазал), а потом выхватывая по очереди из карманов. Двумя руками, как ковбой бьёт, при этом приговаривает:
- Егорыч. Да мой. Егорыч, Тебе! Сука! В рот! Не влезет. Я вас, бл.дей, научу Родину любить.
Из третьего начинает вкусно пахнуть свежестью, огурцами и спиртом. Вокруг всё железное и флаконы разбиваются со смачными звонкими бэмсами, щедро поливая вокруг себя лосьоном. Работяги сначала опешили, но потом дали дёру в корму. Егорыч, держа на весу последний флакон, бежит за ними – хочет бить наверняка, так как в отсеке уже и так свежо, а рабочие всё ещё недостаточно покалечены. Те заскакивают в четвёртый и держат оттуда кремальеру, НЭМС безуспешно её дёргает и бежит обратно в центральный, я успеваю сделать вид, что я и не смотрел вовсе, но, когда он с лосьоном наперевес, заскакивает, начинаю оправдываться, что я сразу хотел их выгнать и нет моей вины в том, что так произошло. НЭМС раздражённо отмахивается от меня, бормочет "так, переходим ко второму акту", и хватает переговорное устройство. Включив на нём кормовые отсеки, орёт:
- Десять! Минут! На одиннадцатой даю ЛОХ в корму! Не потравлю лохом вас – дам ВВД в отсеки! Мне пох..! Меня в тюрьму не посадят – я двадцать лет на железе! Я уже психический мутант, а не человек! Десять! Минут! У вас!
В центральный поднимается командир – его привлекает шум и непонятные запахи, увидев НЭМСа, он начинает приветливо улыбаться:
- Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга!
- Ага. Ты. А ну-ка пошли к тебе в каютку отойдём, мил чеаек. И так с флаконом и уходит. Каюта командира далеко и, к сожалению, из неё ничего не слышно, но дрожь по переборкам доходит, да – НЭМС там орёт. Жирные, сочные яти, уи и ецы просачиваются через систему кондиционирования и гроздьями свисают с подволока – им явно тесно в командирской каютке. А в конце глухой «звяк» явно ставит точку в судьбе последнего флакона лосьона «Огуречный». Рабочие, в это время, спешным порядком выгружают коробки в люк третьего и явно собираются бежать с поля боя. От командира НЭМС приходит уже спокойный, как лев, съевший антилопу.
-Кто дежурный?
- Йа – тоненько пищит из-за перископа наш молоденький минёр.
- Вызови мне машину из дивизии. Не буду же я в таком виде разгуливать по территории.
- Есть вызвать машину! НЭМС садится в кресло и смотрит на меня:
- Чего я сюда в тапках-то прискакал, а?
- Не знаю, тащ капитан первого ранга, торопились, наверное.
- Эти-то ушли?
- Сбежали, побросав орудия своего труда. Только лосьон и забрали.
- П....ц, да?
- Сам в шоке, тащ капитан первого ранга!
- Ладно. Если что – звони немедленно! Если утаишь, пойдёшь на поводу – порву, как Тузик грелку. Веришь?
- Ага.
- Не ага, а так точно! Ладно. Я пошёл. Надо валидолу. Или корвалолу. Или валокардину….
Так, бормоча название седативных препаратов, НЭМС уходит. Минут через несколько в центральный заглядывает командир, видя, что НЭМСа уже нет, смелеет и врывается в центральный, пылая гневом:
- Ты, сука, меня сдал?
- Никак нет, - говорю, - собирался, не скрою, но не успел даже ботинок надеть!
- Звонил? Минёр, он звонил?
- Никак нет!
Командир хватает трубку и звонит на коммутатор, там выясняет, что да – никто с борта не звонил, потом звонит в штаб, там выясняет у дежурного, что в штаб никто из его экипажа не приходил.
- Только ты! Больше некому! Но как, сука, как? А у меня после слов «Только ты» всегда в голове Элвис петь начинает, даже не знаю, с чем связано, но вот триггер такой стоит там где-то. И командир ещё больше бесится, от моего блаженного внешнего вида, не, ну а как? Элвис же красиво поёт – настоящее блаженство.
В центральный спускается Вова – всё произошло так быстро, что он только сейчас вернулся из штаба: обратно-то он не бежал, а крался, да потом ещё у работяг пока пару флаконов лосьона отобрал в качестве моральной компенсации.
- Так! – набрасывается на него командир, - где был?
Вова хлопает синими глазами и включает белорусский акцент, вообще он обычно разговаривает без него, но в напряжённых ситуациях всегда включает – так он выглядит более беззащитным и вызывает к себе больше милосердия. По его собственному мнению.
- Таш командир. Ну хде я был у робе и тапках? Покурыть ходил. А што? Нельзя уже курыть?
У Вовы мокрые носки и штаны по колено, но командир в гневе этого не видит. Никогда не пытайтесь что-то выяснить в гневе, запомните. Сначала – валокордин, потом - расследование.
- Ладно, иди!
- Дык я и иду! – бубнит Вова спускаясь вниз, - никого не трогаю, как на вахте через сутки, так войди в положение, Уладимир, а как покурыть сходить, так тут же и выеб.т тебя ещё!
Ну артист, - говорю же вам! Командир ещё пометался по центральному некоторое время и, затаив на меня ещё больше злобы, ушёл. Через пару дней работяги вернулись с нормальным спиртом и провели ППР системы ВВД, ко всеобщему удовольствию.
Так что и такие бывали командиры, правда хочу заметить, что крайне редко, буквально в единичных экземплярах. Вот тогда мне первый раз и пришла в голову мысль, когда я сравнивал Сан Сеича и вот этого, другого, что, в принципе, была бы определённая польза в том, чтобы люди были в чём-то похожи друг на друга. Ладно, пусть не огульно все на всех, а, хотя бы по профессиям, должностям и рангам – от этого некоторые вещи стали бы более правильными. Это фантастика, скажите вы? А кто нам может запретить фантазировать, позвольте вас спросить?
Источник:
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
