Осенняя маркировка

- Ну, кто желает высказаться? Смелее, я ж не укушу, как говорят…

Депутаты молчали. Александр Ефремов пялился в пространство прямо перед собой; Олег Царев угрюмо изучал взглядом люстру; Вадим Колесниченко ковырял холеным ногтем лакированную поверхность стола. Остальные глазели кто куда. И только Ирина Бережная, в платье с фривольным декольте и призывной поволокой в глазах, спокойно и мощно смотрела на главу государства. На губах ее играла неизменная полуулыбка.

«Надо бы ее подальше отсадить, - подумал Виктор Федорович, непроизвольно сглотнув, - а то с мысли сбивает». Президент опустил на кончик носа очки и, добродушно глядя на соратников, спросил:

- Повторяю вопрос: кто желает высказаться по ситуации с Марковым? Давай ты, Нестор.

Нестор Шуфрич поднялся со своего места и глухо заговорил:

- Я думаю, каждый из нас понимает важность и необходимость этих решений. На кону – евроинтеграционная перспектива Украины, и те представители кремлевской пятой колонны, которые, к сожалению, проникли в наши ряды…

- Нестор, ну что это такое! - ласково перебил докладчика Виктор Федорович – Ты же у нас за Таможенный Союз…

Волосы на голове у Нестора Ивановича зашевелились от ужаса, но он упрямо гнул свое:

- …и каждый из нас должен на своем участке фронта сделать все от него зависящее, чтобы… Вспоминаю, как в 2004 году в третьем туре выборов я и мои коллеги по Вашему штабу не сдавались, но дружно и слаженно…

Виктору Федоровичу вдруг стало скучно.

- Ладно, - сказал он, - садись. Колесниченко!

Вадим Васильевич встал и, расправив широкие плечи, глумливо и дерзко ухмыльнулся.

- Я буду с Вами предельно откровенен, мой президент, - заговорил он. – Это блестящее решение гениального полководца. Вы попали фашистам в самое сердце!

- Какое сердце, какие, бл.дь, фашисты? – недоуменно переспросил Виктор Федорович. – Вадик, ты, ****улся, что ли?

- Всякий, кто ставит под сомнение Ваш евроинтеграционный курс, - фашист и недобитая нацистская нелюдь, мой президент! – вытянувшись струной, пророкотал Вадим Васильевич.

Виктор Федорович бросил брезгливый взгляд на его карамелевого цвета прическу и звонким полушепотом спросил:

- А как же твой друг Игорек? Вы же вместе с ним из путинской руки жрали…

На лице Колесниченко не дрогнул ни единый мускул.

- Мне стыдно и больно за моих бывших друзей, мой президент, - ровно и четко ответил он. – Я же как стойкий солдат партии…

- Ладно, солдат, садись. Чечетов!

Раздался сначала негромкий шорох, затем громкий стук чего-то о пол.

- Ну, что там такое? – недовольно спросил Виктор Федорович.

Губы сидевшего рядом Евгения Геллера искривила улыбка.

- В обморок упал, - сказал он. – Вот же ж суслик…

Виктор Федорович поморщился.

- Бахтеева, Татьяна Дмитриевна, приведите его в чувство, - попросил он. – Ладно, сократим беседу. Так что, по Маркову и Анисиму все согласны?

Все молча кивнули, и непривычно бледный Александр Ефремов произнес:

- Все «за», Виктор Федорович. Фракция едина в поддержке ваших реформаторских устремлений!

- Ладно, идите, - недовольно сказал президент, глядя на то, как отдувается только что открывший глаза багровый Чечетов.

Когда зал опустел, Виктор Федорович в задумчивости прошелся по дорогому ковру, а потом, обращаясь к висевшему углу портрету Гетьмана Мазепы, пожаловался:

- Вот с кем приходится дело иметь! Спросил их по-доброму, по-дружески – и то зассали!

Старик с картины торжественно молчал. Виктор Федорович понимающе кивнул головой, сел за стол и, подняв трубку красного, стоявшего поодаль от других, телефона, сказал невидимому собеседнику:

- Ну, докладывай. Что там Медведчук?