На улице – весна. Еще с конвульсивными потугами холода, но уже весна. В воздухе носится запах обновления, солнечные лучи деловито облапывают промерзшую землю, поют птицы и даже вороны каркают как-то по-особенному. Каркают, кружась над центром города, заглядывают в окна офисов, пучат глазки-бусинки, орут во все свои вороньи глотки – ВЕС-КАР-НА-КАР!
И такая радость на сердце, такая легкость, что писать о гнусностях и гадостях просто-таки не поднимается рука. И надо бы, а рука-изменница не шевелится. Кроме того, отдельные обвинения меня, как автора, в несколько однобоком видении процессов, происходящих в славной нашей стране, вынуждают писать о хорошем. Говорят, «он слишком все в темном свете видит», пишут – «он с черными красками перебарщивает», требуют доброты и понимания. Ну как можно не прислушаться к читателям!?
Недавно в разговоре меня пытались убедить в том, что оккупация Киева людьми с отсутствием зачатков культуры – явление не только вредное, но и полезное. Мол, миграция – естественный процесс, и нужно входить в положение мигрирующих. Они же не виновны в том, что жизнь такая?
Как-то раз наблюдал за мытьем телес на пляже нескольких грязных строителей. Когда отдыхающие стали призывать к их совести, чумазые и мыльные гастарбайтеры отгавкивались в унисон – «жизнь такая!» Хватит писать о плохом резко и зло. Нужно входить в положение, примерять на себя чужую шкуру, и пытаться понять, почему «жизнь такая».
Итак, входим в положение. Я – житель отдаленного села. Живу себе, местный клуб посещаю, курю коноплю, нарванную за единственным продуктовым магазином. Также употребляю спиртные напитки. Не потому что я дурак или алкаш, а потому что делать в моем селе абсолютно нечего. Скучно в селе – свет по часам, вода из колодца, девки толстые да кривые.
Книг я не читаю, потому что у нас дома их нет, да меня, в общем-то, не сильно тянет на чтение. Ни мать моя, ни мой отец книг не читали, и ничего – прожили как-то.
Моя мама доярка в колхозе «30 лет без урожая», но зарплата у нее 800 гривен, потому живем мы с огорода. Он у нас большой. Возим выращенные своими руками «бурячки» и «картопельку» на рынок, в город. Еще огурцы бочковые возим с помидорами и капустой. Стоим, продаем, осенью мокнем, мерзнем зимой, растекаемся потными пыльными потеками летом.
А в городе есть на что поглядеть. В городе девочки симпатичные бегают, тонкие ножки переставляя быстро-быстро. В городе витрины магазинов неоном светят, машины дорогущие катаются по проспектам. В городе «Караоке на Майдане» имеется. А на Майдане и без караоке есть чем заняться. Хочешь – пиво пей, прогуливаясь с односельчанами, хочешь - девочкам тонконогим матерные комплименты вслед отпускай. В столице у всех зарплаты – закачаешься, в столице работы полно, в столице клубы – не чета сельским, в столице можно всего добиться, не прикладывая особых усилий.
Но нужно возвращаться домой. И однажды ржавым гвоздем заседает в мозгу желание – «хочу в Киев». Жжет гвоздь, с каждым днем глубже в желе головного мозга входит. Перерастает желание в идею фикс. Тогда родители режут двух свиней, достают из кубышек сбережения, все эти километры соленых огурцов и тонны картофеля, трансформированные в купюры.
Я на пороге новой жизни. Я на пороге загробного мира, куда исчезали жители моего села, но откуда они не возвращались больше. Я еду к мечте, к караоке, к девочкам. В Киев…
Приехать в Киев – еще ничего не значит. Нужно здесь «зацепиться». Проще всего стать студентом. Заносишь кому надо накопленные родителями денежки, получаешь зеленую дорогу к знаниям.
ВУЗ – бывшее ПТУ, но это не беда. В Киеве сейчас 90% ВУЗов – это бывшие ПТУ, или, в лучшем случае, техникумы. Главное, чтобы общежитие было. Общага. Поступаю на бюджет, селюсь в общаге, получаю стипендию. Фокус-покус, и я уже киевлянин!
Учусь, правда, ни шатко, ни валко. Можно сказать – вообще не учусь. Но моих преподавателей, как две капли воды похожих на моих же односельчан, это не сильно угнетает. Сессии сдаю успешно. Благодаря все новым кабанчикам. Родительские кабанчики приносятся в жертву моему будущему. Они проливают кровь на жертвенник ненасытного бога высшего образования.
Теперь я чувствую себя в Киеве хозяином. У меня пока что нет автомобиля, но мобильный телефон в кредит я уже приобрел. Мамка с папкой исправно присылают мне продукты. Они тащат баулы с этими продуктами, кряхтя и матерясь, а я, благодаря их заботе, имею возможность всю стипендию тратить на развлечения. Пью пиво с орешками в парке, культурно расту, посещая рок-концерты под открытым небом. В театр меня не тянет, потому что глазеть на кривляния взрослых мужиков и баб на сцене – удовольствие не для таких парней, как я. Еще платить за эту чепуху…
Стипендии мне не хватает, поэтому я занимаюсь подработками. Когда есть выборы – стою с плакатами, когда выборов нет - участвую в рейдерских захватах. Захватываю никому не нужные книжные магазины типа «Сяйво», иногда имею возможность избить местных.
Я не люблю этих местных. Они с детства имели то, чего я не имел. Они восхищаются картинами и книгами, а мне плевать как на бесполезную мазню, так и на глупые печатные высеры бездельников, имеющих заработок ни на чем. Их бы в наш колхоз, там из них людей быстро сделали бы…
Мне не везет, потому что я не девушка. Был бы я девушкой – «поднялся» бы в Киеве намного быстрее. Мои сокурсницы знают – каким местом пробивать себе дорогу в мегаполисе. Их родители, в принципе, не против. Хотя, напрягаться на огороде родителям девочек приходится круче, чем родителям парней.
Я часто встречаю односельчанок в дорогих столичных клубах. Им мамки и папки привозят не только еду, но и деньги. Корячатся мамки, сгорбившиеся и коричневые от работы, для того, чтобы дочери выглядели отменно. Вот как увидишь разодетую, раскрашенную, с дорогим мобильным деваху, так и знай – моя односельчанка. Дочь доярки и комбайнера.
Дочери доярок вообще – самые пробивные. Они могут и в постель к начальнику прыгнуть, и с преподавателем университетским роман закрутить. Пробивные. Глядишь на такую, еще недавно не знавшую, как на эскалатор ступить, через год после приезда – она уже «в дешевые рестораны не ходит», она уже знает все клубы, и во всех шмоточных «лейблах» разбирается.
Правда, девчонка не знает – где какой театр, но это не беда. Вообще – сдались мне эти театры! И еще: девчонке, даже разодетой в пух и прах, наманикюренной и накрашенной, лучше рта не раскрывать. Потому что научиться говорить «по-городскому» намного труднее, чем выучить «лейблы».
Мы не хотим менять произношение, мы говорим на суржике, и нам «отое» нравится. Чего язык ломать, раз так привык разговаривать? К тому же, все больше журналистов, депутатов, чиновников разговаривают так же, как мы. Не напрягаясь, как привыкли на малых исторических родинах разговаривать.
А девчонке везет… Ее уже подвозит на пары какой-нибудь «папик» на крутой тачке, и такая становится «столичной» в доску очень скоро. Отсюда домой девочка не вернется даже под дулом автомата. Впрочем, как и все мы.
Как хочу – так и веду. Я, признаюсь - бросаю бумажки себе под ноги. Вообще, я культурный, но если урна в 20 метрах – мне что – нести бумажку к ней?! У нас в селе урн и вовсе не было. Город не очень-то моей бумажкой загрязнится. А дворники на что? И бутылки я бросаю на землю. Чаще – бью об асфальт. Не будут на мне бомжи наживаться! Я пиво за свои деньги купил, а они, собаки, от моих денег себе отхватят, тару сдав. Где справедливость?
Я не заморачиваюсь такими глупостями, как «культура поведения». Если хочу материться (я всегда хочу) – матерюсь, если хочу на улице высморкаться, зажав ноздрю – сморкаюсь. Не в себе же сопли держать! Я хожу с такими же крутыми ребятками, как сам. Мы друг дружку находим сразу. Моментально по мордам идентифицируем «свой-чужой». Бродим мы компаниями, ищем приключений. Мы – киевляне, и имеем право делать все, что хотим. Захотим – поломаем скамейки в парке, захотим – будем прохожих цеплять и лупить.
Мы – киевляне в первом поколении, но мы сильнее и увереннее «коренных». Мы закалены борьбой за выживание, мы готовы на все ради достижения заветной цели. А коренные – трусы и идиоты. Если кто-то начинает с ностальгией вспоминать о временах, когда у нас не было паспортов, его тут же называют «фашистом», как только кто-то заикается о возвращении настоящей прописки – ему тут же рот затыкают, как «ретрограду» и «душителю демократии». Иногда – сами интеллектуалы-киевляне затыкают. Мы завоевали Киев, и мы постепенно завоевываем все крупные города. Мы – как доброкачественная опухоль. Мы рожаем и воспитываем таких же, как мы сами. Мы – как омела, навсегда сроднившаяся с деревом-столицей, присосавшаяся и не могущая жить без него.
Мы везде – в милиции (почти на 100%), во всех ветвях власти, в кабинетах, на кафедрах, в медицине и в туризме, в сфере обслуживания и на транспорте, мы в каждом офисе и в каждом магазине. И нас – большинство. Мы взяли Киев без единого выстрела. Теперь не мы по углам кучкуемся, а коренные киевляне.
А еще, парадокс, но со временем мы начинаем ненавидеть приезжих. Мы считаем их «уродами» априори, всех, без разбора. Мы продаем земельные паи, и покупаем в Киеве квартиры. А потом мы сдаем втридорога эти квартиры таким же, как мы, приезжим. Мы презрительно называем села «жлобятнями», а односельчан – «жлобами». Мы не возвращаемся в родные пенаты, потому что там нет работы, а здесь можно срубить денег, не напрягаясь, потому что там нет развлечений, а здесь перед нами открыты все увеселительные заведения. Потому что там мы навсегда остались бы никем, а здесь мы начинаем чувствовать себя людьми. «Людьми», в том смысле, в котором мы это понимаем…
Во мне нет ни капли злости к людям, бегущим в город от безработной безнадеги череды серых дней-близнецов. Это не их вина, что там, где родились они, нет ничего, включая водопровода и отопления. Они, разумеется, не обязаны делать жизнь лучше на местах. Они не обязаны жертвовать годами жизни на то, чтобы наладить жизнь в родном селе. Они желают получить то, что имеют киевляне и горожане вообще от рождения.
Но почему же я обязан терпеть рядом этих ни в чем не повинных, но не умеющих и не хотящих жить цивилизованно ребят и девчат? «Да и не терпи, чего пристал?!» - спросит кто-то из читателей. Но в том-то и загвоздка – когда перестаешь терпеть, начинается нетерпимость. От нетерпимости – полшага к обвинениям в расизме. А на дворе весна, и читатели требуют быть добрее. Попадаем в смысловой тупик. Попали в смысловой тупик. Уже давно попали. Вляпались. В логическую ловушку. Быть добрым – значит сдавать остатки города безграмотной и голодной ораве, застраивающей парки, матерящейся в транспорте и рыгающей на всех углах. Быть злым – нарываться на осуждение и обвинения в расизме.
Что же делать, уважаемые, как стать слугой двух господ – цивилизованности, и желания сохранить хоть часть города, который поражал когда-то красотой, а сегодня стал похож на вяло шевелящуюся кучу зловонного человеческого мусора, свезенного со всех окраин?..
Анатолий Шарий
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
