Анатолий ШАРИЙ. Беспризорное будущее Украины

...мелочь. Суммы называет странные – то сорок копеек, то двадцать пять. В 90% случаев его посылают подальше. Послал чумазого пацана и я. А потом подошел к нему и попросил рассказать о себе. Не бескорыстно рассказать. Типа платного интервью.

Я знаю этот контингент. Иногда улица учит их не только выживать в нечеловеческих условиях, но и филигранно врать. Я предупредил – «если соврешь, я почувствую, и денег не получишь». «Я не совру...» – ответил мне он.

«Мама меня выгнала...»

Пацану на вид лет пятнадцать. Высокий, худой. На голове - копна светлых волос. Глаза - голубые, ясные, как у трехлетнего ребенка. Нос сломан. Разговаривает на чистом украинском языке. Обороты речи правильные, отвечает четко, ясно.

– Ты откуда?

– Житомирская область, Радомышльский район, село Вышевичи.

– А здесь что делаешь?

– Бродяжничаю. У меня мать лишена родительских прав.

«Бродяжничаю» он произнес таким заурядным тоном, как будто «гуляю» ответил.

– Давно?

– Да. Я с восьми лет на улице. Даже в школу не ходил.

– Сколько тебе сейчас?

– Будет семнадцать.

– За что мать лишили родительских прав?

– Она пила всю жизнь. Ее как-то позвали в сельсовет, чтобы она подписала документы – отправлять ли меня в интернат или в школу. Она пришла пьяной, сама написала заявление, чтобы ее лишили родительских прав. Потом я был в интернате в Вышевичах, но меня оттуда выгнали. Кто-то украл пять гривен, а тогда это были деньги, и подумали на меня. Потом соседи по пьяни сознались, что это они взяли, но меня назад уже не приняли. Пошел домой, стал просить маму взять меня назад. Она меня прогнала...

«Юля Тимошенко «Момент» запретила...»

– Подожди, я не понял – как это «выгнали» из интерната? Что это за интернат такой?

– Для умственно отсталых.

На кого-кого, а на умственно отсталого мой собеседник явно не похож.

– Кроме тебя, есть еще дети в семье?

– Два брата. Самый младший умер в 2007 году. Мама ушла за водкой, а он взял спички и сгорел вместе с хатой. Сельсовет другую хату дал. Второй брат в Бердичевской школе-интернате учится.

– Что стал делать, когда мать тебя не приняла?

– А что делать? Сел на автобус, приехал на вокзал, сел на электричку, приехал на Святошино (станция в Киеве). Познакомился с хлопцами, начал бродяжничать. Что за хлопцы? Так, разные. Маленькие и не очень. Бродяги. Ходят, просят по вагонам...

– Нос тебе кто сломал?

– А, это... Это на вокзале. Я год на Святошино гулял, просил, песни пел по вагонам. Все, что удавалось за день собрать, забирали старшие пацаны. Им лет по восемнадцать было. Сейчас половины нет – кого посадили, кто умер. Так вот, они говорили, что я на их районе прошу и потому должен все отдавать. Оставляли пятерку-десятку. Мне надоело, и я на вокзал перебрался. А там те же порядки. Как-то не хотел отдавать, так меня били человек десять. В переходе, где сейчас эскалаторы сделали, меня мочили. Я весь в крови выскочил на платформу, люди скорую вызвали, в больнице обезбаливающего дали...

– Потом подружились с этими пацанами?

– Не очень. Несколько раз клей вместе нюхали.

– А кто продает клей?

– На вокзале куча мест, где продается. Ничего, если таким, как я, но часто малыши лет по восемь покупают. Киоски на оптовом рынке, там женщины молодые продают детям целыми упаковками. Обычно на толпу берут тюбиков двадцать-тридцать. Раньше он стоил 90 копеек, потом гривну, гривну пятьдесят, а сегодня уже три гривны.

– «Момент» покупаете?

– Нет. «Формула» или «Квинтол». «Момент» Юля Тимошенко запретила продавать, и теперь он по-другому называется...

– Подожди, откуда у тебя такие сведения?

– В газете прочел.

– Читать умеешь?

– Умею. Сам научился...

Впоследствии я пытался найти информацию о запрете премьером продажи клея «Момент», но так и не нашел. Хотя сама схема интересная. Сродни «запрету» игорного бизнеса, который не только не закрылся, но и разросся...

«Доверять милиции? Шутите?»

– Где живешь?

– А, тут, на чердаке (показывает на сталинку над дорогой). Я там не один живу, а с Мишей. У Миши паспорт есть, и отец есть в Бердичеве. Не знаю, почему он к нему не едет. У нас там матрацы. Приходим поздно, уходим рано, чтобы жильцам не мешать.

– А в детскую комнату милиции попадал когда-нибудь? Там кого-то интересовало – почему у тебя документов нет, почему ты бродяжничаешь?

– Не интересовало. Всех интересует, чтобы я ушел с подконтрольного района. Есть тут дядька один на Керченской (Керченская, 5, криминальная милиция по делам несовершеннолетних Соломенского района. – Авт.), так он меня бьет постоянно. За что? Хочет, чтобы я с района ушел, не портил ему статистику. Дядя Вова его зовут, по-моему. Постоянно по гражданке ходит, не в форме.

– Сильно бьет?

– Сильно. В прошлый раз головой о стену бил, так я думал, что у меня череп треснет. А обычно дубинкой. Еще, бывает, на пол валит и лупит ногами.

– А за что вас туда забирают?

– Ни за что. Было бы за что – посадили бы. Несколько раз с нычки (с чердака, где живут пацаны) забирали, несколько раз с улицы. Мы идем с Мишей, а видно ведь, что грязные, так и забирают на «бобике». Мишу в райотдел, потому что у него есть паспорт, а меня на Керченскую.

– В райотделе тоже никто не интересовался тобой в смысле, почему на чердаке живешь?

– Да никому это не интересно. В прошлом году меня забрали с улицы, начали дубинками по спине бить. Хотели все того же – чтобы я с района ушел.

– Как ты к милиции относишься? Наверное, не особо доверяешь им теперь?

– Шутите? Они лапшу на уши вешают, когда рассказывают о том, как людей защищают. Сколько раз я в райотдел попадал, столько раз и видел, как там били задержанных.

– Вас здесь на районе много?

– Сейчас нас с Мишей только двое. Раньше была целая толпа. Многие умерли от наркотиков, а многих посадили. Двое моих знакомых у себя в Бердичеве какой-то кабель воровали и попались. Сидят теперь.

«Буду жить как-то...»

– Хватает того, что наколядуешь за день, на еду?

– Да. Вчера было 20 гривен, так мы купили масло с икрой, батон, молока, четыре сосиски. На одежду не хватает. Я куртку оторвал за 25 гривен, штаны за 20 гривен в секонде. Вот обувь нужно будет к зиме купить – кроссовки уже старые.

– Что дальше думаешь делать?

– Работать пойду. Тут один человек интересовался мною – что и как. Нормальный человек, солидный. Свозил меня на стройку на Краснозвездный, у него там бригада работает. Сказал, что возьмет к себе и, если получится, документы сделает.

– Появлялся он после того?

– Да, появлялся. Расспрашивал у меня вот, как вы. Говорил, что можно документы сделать, нужно будет только в Радомышль съездить. В загс там пойти, в больницу, где я родился. Сделаю паспорт и буду жить как-то...

Уже несколько дней я не вижу этого пацана возле МакДональдса. Возможно, нашел место получше, а может, человек сдержал слово и взял мальчишку на стройку. Может быть мужчина, которого заинтересовала судьба этого паренька, сделает ему то, что обязана была сделать инспекция по делам несовершеннолетних – документы.

Мы обязательно разыщем героя этой статьи.

И на From-UA появится фоторепортаж.

Мы покажем всей стране лицо «дяди Вовы», садиста с улицы Керченской, избивающего малолеток ногами. К слову, как мне рассказали, этот тип известен многим людям, занимающимся детьми улиц, своими странными наклонностями.

Мы покажем лица продавщиц клея, «молодых женщин», не задумываясь отпускающих отраву восьмилетним детям.

Мы покажем чердачное место жительства двух граждан страны, именующей себя «европейской».

В кого с годами превратятся пацаны, упрятанные от греха подальше за заборы лагерей? Кем выйдут оттуда эти ребята и куда направятся? К нам они направятся, на асфальт наших городов. И мы с вами заплатим в полной мере за чье-то преступное сегодняшнее безразличие к судьбе этих детей.

Сжатая до восьми тысяч печатных знаков, эта статья – судьба всего лишь одного из целой армии «лишних людей», выброшенных на улицу и предоставленных самим себе. Голодных, раздетых, не верящих никому и ничему, нанюхавшихся клея представителей поколения, которое рано или поздно должно превратиться в будущее Украины...

Анатолий Шарий