Анатолий Шарий: Как меня высылали из Голландии в Украину

Итак, 16-го июля около 10-ти утра я с подругой отправился в автомагазин в городе Алкмар, что за 45 километров от Амстердама. Когда мы вышли из магазина, увидели, что автомобиль заблокирован полицейским на мотоцикле.

-         Вот этого еще не хватало, - произнес я, и подошел к правоохранителю.

-         Документы.

-         На машину?

-         Нет, ваши.

Я протянул ему свою карту – вид на жительство в Литве. Дело в том, что у меня ныне два основных документа – паспорт беженца и эта карта. Паспорт я предъявляю при покупке авиабилетов, при получении (отправке) денег платежными системами и так далее. С собой его стараюсь не возить – документ важный, не дай Бог, потеряется.

Полицейский взял в руки мою карту, не глядя на нее что-то сказал в рацию, прикрепленную на шлеме. В тот же момент рядом притормозила машина с надписью «politie». Из нее выскочил еще один страж правопорядка.

Я понял, что дело серьезно – полицейский держал руку на кобуре, предложил мне повернуться спиной, положить руки на крышу его авто.

Моя спутница спросила по-английски «в чем дело?», он что-то ответил, я не услышал – что.

-         Нет, вы не понимаете, он политический беженец, это невозможно, - начала говорить она, но полицейские не слушали.

Как оказалось впоследствии, тот, что подъехал на авто, сразу сказал, что я в розыске на Украине.

Мне защелкнули наручники на запястьях, усадили на заднее сиденье, подругу оставили стоять на улице.

Уже находясь в машине, я увидел распечатки со своей фотографией.

-         За что меня задержали?

Полицейский, явно нарушая инструкцию, тихо ответил, не поворачивая головы:

-         По тебе пришло много запросов из Украины, в Европе ты ничего не совершал. Смотри.

Он показал мне страницу, исписанную мелким шрифтом. Я рассмотрел только мои данные вверху.

Привезли в тюрьму при полицейском управлении. Процедура стандартная – лицом к стене, ноги на ширине плеч, обыск. Сопровождало меня в камеру человек пять, смотрели, как на достопримечательность, перешептывались. Вроде бы как Аль Капоне удалось задержать скромным алкмарским полицейским.

Посадили в одиночку – очень маленькая, без окон, унитаз, кровать и столешница. Минут через тридцать явился начальник тюрьмы, начал что-то очень быстро говорить по-английски.

-         Я не понимаю.

-         Ты все отлично понимаешь!

-         Стоп, я азил (беженец  - авт.)…

-         Заткнись, понял?!

Это было более чем странным. Полиция тут не церемонится, но и до грубостей опускается крайне редко. Я «заткнулся», он тем временем протараторил что-то, из чего я понял только слова «расследование на Украине» и «не думай, что ты самый умный». Ушел.

Я начал анализировать ситуацию. То, что меня арестовали посреди улицы из-за какого-то «расследования на Украине» и «запросов», казалось невероятным. То, что это задержание походило на четкую спецоперацию, также оптимистических мыслей не добавляло.

В неведении прошло пять часов. В голландских тюрьмах правило – задерживают либо на шесть часов, либо на трое суток до суда, а суд решает, что с вами делать дальше. Мои шесть часов прошли в аккурат тогда, когда я через переводчика по спикерфону беседовал с адвокатом.

Женщина положила на стол документы с моей фотографией и начала:

-         Вас задержали по требованию украинских властей. Это очень странно и необычно, но полиция не говорит, что именно было в запросах из Украины.

-         ЗапроСАХ? Было несколько запросов?

-         Да, но они засекречены, знаю только, что речь идет о немедленной выдаче.

-         Что в этих запросах – узнать нельзя?

-         Речь идет о преступлении, за которое в Украине предусмотрен срок в 12 лет.

Тут как в книгах пишут: «стены поплыли у него перед глазами» и далее по тексту.

-         Я политический беженец.

-         У вас есть документ?

-         При себе не было, он в нескольких километрах отсюда, в квартире.

-         Как вы можете доказать, что являетесь беженцем?

-         Достаточно позвонить в посольство Литвы, я полагаю.

Однако адвокат меня «обрадовала» - «дело очень серьезное», потому позвонить не дадут. Она была явно удивлена таким поворотом событий, никто не сказал, что я – беженец. Пообещала связаться, раскланялась.

Минут через десять после того, как меня отправили обратно в камеру, вновь заглянул начальник тюрьмы. Я попросил позвонить в посольство Литвы или в Департамент миграции Литвы. Он же ответил:

-         Для этого потребуется много времени, я решил, ты будешь здесь три дня.

-         Можно позвонить в Литовское посольство? Я – беженец…

-         Да-да, слышал эти сказки.

-         Ок, ты – ковбой, я понял, бай, - я укрылся одеялом и отвернулся к стене.

-         Бай-бай, - он вышел и закрыл дверь.

Далее все, как в обычной голландской тюрьме – кофе и бутерброды в окошко, выход во внутренний дворик на час.

Если по мне есть некая договоренность, то могут и выдать. Если не хотят проверять наличие у меня статуса беженца – значит, именно не хотят проверять, значит, так ВЫГОДНЕЕ. Выгоднее для чего? Для того, чтобы выдать по-быстрому!

На следующее утро пришел другой адвокат. Он также не скрывал своего удивления:

-         Вас арестовали прямо на улице?

-         Да.

-         Может быть, вы неправильно припарковались, и это стало первопричиной?

-         Нет, у них были ориентировки на меня.

-         Выходит, полиция следила за вами? Это очень странно… Как вы можете доказать, что вы имеете статус?

-         Мой паспорт могут привезти, можно позвонить в посольство Литвы.

-         Они не хотят звонить. Завтра суд. Не будет паспорта, решение об отправке на Украину примется судьей очень быстро.

Уже позже я узнал о том, что мой паспорт подруга привезла в полицию в вечер ареста, но его почему-то не передали адвокату. Защитник подтвердил – Украина запрашивает выдачу, документы частично засекречены, речь идет о длительном тюремном сроке. Суд будет в Гарлеме.

Через час у меня состоялось свидание с сестрой и девушкой. Они меня попросту огорошили. Оказалось, что с Литвой связались сразу же, но в консульстве сообщили, что теперь все зависит от решения Нидерландов. Выходит, то, что я нахожусь под защитой Женевской Конвенции во всем Евросоюзе – не совсем правда. Достаточно запроса из Украины, и «все зависит теперь от решения страны, в которой вы находитесь».

Дело в том, что у меня самый полный статус, который только может быть. Я со своими документами могу свободно перемещаться по ЕС, жить и работать везде, где пожелаю. По крайней мере, так записано в моих документах и так гласит закон. При этом Литва, предоставившая мне убежище, самоустранилась в столь сложной для меня ситуации, что стало весьма неприятным открытием.

Абсурдная ситуация, при которой беженец со всеми документами может быть отправлен в страну, где ему угрожает опасность, становилась реальностью. Да, экстрадиция возможна исключительно вопреки Женевской Конвенции, да, это противоречит здравому смыслу. Но это – реальность.

Что уготовано мне структурой, столь сильно озабоченной моей выдачей, можно только представить. Уж явно не перина в камере люкс. Пресс-хата и то, что в украинской прессе двусмысленно именуется «тортурами».

Позже один из охранников в полицейском участке по собственной инициативе созвонился с адвокатом, потом с моими близкими, рассказал об имеющемся паспорте беженца. Вообще, рядовые полицейские очень отзывчивы, всегда помогут и подскажут, если есть вопросы.

И опять от родных я услышал эту мрачную фразу «влиятельные лица из Украины обратились к Нидерландам…» Что за лица такие? Захарченко? Или глава СУ ГУ МВД Украины, о чьих сотрудниках я написал статью на прошлой неделе?

Пришел день суда. Меня доставили в Гарлем, после нескольких часов ожидания в камере вызвали на беседу с адвокатом.

-         Итак, вы прекрасно говорите по-английски! – неожиданно начал он.

-         Не понял?

-         Не надо меня обманывать! – он протянул мне полную ориентировку на меня.

В ориентировке было указано, что я владею тремя языками (в том числе английским), и могу находиться в трех странах – Литве, России, Нидерландах. Также была указана и причина, по которой меня надлежит незамедлительно отправить на Украину, – заведомо неправдивое сообщение о преступлении. Конечно, речь шла об обстреле машины 13 июня 2011 года. 12 лет мне грозит именно за это преступление?

Постепенно все становилось на свои места. На прошлой неделе я выдал статью-расследование как раз об этом деле.

В двух словах. Старший следователь по особо важным делам СУ ГУ МВД Михаил Бартош, который расследовал данное дело, прописан по одному адресу в Киеве. По тому же адресу прописано еще два правоохранителя.

За две недели до обстрела авто милиционеры становятся богаты и независимы. Бартош покупает себе джип Паджеро, барышня-милиционер, живущая с ним, приобретает сразу две неплохие иномарки, а третий правоохранитель покупает Дэу Ланос радикально черного, нетипичного для данной модели, цвета.

В расследовании я указал дату приобретения – 30 июня 2011 года. Четыре машины на троих куплены в ОДИН ДЕНЬ. Дэу Ланос с номерным знаком АА2034ЕТ и номером  кузова SUPTF69YD7W331864 приобретен неким Андреем Шабашем. Шабаш в соцсетях выкладывает фото с охоты, на которых позирует с ТЕМ САМЫМ ружьем, которое правоохранители обнаружили на месте обстрела моего авто.

Для тех, кто не в курсе – я с самого начала утверждал, что стреляли из черного Ланоса. Этот автомобиль запечатлен также на видео с камер наблюдения, расположенных за пару сотен метров от места стрельбы. Помню, как следователи убеждали меня, что Ланос черного цвета – это нетипичный Ланос, и, возможно, он был зеленый или синий…

В общем, макаю по самые уши СУ ГУ МВД, а через неделю меня арестовывают по запросу неких «влиятельных личностей», и, надо же – по тому самому делу, по которому макнул!

Начались объяснения с адвокатом. Очень помогли газеты, переданные ему моими близкими. Он спрашивал – о чем в них идет речь, я объяснял. Объяснил также, что в своей ориентировке украинское МВД могло указать, что я и фарси владею в совершенстве.

Я уважаю врачей, которые говорят пациентам правду. Адвокаты – те же врачи. Или деньги будут тянуть с умирающего, или посоветуют ему гроб хороший. Грубо, но честно. По поводу моих шансов защитник сказал и мне, и родным – нулевые. Буду сидеть «до выяснения», хотя теперь, когда раскрываются отдельные мои аспекты деятельности на Украине, меня вряд ли туда отправят быстро.

А потом был суд. Это не первое мое знакомство с судом Нидерландов. Правосудие тут не то что не сравнимо с правосудием отечественным, это другая планета.