Дмитрий Быков о победе российской сборной по футболу над испанцами из Барселоны

Примечание Владимира Зыкова. Неприятен мне этот весьма упитанный оппозиционер-пейсатель, но писать он может, не отнимешь. Рекомендую :)

Теперь я понял, где лучше всего наблюдать российские победы — спортивные, конечно, потому что в остальных случаях это рискованно. Надо наблюдать их не на Никольской или Тверской, где гудит грозный праздник с хоровыми криками и стихийными братаниями, а в сердце проигравшей стороны. Здесь можно наблюдать великодушие победителя. Не знаю, как в остальной Испании, но в нашем районе Барселоны, где я оказался в командировке от издательства АСТ, во всех барах и кабаках пили за наш счет. Не только за наш победный счет 5:4, но и за счет российских гостей, чья внезапная щедрость так же поразила испанцев, как иностранных гостей Москвы поражает размах подготовки к мундиалю.

Массовых гуляний с флагами при мне не было, хотя с флажками ходили многие. Но траура, о котором пишут некоторые фейсбучные друзья, я среди каталонцев тоже не наблюдал. Состояние, в которое впали испанские болельщики, — то есть практически все мирные граждане, поскольку равнодушных не было, — правильнее будет оценить как почтительную озадаченность. О нет, они не искали подвоха, в отличие от наших скептиков. Никому и в голову не приходила кощунственная мысль о подкупе, договорном матче, взятках ФИФА или договоренности Путина с судьей — они и понятия не имеют о том, как гипнотически действует на судей самый звук кремлевского звонка. Отчасти, наверное, это было похоже на чувства наполеоновской армии, на которую, по Толстому, «была наложена рука сильнейшего духом противника».

Тут было что-то иное, весьма свойственное испанцам вообще и каталонцам в особенности: рука — или, что стало уже новым мемом, нога — самого Провидения. Они никогда еще со времен гражданской войны, когда нации тоже не очень повезло, не видели столь наглядного действия Божьей воли. И, пораженные этим действием, они испытывали не подавленность, нет, а священный испуг и глубокую почтительность.

Для полноты картины я смотрел матч в двух кафе — в семейной кондитерской, где действительно болели семьями, со стариками и детьми, и в настоящем спортивном баре, где догонялись пивом. Против всех ожиданий, в кондитерской орали больше. Это были болельщики-дилетанты, которых любой опасный момент заставлял вскакивать и аплодировать. Но после странного и раннего автогола они посматривали на русских — легко опознаваемых по флажкам на щеках — с недоумением и некоторым чувством вины: бывает, мы не хотели... И Рамос, от чьей ноги мяч попал к Игнашевичу и от него в ворота, тоже, кажется, не хотел. То есть он явно хотел, но не так же.

Со сходным недоумением и опять-таки чувством вины они смотрели уже на пенальти, назначенный арбитром Куйперсом в ворота де Хеа после игры рукой Жерара Пике. Строго говоря, Пике рукой не играл. Он коснулся мяча рукой чисто случайно, разве что у него был глаз на этой руке. Но ничего не поделаешь — мяч изменил направление. Вероятно, это был самый спорный пенальти за всю одну восьмую, но судья — фигура сакральная, во всяком случае для испанцев. И Дзюба подошел, и Дзюба пробил.

С этого момента началось то, что на футбольном жаргоне называется «автобус», и к этому спортивный бар — где я смотрел второй тайм и два дополнительных — уже готов не был. Поэтому они наблюдали за игрой в благоговейном молчании, примерно в таком же, в каком зрители Олимпиады в Сиднее (2000) наблюдали заплыв пловца из Экваториальной Гвинеи Эрика Муссамбани Малонги. Это была стометровка вольным стилем, на которой он показал худший результат в истории олимпиад. Соперников у него не было — двоих сняли из-за фальстарта. Он научился плавать за восемь месяцев до начала Олимпиады. Он плыл не вольным, а каким-то сугубо личным, экваториальным стилем. Это был его первый заплыв в 50-метровом бассейне. На Олимпиаду он попал благодаря квоте для развивающихся стран. Но все-таки он доплыл. И стал героем. Это был не плохой заплыв — это был особенный, единственный в своем роде заплыв, когда никто не улюлюкал, а некоторые плакали от умиления.

Так и тут — это не был плохой футбол. Это был другой футбол, в своем роде героический — недаром и участники, и зрители так часто употребляют выражение «лечь костьми». И они легли, как водится, и победили — то есть это была классическая русская победа, когда сначала играют от обороны, потом ложатся костьми, а потом вмешивается Бог, и мы побеждаем.

Думаю, они действительно никогда не видели такого футбола — вязкого, когда ты вроде все время владеешь инициативой, а сделать не можешь ничего. Несколько раз спасал Акинфеев, который выглядел главным героем матча задолго до решающих сейвов в финале. Всех восхитила жующая семья Гнатюков на трибунах. Они выглядели как языческие колдуны, шаманы, которые не просто кушали, а приносили священную жертву божествам своего таинственного, особого футбола. Они ели, и у испанцев ничего не получалось. Они жевали с тем же каменным механическим терпением, с которым сборная России, согласно тренерской установке, перетерпевала матч. И она дотерпела до дополнительного времени, когда в Москве усилился ливень и стало ясно, что пробить эту стену судьбы Испания не сможет. Она так и будет от нее отскакивать, а там, где начнет решать случай, удача, как всегда, будет на стороне России. Но чтобы начал решать случай, нужно терпеть 120 минут и, как было сказано, ложиться костьми.

Законы композиции требуют ретардации, то есть замедления: что пьют испанцы во время боления? Как все нормальные люди, преимущественно пиво, иногда крафтовое, сервеса артесаналь, как это тут называется. Еще есть пиво «Эстрейа». Закусывается оно мелкими зелеными оливками, крупными креветками, осьминогом по-галисийски (с оливковым маслом и перцем). Но в дополнительное время они уже почти не пили и совсем не закусывали, а молодая пара рядом со мной даже взяла кофе. Им хотелось увидеть это чудо на трезвую голову, потому что на их памяти Бог еще никогда так явно не вмешивался в судьбы мира.

Перед пенальти было уже ясно, что Россия выиграет, потому что Медведев проснулся и встал. В чутье ему никто еще не отказывал. Решалась, возможно, и его собственная судьба: его фактически принесли в жертву, послали на прорыв, а он опять выкарабкался и, скорее всего, будет преемником. Во всяком случае итог матча я понял именно так, и не зря Светлана Медведева так прыгала после первого нашего гола. Когда Акинфеев дважды спас ворота — последний рывок ногой войдет в историю и вполне может принести ему звание героя России, поскольку этот победный жест уже сравнивают с полетом Гагарина, — испанцы аплодировали страстно, но тихо. Им не хотелось слишком громкими эмоциями оскорблять божественное вмешательство. Победу российской сборной они встретили стоя. Я не удивился бы, если бы весь бар встал на колени. Победил Тот, с Кем спорить еще бессмысленней, чем с судьей. Видимо, он действительно за нас.

Я сидел, замаскировавшись для объективности, — черные очки, малиновый загар, пончо, сомбреро. Но случилось то, чего я боялся: один испанец подсел ко мне за столик и стал рассказывать, что Путин велик.

— У Путина стальные, совершенно стальные, хомбре, — говорил он мне на чистом испанском, а моя переводчица, знающая только испанский и английский, переводила на чистый английский, чтобы я понял. — Он навел порядок в России и наведет его в Европе. Ты увидишь. Путин — это то, что нужно. Путину сопутствует удача во всем. Многие испанцы отдали бы руку, да что там, многие отдали бы pene, чтобы в Испании была такая власть.

Про pene я понял. Я не понимал только, почему он рассказывает это мне.

— Скажите ему, что я русская оппозиция и этот испанец напрасно тратит силы, — попросил я переводчицу. Хотя в этот момент я совсем не был оппозицией. Я был таким же восхищенным свидетелем русского стиля, который может нравиться или не нравиться, но возражений не допускает, как всякий автобус.

— Ты русский?! — спросил он на чистом русском.

— Ты русский?! — переспросил я почему-то по-английски и снял очки.

Мы в ужасе посмотрели друг другу в глаза и разошлись.

Дмитрий Быков, Барселона, «Собеседник»