К вопросам национальной безопасности. Афганские корни войны четвёртого поколения - Александр Горбенко

В ходе ответа на вопрос "как умеет воевать наш потенциальный противник" возникла необходимость сделать дополнение. Поговорить хотелось бы -- об Афганистане.

...Идеи войны нового поколения стали результатом развития американской военной мысли и американского военного опыта. А они к 80-м годам прошлого века практически находились в тупике. Ни технологические достижения, ни огромная военная мощь блока НАТО не давали военного преимущества перед главным противником, СССР. Советское ядерное оружие не позволяло осуществить агрессию. Развитие военных технологий и военной техники не давали долгожданного преимущества. И в итоге – с существованием главного геополитического противника приходилось мириться.

Эта ситуация была нетипична для западной цивилизации, которая на протяжении 500 лет задавала тон в военном деле. Военное превосходство Запада строилось не только на технологиях, но и на военной науке. Она позволяла строить армии с передовой военной техникой и оружием и находить оптимальные способы их применять. Чтобы успешно воевать, армия любой страны должна была строиться по западным образцам, заимствуя не только образцы вооружения и тактику, но зачастую и внешние атрибуты западных армий. Военное превосходство позволяло западным странам использовать ресурсы всего остального мира для своего развития. А это, в свою очередь, позволяло сохранять высокий экономический и технологический уровень. Постоянно генерируя новые технические достижения, рационально встраивая их в организацию своих армий и в тактику их применения, западные страны могли всегда опережать своих соперников.

Это был привычный и проверенный путь. Но к концу ХХ века он себя исчерпал. Появился противник, который не только не уступал в гонке военных технологий, но зачастую даже обгонял. Этот противник воспринял одну из передовых западных социально-философских концепций, сумел её адаптировать под свои особенности и перестроить в соответствии с ней своё общество. Этот противник успешно перенял в короткий срок западную науку и процесс воспроизводства технологий. Этот противник построил мощнейшую армию, развивал её техническое оснащение, умело выстраивал в соответствии с ним применение и развивал новые способы вооружённой борьбы. А учитывая темпы развития, в перспективе он должен был добиться превосходства. То есть этот противник сделал всё то, что делала любая западная страна, чтобы стать лидером западного мира на некоторый исторический период. Он воспринял западные достижения и добился успеха на западном же пути развития. Но вся штука в том, что – он не был Западом.

Это был цивилизационный вызов, а не очередная борьба за перекройку сфер влияния между разными частями западного мира. Это был исторический вызов, грозивший потерей превосходства над всем остальным миром и уходом на его периферию. После Второй мировой войны западный мир перестал бороться внутри себя за первенство и фактически объединил усилия в противостоянии с новой силой, не столько враждебной и опасной, сколько просто иной. Но это не принесло результата – привычное военное превосходство осталось по-прежнему недостижимо.

Западный мир не мог смириться с подобным положением. Идея вести войну невоенными методами, в некотором смысле, стала результатом бессилия традиционной западной военной науки. Вернее -- тому обстоятельству, что сам Запад уже не мог обеспечить своё безоговорочное лидерство, следуя своим же принципам технологического и военного превосходства. Он проигрывал на этом пути.

Выход из положения отчасти подсказала война в Афганистане. Вернее, не сама война, а опыт, полученный американцами от деятельного участия в ней. Поскольку прямое столкновение с СССР было невозможно, а нанести противнику хотя бы какой-то ущерб очень хотелось – США вынуждены были ограничиться поддержкой тех сил в самом Афганистане, которые оказывали сопротивление советским войскам и просоветскому режиму. Сначала особых надежд на успех американцы не питали. Но неожиданно оказалось, что они получили больше, чем хотели.

Во-первых, оказалось, что Советский Союз начал проигрывать на своем же поле – идеологическом. Восприняв рационалистическую западную идеологию, СССР развивал её в направлении всё того же «комфортного бытия». Правда, с более альтруистической направленностью на счастье всего народа (и народов во всем мире), а не только на личное счастье и успех. Прежде советская идеология, представлявшая реальную альтернативу западному индивидуализму, не знала поражений. Она неизменно находила сторонников в любых странах, подчас весьма благополучных. Этой идеологии сопутствовал неизменный успех, поскольку она стояла на более высокой моральной позиции, чем идеология Запада. Оппонировать  этой идеологии и сражаться против неё были способны только те, кому было что терять в случае торжества общего благоденствия. Или те, кого удавалось заинтересовать (или подкупить) не общим счастьем потом, а личным и сейчас. По этому пути американцы пошли и в Афганистане, создавая и снабжая оппозиционные силы на территории сопредельного Пакистана.

В деятельности американцев в Афганистане была одна интересная особенность. Им изначально пришлось вести работу с местными лидерами и простыми людьми, делая акцент на богоборческой и, в частности, антиисламской сущности советской идеологии. Это было нужно, чтобы убедить людей в необходимости сопротивляться советским и просоветским силам. Это делалось почти автоматически, как говорится, «ничего личного». Подобные «местные особенности» есть в любой психологической операции (Psychological Operations, сокращённо PSYOP). Для своей успешности психологическая операция просто обязана быть построенной на изучении мотивации объекта воздействия с целью изменения его поведения в нужном направлении. Поэтому основой PSYOP всегда будет то, что волнует местных жителей, за что можно зацепиться, чтобы повлиять на их действия или настроения. Используются особенности местной культуры, традиций, религии, какие-либо интересы или проблемы людей, ставших объектом такой операции. Это вовсе не означает, что все эти вещи действительно как-то волнуют тех, кто проводит операцию. Но это повышает доверие к действиям американцев, придаёт им вид заботы о благе страны и людей, ставших объектом операции, создаёт иллюзию, что «помощь» пойдёт во благо. Также это повышает мотивацию «туземцев» на те действия, которые ставятся целью психологической операции. Но всё это обычно давало ограниченные результаты. Движущей силой проамериканских сил во всём мире и по сей день является больше материальное стимулирование, чем умелая обработка.

Но в Афганистане организация антисоветских сил под флагом «борьбы за веру» неожиданно для самих американцев дала мощнейший результат. Для мотивации тех, кто хотел вступить в ряды моджахедов (борцов за веру), первичной была именно борьба за веру, а не какие-либо рациональные или корыстные мотивы. Ради этой борьбы многие готовы были жертвовать жизнью, благом и спокойствием родных и близких. Эта идеология оказалась сильнее рациональных соображений лучшей жизни, которую могла принести советская идеология. Она оказалась морально выше, и потому с ней трудно было бороться агитацией и пропагандой. И советским войскам оставалось полагаться только на силу.

Вторым открытием Афганской войны стало то, что советские войска оказались не способны победить противника, ведущего войну партизанскими методами. Прекрасно организованные и оснащённые советские Вооружённые силы строились для войны с равным противником – блоком НАТО, а вовсе не для колониальной войны. И в конечном итоге СССР вынужден был признать поражение в этой войне и вывести войска.

Из Афганской войны американцы сделали три важных для себя вывода.

Первый касался психологических операций и других невоенных методов в войне против СССР, а затем и в любой другой войне. В условиях невозможности достижения военного превосходства и, как следствие, прямого военного вмешательства – они действительно оказывались единственным доступным методом ведения войны. И хотя PSYOP и раньше считались отдельным видом боевых действий, но их значению и методам американцы стали уделять значительно больше внимания. Со времён разбрасывания листовок над позициями противника многое изменилось. И американцы с энтузиазмом начали совершенствовать этот вид боевых действий, уверовав в его разрушительную силу после успеха в Афганистане и падения СССР. 

Второй вывод касался того, что в войне с сильным противником вовсе не обязательно действовать своими руками. Успех движения афганских моджахедов, в котором американцы только направляли и снабжали силы, непосредственно ведущие боевые действия – показался решением проблемы невозможности прямого участия. Вместо незначительного ослабления противника США получили локальную военную победу, даже не замарав рук. Здесь для американских военных стратегов и государственных деятелей открывались поистине гигантские перспективы по стравливанию различных сил или организации всевозможных движений сопротивления, полезных в том или ином регионе.

Третий вывод касался тактики самих боевых действий. Опыт Афганской войны показал уязвимость регулярной армии перед действиями иррегулярных сил. Удачный опыт афганских моджахедов, значительный  урон, нанесённый ими советским войскам почти только одними диверсионными методами, убедил американцев в том, что эти методы – могут стать решающим или даже единственным способом вооруженной борьбы. Американцам показалось, что этого может оказаться достаточно для победы над противником. Поэтому в США начали с утроенной силой развивать свои и без того многочисленные силы специальных операций (Special forces – подразделения, предназначенные для действий в тылу врага или в отрыве от основных сил). Их действиям стало придаваться решающее значение в любой военной кампании. Стали разрабатываться концепции «иррегулярной войны», «асимметричной войны», «сетецентрической войны» (в которой нет линии фронта, а действуют против регулярной армии небольшие высокомобильные подразделения и высокоточные средства поражения, объединённые одной информационно-разведывательной сетью).

Что для нас должно быть интересно в этих выводах?

Надо понимать, что это американские выводы. Они сделаны на основе американского опыта, для американских условий и задач, и при очень специфических обстоятельствах. Следует обратить внимание на то, что так называемая «война четвёртого поколения» – это форма агрессии. Методы войны нового поколения стали усиленно разрабатываться как единственная возможность осуществить агрессию против противника, сильного в военном плане. Для слабого противника – подойдут и обычные способы вооружённой борьбы. Собственно поэтому НАТО по-прежнему остаётся самой мощной военной организацией. Для нас американские выводы важны не с точки зрения копирования, а с точки зрения мер противодействия им. Ведь мы для американцев – по-прежнему противник, причём отнюдь не условный.

Не зря в статье «Меняющееся лицо войны: четвёртое поколение» так много внимания уделено противопоставлению военной культуры, которая действительно является культурой порядка, и природы современной войны, которая становится всё менее упорядоченной (причём в значительной степени благодаря военным и невоенным усилиям самих американцев). Автор Уильям Линд просто не мог не прийти к выводу о том, что терроризм – это и есть война нового поколения, а террористические методы – это и есть выход из тупика для американской военной науки.

США оказались в ситуации, когда полного военного превосходства Запада над всем остальным миром больше нет, и, возможно, никогда больше не будет. Всё больше государств становятся обладателями серьёзных военных возможностей. Попытку продолжить с ними соперничество США и их партнёры по НАТО не выдержат ни экономически, ни технологически. А подавить, как раньше, вызовы господству Запада силой – уже невозможно. Прямое военное столкновение чревато большими потерями, неизбежным поражением и собственным внутренним коллапсом. В этой ситуации Западу остается только борьба с конкурентами другими методами: разрушением  порядка и стабильности, разрушением единства общества и его моральных основ, внушением неуверенности в завтрашнем дне и подрывом доверия к власти, поощрением и вскармливанием любых деструктивных сил, любого экстремизма, всего, что противостоит порядку и здоровому развитию. Это в самом деле – выход из тупика для западной военной науки. И это в самом деле террористические методы, которые всегда – признак военной слабости.

Также важно понимать, что США вовсе не отказываются от обычных методов войны и традиционного способа достижения военного превосходства – технологического. Просто в сложившейся ситуации они вынуждены стараться выиграть время, чтобы сделать новый технологический скачок раньше, чем это смогут сделать конкуренты западного мира. Как этого можно добиться? Ответ прост: либо сделав рывок самим, либо понизив возможности конкурентов. В последнем случае – будут хороши все меры, способные превратить стабильно развивающиеся регионы в кровавые месива междоусобных войн.

Если это понять, то перестанет быть удивительной смена американской политики в отношении радикальных террористических организаций. Ещё в Афганистане американцы случайно нашли и подобрали тот инструмент, которым можно взламывать активно развивающиеся регионы – радикальный ислам, готовый к вооружённой борьбе за идею. Поэтому все войны и военные вмешательства НАТО последнего времени только способствовали развитию и становлению международного терроризма. Целью этих вмешательств стало сокрушение тех исламских же государственных образований, которые самим своим существованием не давали радикальному исламу стать явлением, способным менять политическую карту мира и стать безальтернативной формой развития исламского мира.

Вот поэтому две главные угрозы безопасности России – НАТО и радикальные международные террористические организации – нельзя рассматривать в отрыве друг от друга. США – родитель международного терроризма в нынешнем его виде. Это их дитя, усердно вскармливаемое и взращиваемое на беду всему миру. Оно действует в их интересах.

Продолжение следует.