«22 июня, ровно в четыре часа…»

Вот так, с отдельных  фраз, и начинают ставить на одну доску Сталина и Гитлера. Это историческое «открытие» сделано недавно в «Европе», и, как видим, уже продвигается в Россию.  При этом почему-то «забывают» упомянуть мнение по этому вопросу большинства российских историков и общественности – о недопустимости и кощунственности подобного сравнения Сталина и Гитлера.

Ведь получается, что хотя «напал Гитлер», но, возможно, «готовился напасть» и Сталин, и такая конструкция ставит их очевидным образом на одну доску, и логически, и лексически. Какая между ними, собственно, разница? Никакой, кроме того что один опередил другого. Такое новое осмысление «Европой» Второй мировой войны предлагается нам, хотя, лучше сказать, вторгается, как когда-то Гитлер, внезапно и без объявления войны в наше историческое сознание  с помощью наших же «европейцев», суперлиберальных историков.  И активно навязывается, в том числе уже и через центральные телеканалы. И начинается мародерство над нашей исторической памятью уже на территории России.

Ведь здесь налицо как глумление над памятью погибших 22 июня красноармейцев, так и извращенный подход к самому смыслу Великой Отечественной войны нашего народа. Чтобы понять это, достаточно поставить простой вопрос: какой была международная обстановка накануне 22 июня 1941 года?

Германия вела «воздушную войну» с Англией, заперев ее на островах, и обладала стратегической инициативой в Европе. США имели статус «невоюющего союзника» Англии. Франция была уже разбита. Япония выжидала на Дальнем Востоке. Война между Германией и СССР была неизбежна: в Европе просто никого уже не осталось. Вопрос состоял только в сроках и в том, когда Гитлер будет «дожимать» Англию? Поскольку тогда все понимали, что ненависть фашистской Германии к СССР объяснялась не только ее антикоммунистической идеологией, но и теорией расового превосходства. В отличие от сегодняшних стратегов, которые странным образом забывают, рассуждая о «дружбе диктаторов», о том, что один из них считал себя арийцем, а  своего визави – «недочеловеком».

Нелишне напомнить, что Англия и Франция были тогда колониальными державами, в которых демократия в метрополиях дополнялась двойными стандартами за их пределами и колониальным грабежом; демократия в США отягощалась униженным положением негров и уже отличилась «политикой канонерок», подмяв под себя Латинскую Америку и не постеснявшись объявить ее своим «задним двором».

Но если война неизбежна, то чего стоят рассуждения о как бы хорошей «оборонительной» и плохой «наступательной» войне? Ничего, если только не хотят навесить на кого-то ярлык агрессора. И действительно: Сталин готовился к наступательной войне! – сообщают нам сегодня так, как будто выносят обвинительный приговор. Но любую подготовку к войне можно при желании назвать подготовкой и к обороне, и к нападению. Более того, оборонительная стратегия в войне всегда чревата поражением, ибо победить можно, только наступая.

Сталин и вообще все тогда это понимали, и никто этого не скрывал, и никакого открытия в этом нет, ведь даже в предвоенных песнях пелось, что красноармейцы будут бить врага на его территории. И никакого криминала в этом нет, а есть здравый смысл. Любой руководитель государства должен был в этих условиях готовиться просто к войне, которая включает в себя и наступательные действия. Если же война неизбежна, то что вообще плохого в превентивном ударе по врагу? Ничего, если не преступили обычаев войны и данного слова, то есть не совершили клятвопреступления. Народы давно воюют, и сложились обычаи войны. То есть необходимо денонсировать мирный договор, если он есть, объявить ультиматум или объявить войну – и можно «идти на вы!» И, пожалуйста, воюй!

Гитлер совершил именно клятвопреступление, не денонсировав мирный договор с СССР, а затем напал без объявления войны, о чем и было сказано  в заявлении ТАСС: «О вероломном (при наличии мирного договора) и без объявления войны» нападении фашистской Германии. Таким образом, преступность нападения Гитлера заключается в нарушении мирного договора и вероломности, а «возможное нападение» Сталина, но с объявлением войны и денонсацией мирного договора, было бы совершенно законным превентивным ударом.

Поставим вопрос по-другому: имел ли Сталин план вероломного, без объявления войны, нападения на Германию, аналогичный гитлеровскому? По этому поводу нет ни одного документа, ни одного свидетельства. Но есть слова самого Сталина о том, что СССР намерен серьезно относиться к мирному договору с Германией, сказанные им Риббентропу. Поэтому никакого сравнения «возможного» нападения Сталина с имевшем место 22 июня 1941 года вероломным нападением Гитлера – вообще быть не может, и нет такой доски, на которую Сталина и Гитлера можно было бы поставить.

Вспомним дипломатический контекст – какова была цена мирных договоров о ненападении в тот исторический период? В 1938 году Англия и Франция в Мюнхене предали Чехословакию, затем вполне вероломно не выполнили договора о гарантиях ее границ (предварительно не расторгли их). Пакты о ненападении с Гитлером имели и Англия, и Франция. В 1939 году после нападения Гитлера на Польшу англо-французские союзники предали и Польшу, «выполнив» договорные обязательства с нею Странной войной, без военных действий с Гитлером. Сегодня они объясняют свое предательство «политикой умиротворения», и это такой же лживый фиговый листок, как их Странная война с Гитлером. В принципе, это все такие же клятвопреступления, как и гитлеровское 22 июня, европейский тренд того времени.

При такой дипломатической предыстории мог ли Сталин рассматривать пакт о ненападении с Германией (Молотова-Риббентропа) как гарантию на весь его 10-летний срок? Конечно, нет. Но он, кажется, думал, что со стороны Гитлера будет соблюдена хотя бы формальность – денонсирован договор о мире или объявлена война, как в случае с Польшей. Вот в этом Сталин непростительно ошибся, поэтому он, кажется, ждал и медлил, надеялся, что вооруженные действия утром 22 июня – это провокация, и можно продлить мирную передышку, которую давал пакт Молотова-Риббентропа для перевооружения страны.

И мы должны и сегодня помнить, что 22 июня 1941 года не было объявления войны, что войны могут начинать вероломно, и что «Европа» сегодня почему-то хочет предать это забвению. Она представляет сегодня Вторую мировую войну как столкновение двух диктаторов, одинаково ужасных, и это своего рода историческая агрессия. Они были совсем не одинаковые, а западные державы были тогда отнюдь не невинными овечками.