Технополис завтра
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Новости Политика

В список Героев не попал

Источник: "Столетие"

Как лейтенант Берест капитуляцию гарнизона рейхстага принимал

Оценка подвига и судьбы лейтенанта Береста – один из самых обидных проколов советского агитпропа да и современного российского тоже. И только сегодня, спустя 72 лет в городе, где Алексей Берест совершил свой последний подвиг – в Ростове-на-Дону – ставят ему памятник на деньги, собранные горожанами. Чиновники Управления Президента по государственным наградам по-прежнему безмолвствуют.

…Первым в рейхстаг ворвался батальон капитана Степана Неустроева. Одну из рот поднял в атаку его замполит лейтенант Алексей Берест.

Водружали знамя над рейхстагом вчетвером: знаменитые на всю страну сержанты Егоров и Кантария, а также менее известный комбат Победы капитан Неустроев, и уж совсем мало кому известный лейтенант Берест.

«Водружение Знамени Победы складывалось как бы из трех этапов, – пояснял в своих воспоминаниях Степан Неустроев. – Прежде всего, необходимо было ворваться в рейхстаг и овладеть им (хотя бы частично). Дальше: во взятом уже рейхстаге добраться по лестнице на верхние этажи, затем в чердачные помещения и на крышу. Там установить Знамя. И, наконец, отбить фашистские контратаки!».

К этим этапам надо бы добавить и еще один: ведь знамя Победы было сначала установлено на фронтоне рейхстага, а не на куполе. И в этом предварительном воздвижении участвовали трое: все те же Егоров и Кантария под руководством лейтенанта Алексея Береста, заместителя командира батальона по политчасти.

Заметим, что Бересту в это время было 26 лет и он был на четыре года старше своего комбата. Кантарии было 24 года, а сержанту Егорову 5 мая должно было стукнуть аж 22 года!

Вспоминает Неустроев:

«Я приказал лейтенанту Бересту:

– Пойдешь вместе с разведчиками и на фронтоне, над парадным подъездом, привяжешь знамя, чтобы его было видно с площади и из "дома Гиммлера".

Про себя с раздражением подумал: "Пусть им любуются тыловики и высокое начальство". Мне в ту пору было только двадцать два года, и я не понимал политического значения водружения знамени. Главным считал – взять рейхстаг, а кто будет привязывать на крыше рейхстага знамя, было для меня тогда неважно.

Берест, Егоров и Кантария направились к лестнице, ведущей на верхние этажи, им расчищали путь автоматчики из роты Сьянова. И почти сразу же откуда-то сверху послышалась стрельба и грохот разрывов гранат, но через минуту или две все стихло...

Прошло с полчаса. Берест и разведчики все не возвращались. Мы с нетерпением ожидали их внизу, в вестибюле. Минуты тянулись медленно. Но вот наконец на лестнице послышались шаги, ровные, спокойные и тяжелые. Так мог ходить только Берест.

Алексей Прокопьевич доложил:

– Знамя Победы установили на бронзовой конной скульптуре на фронтоне главного подъезда. Привязали ремнями. Не оторвется. Простоит сотни лет!»

Позже выяснилась причина задержки: в ходе боя обрушилась часть винтовой лестницы, ведущей на крышу здания, но Берест нашёл выход: на плечи ему стал Кантария, сверху – Егоров. «И вот – пишет историк, – ярко-красное знамя, привязанное солдатскими ремнями к бронзовой ноге кайзеровской лошади, заколыхалось на крыше гитлеровского парламента».

Но это был промежуточный этап на пути Знамени к самой верхней точке рейхстага – к вершине его стеклянного купола. Несколько позже и это будет сделано. Однако заметим сейчас, что оба знаменосца – Егоров и Кантария стояли на плечах Алексея Береста пока укрепляли Знамя над фронтоном. Все трое рисковали жизнью в равной степени. Ведь в рейхстаг был захвачен не полностью, а в воздухе в изобилии носились как прицельные, так и шальные пули.

В наградной список Героев взятия рейхстага лейтенант Берест, однако, не попал. Почему? Может быть, это ему надо было стоять на плечах Егорова и Кантарии, укрепляя древко на фронтоне? Или фронтон вообще не в счет, а для полного героизма надо было подняться на купол? Но у Береста есть и еще одна заслуга, вполне достойная геройской звезды: он спустился в подземелье рейхстага, набитое загнанными в подвалы фашистами. Вот как это было по рассказу комбата Неустроева:

«Часам к одиннадцати дня (1 мая – Н.Ч.) гитлеровцы снова пошли на прорыв. Они стремились, невзирая ни на что, вырваться из подземелья. В трех-четырех местах им удалось потеснить нас, и в эту брешь на первый этаж хлынули солдаты и офицеры противника.

От разрывов фаустпатронов возникли пожары, которые быстро слились в сплошную огневую завесу. Горели деревянная обшивка, стены, покрытые масляной краской, роскошные сафьяновые кресла и диваны, ковры, стулья. Возник пожар и в зале, где стояли десятки стеллажей с архивами. Огонь, словно смерч, подхватывал и пожирал все на своем пути. Уже через полчаса пожар бушевал почти на всем первом этаже.

Кругом дым, дым, дым... Он колыхался в воздухе черными волнами, обволакивал непроницаемой пеленой залы, коридоры, комнаты.

На людях тлела одежда, обгорали волосы, брови, было трудно дышать. Фашистскому гарнизону терять было нечего – они шли напролом, решив любой ценой выбить нас из рейхстага.

Мы сдерживали их напор и делали отчаянные попытки потушить пожар. Огонь охватил уже второй этаж. Батальон оказался в исключительно тяжелом положении. Связи с соседними подразделениями у нас не было. Батальон оказался в “мешке” – с фронта надвигается пламя пожара, а выход закрыт!

Принимаю твердое решение–лучше сгореть в огне или погибнуть в бою, чем покинуть рейхстаг, который достался такой дорогой ценой. Мне приходилось десятки раз перебегать из одной роты в другую, из одного взвода в другой. Обстановка обязывала быть там, где наиболее угрожающее положение. Мне казалось, что вот-вот упаду. Лицо и руки покрылись ожогами. Но люди смотрели на меня. Я обязан был выстоять!

До позднего вечера 1 мая в горящем рейхстаге шел бой. Только в ночь на 2 мая нам удалось ротой под командованием капитана Ярунова обойтии атаковать фашистов с тыла. Гитлеровцы не выдержали удара и скрылись в подземелье. Но положение наше оставалось тяжелым. Люди были крайне изнурены. На многих болтались обгоревшие лохмотья. У большинства солдат руки и лица покрылись ожогами. Ко всему прочему нас мучила жажда, кончались боеприпасы...

И вдруг противник прекратил огонь. Мы насторожились. Вскоре из-за угла лестницы, ведущей в подземелье, фашисты высунули белый флаг. Какое-то мгновенье мы смотрели на него, не веря своим глазам. Я вызвал рядового Прыгунова, знавшего немецкий язык, и сказал ему:

– Пойдешь и выяснишь, что значит этот флаг.

Мучительно долго тянулись минуты. Укрывшись за колоннами и статуями, мы ждали возвращения Прыгунова. Некоторые считали, что он исчез навсегда, другие верили, что вернется.

Прыгунов вернулся. Притом с важным известием: фашисты предлагают начать переговоры. Стрельба прекратилась с обеих сторон. В здании наступила такая тишина, что малейший стук эхом отдавался в дальних углах.

Гитлеровцы ставили условие, что станут вести переговоры только с генералом или по меньшей мере с полковником. Но кто из полковников или генералов сможет пробиться к нам, когда каждый метр Королевской площади находится под прицелом?

Я искал выход из положения и кое-что придумал.

– Кузьма, вызови сюда Береста.

Манера свободно, с достоинством держаться и богатырский рост всегда придавали лейтенанту Бересту внушительный вид.

Оглядев еще раз с ног до головы нашего замполита, я подумал, что он вполне сойдет за полковника. Стоит лишь заменить лейтенантские погоны.

Я открыл ему свой замысел.

– Раз надо, я готов идти, – ответил Берест.

Лейтенант не заставил себя долго ждать. Мигом достал из полевой сумки маленькое зеркальце, приготовил бритву, кисточку, вылил из фляги последние капли воды и через несколько минут доложил, что к переговорам готов.

– Ну как, пойдет? – повернулся он к нам.

Мы с Гусевым критическим взглядом окинули Алексея Прокопьевича.

– Брюки бы надо заменить – рваные, но ничего, война, после заменим, – пошутил Гусев.

– А вот шинель следует поменять сейчас. Фуражку возьмешь у капитана Матвеева, – подсказал я.

Шинель он сбросил, надел трофейную кожаную куртку.

– Теперь, кажется, придраться не к чему, – похлопывая Береста по плечу, заключил я и напомнил, что задача состоит в том, чтобы заставить гитлеровцев безоговорочно сложить оружие.

Наша делегация для переговоров состояла из трех человек: Берест – в роли полковника, я – его адъютант и Прыгунов – переводчик.

Во время боя на мне поверх кителя была надета телогрейка. Она сильно обгорела, из дыр торчали клочья ваты. Но под телогрейкой сохранился почти новый, с капитанскими погонами китель. На груди пять орденов. По внешнему виду я оказался для роли адъютанта вполне подходящим.

Можно было бы свой китель надеть на другого человека и послать его с Берестом. Но это шло уже против моей совести. Люди назовут меня трусом, а это страшно, когда подчиненные не видят в своем командире смелого и решительного человека. Сейчас, через десятки лет, скажу откровенно – идти на переговоры мне было страшно, но другого выхода не было...

Когда мы ступили на лестничную площадку, навстречу нам вышел немецкий офицер. Приложив руку к головному убору, он коротко, но вежливо указал, куда следовало идти.

Не проронив ни слова, мы не спеша спустились вниз и попали в слабо освещенную, похожую на каземат комнату.

Здесь уже находились два офицера и переводчик – представители командования немецкого гарнизона. За их спинами проходила оборона. На нас были направлены дула пулеметов и автоматов. По спине пробежал мороз. Немцы смотрели на нас враждебно. В помещении установилась мертвая тишина.

Лейтенант Берест, нарушив молчание, решительно заявил:

– Все выходы из подземелья блокированы. Вы окружены. При попытке прорваться наверх каждый из вас будет уничтожен. Чтобы избежать напрасных жертв, предлагаю сложить оружие, при этом гарантирую жизнь всем вашим офицерам и солдатам. Вы будете отправлены в наш тыл.

Встретивший нас офицер на ломаном русском заговорил:

– Немецкое командование не против капитуляции, но при условии, что вы отведете своих солдат с огневых позиций. Они возбуждены боем и могут устроить над нами самосуд. Мы поднимемся наверх, проверим, выполнено ли предъявленное условие, и только после этого гарнизон рейхстага выйдет, чтобы сдаться в плен.

Наш “полковник” категорически отверг предложение фашистов. Он продолжал настаивать на своем.

– У вас нет другого выхода. Если не сложите оружие – все до единого будете уничтожены. Сдадитесь в плен – мы гарантируем вам жизнь, – повторил Берест.

Снова наступило молчание. Первым его нарушил гитлеровец:

– Ваши требования я доложу коменданту. Ответ дадим через двадцать минут.

– Если в указанное время вы не вывесите белый флаг, начнем штурм, – заявил Берест.

И мы покинули подземелье. Легко сказать сейчас: покинули подземелье... А тогда пулеметы и автоматы смотрели в наши спины. Услышишь за спиной какой-то стук, даже шорох, и кажется, что вот-вот прозвучит очередь.

Дорога казалась очень длинной. А ее следовало пройти ровным, спокойным шагом. Нужно отдать должное Алексею Прокопьевичу Бересту. Он шел неторопливо, высоко подняв голову. Мы с Ваней Прыгуновым сопровождали своего “полковника”.

Дипломатическая миссия лейтенанта Береста принесла свои плоды: остатки гарнизона рейхстага приняли капитуляцию. Уже за одно это да еще вкупе с вылазкой на фронтон, да еще за утренний прорыв в рейхстаг во главе роты 26-летний офицер достоин высшей воинской награды. Но в список героев командир полка полковник Зинченко лейтенанта Береста не включил. Почему? Об этом мог сказать только он, но никто его об этом так и не спросил, а в 1991 году он умер. Возможно, сказал бы, что за свои подвиги 1 мая лейтенант Берест был награжден орденом Красного Знамени. А на Героя Советского Союза чем-то не дотянул. Ну, да Бог с ней, с Золотой Звездой. Алексей Прокопьевич служил по закону чести – “не до ордена, была бы Родина”».

А то, что он истинный герой, Берест доказал ценой своей жизни в 1970 году, когда бросился под поезд спасать упавшую на рельсы девочку. Девочку спас, а сам погиб.

Но и этот подвиг ему «простили». Ни одна чиновная душа не откликнулась на эту героическую трагедию. А вот народ откликнулся. Поставили бронзовые памятники герою и в Волгограде, и в Киеве, и вот теперь по происшествие почти полувека и в Ростове-на-Дону, где Берест совершил свой последний подвиг. Ростовчане собрали на монумент свыше 4 миллионов рублей.

А ведь Воин с мечом и девочкой на руках, что стоит в берлинском Трептов-парке, это и есть прообраз памятника Бересту. Там все поразительно совпадает – и меч, и разрубленная свастика. Вот только девочку он спас не немецкую, а свою родную – русскую. Помнит ли она об этом? Помним ли мы об этом?

Специально для «Столетия»


 

© 2009 Технополис завтра

Перепечатка  материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши  правила  строже  этих,  пожалуйста,  пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.