Европа не может больше надеяться на Америку. Она должна самостоятельно стабилизировать большой кризисный регион, расположенный по соседству. Войны на Ближнем востоке и конфликт с Россией — сейчас это касается и ЕС.
("", ). Герфрид Мюнклер (Herfried Münkler )
©
С аннексией Крыма и обширной военной поддержкой сепаратистов на Донбассе российский президент Владимир Путин вырвал европейцев из их политических мечтаний. В целом, конец мечтаний наступил уже с началом гражданской войны в Сирии и драматическим исходом арабской весны. Уже само определение политических восстаний между Левантом и Магрибом как «весна» было понятием из области мечтаний, которое могли использовать только те, кто забыл европейскую историю революционных переворотов. За исключением краха восточного блока в 1989-1990 годах все революции сопровождались войнами, в том числе, гражданскими, и насилие внутри общества было тем сильнее, чем сильнее революции изменяли не только политическое устройство, но и общественный строй. В то, что в арабском мире возможно разграничение этих аспектов, может поверить только наивный человек.
Луук ван Мидделаар (Luuk van Middelaar) в своем эссе «Мир. Власть. Европа» отсылает к тезису Фрэнсиса Фукуямы (Francis Fukuyama) о «конце истории», который сейчас активно обсуждается именно в Европе. Особым публицистическим успехом Фукуяма на европейских книжных рынках хотя и не отличился, но те, кто обращался к формуле о «конце истории», должны были понять, что же Фукуяма имел в виду, а именно конец крупных политических альтернатив западной модели рыночной экономики и демократии. С падением коммунистического режима исчезла последняя принципиальная альтернатива, и непонятно, что появится на ее месте. Фукуяма не считал, что в прошлом остались насилие, война и гражданская война. Таким образом, формула конца истории была дважды воспринята неверно — как начало века безальтернативности и как начало эры мира.
Европейцы, в особенности, немцы, были истощены от того, что сами же сотворили с историей в первой половине XX века и только хотели насладиться миром и благосостоянием. Все было слишком понятно. В конце концов, война в Югославии в 90-х годах должна была научить тому, что потребление дивидендов от мира зависело от предпосылок, которые не были чем-то самим собой разумеющимся, и в которые нужно было инвестировать. Но поскольку США завершили эти войны, Югославия была вычеркнута из повестки дня, больше не говорили о постыдных ошибках собственных войск в Сребренице, а изучали вопрос, оправданы ли с точки зрения международного права операции в Боснии и Косово. Собственное моральное благополучие было важнее жизней людей.
Беженцы из Рамади
В забытьи оказалась не только история, но и пространство. То, что от западных Балкан до Кавказа простиралось постимпериальное пространство, в котором после заката многонациональных и многорелигиозных империй, Австро-Венгрии и российской царской империи, не получили развития стабильные социально-политические отношения — это должно было стать ясно после распада Югославии и Советского Союза. Разбирающиеся в геополитике должны были обратить внимание на взаимосвязь между войной в Югославии и войнами в Чечне, Армении и Азербайджане, а также на границе Грузии, и они должны были понять, какой конфликтный потенциал заложен из-за географического положения Украины. Но не все это знали. То, как Европейский Союз проводил переговоры об ассоциации с Украиной, было выражением этой наивности.
Существует еще и второе постимпериальное пространство на периферии Европы, и оно, по сравнению с аннексией Крыма и тянущейся войной на Донбассе, с точки зрения долгосрочной перспективы еще более опасно для Европы. Это пространство между Месопотамией и ливийской пустыней, Левантом и Йеменом, вышедшее из коллапса другой многонациональной и многорелигиозной империи — Османской империи. И без того шаткий порядок в результате успехов ИГ превращается в прогрессирующий хаос, существует опасность, что потенциальные державы с гегемониальными устремлениями — Иран, Саудовская Аравия и Египет — начнут войну друг против друга. Что тогда для Европы будет еще большей проблемой, неизвестно — распад мирового сообщества или поток беженцев, которых будет уже составлять не сотни тысяч, а миллионы человек. Речь идет уже не о мировой державе Европе, а о способности ЕС стабилизировать периферию.
Вызов для европейцев заключается в том, что, в соответствии с доктриной Обамы, согласно которой центр американских интересов XXI века находится в тихоокеанском регионе, США сократили участие в политике безопасности на европейской периферии. Европейцы будут предоставлены сами себе. В отношении конфликта на Украине это уже было показано. То, что военные возможности Европы ограничены, в этом случае роли не играет, поскольку Россию в любом случае не запугать военными угрозами. Задействование экономической силы не так зрелищно, но показывает свое действие.
Европа собирается лучше осмыслить свои интересы, и при этом старое представление о Западе, географический центр которого находится в Атлантическом океане, теряет свое значение. При этом смещаются и политические центры в ЕС, и именно украинский кризис показал, что правительства стран-участниц, если дело дойдет до серьезной ситуации, дадут импульс, оставив в стороне брюссельские институты. В контексте политического реализма, к которому призывает ван Мидделаар, необходимо вначале понять такое развитие — Германия вопреки своей политической воли стала «державой в центре», и от ее политики будет сейчас зависеть, получит ли европейский проект продолжение или ЕС распадется. Брюссельские институты в этом случае будут играть только второстепенную роль.
Быстрый процесс расширения ЕС с одновременным укреплением экономической и политической интеграции сильнее запустили центробежные силы в Европе. К их числу относится не только грозящий выход Греции из зоны евро и возможный выход Великобритании из ЕС, но и укрепление позиций партий в странах-членах ЕС, которые скептически относятся к европейскому проекту. И эти внутренние силы становятся сильнее за счет различных вызовов, приходящих извне. Для португальцев и итальянцев российские действия в Луганске и Донецке слишком далеки, в то время как поляки и жители прибалтийских стран воспринимают их как непосредственную угрозу. В то время как Италия и другие средиземноморские страны сталкиваются с потоком беженцев, Великобритания и некоторые восточно-европейские страны противятся европейской солидарности при распределении мигрантов. Популистская вражда поднялась и на правительственный уровень. Но если отягощение в долгосрочном плане будет распределяться неравномерно, многие отвернутся от Европы и в тех сферах, где раньше выигрывали от сотрудничества.
Если возникнет ситуация, когда больше всего будут необходимы сплоченные действия ЕС, он будет в состоянии сделать, по крайней мере, это. Последствие — невероятный рост «державы в центре», чья задача заключается в первую очередь в том, чтобы противодействовать центробежным силам. Что раньше было скорее невидимой ролью ФРГ как финансиста политических компромиссов, теперь стало важнейшей ролью гаранта добросовестного выполнения договорных обязательств и солидарности. Вместе с тем, «держава в центре» должна позаботиться о том, чтобы различные вызовы на периферии Европы воспринималась как общая задача. При таких обстоятельствах не может идти речь о мировой роли Европы. Но как региональная держава ЕС должен себя утвердить — или он распадется. Такими взглядами начинается политический реализм.
Герфрид Мюнклер преподает политологию в Берлинском университете имени Гумбольдта. Недавно вышла в свет его книга «Держава в центре».
Оригинал публикации:
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
