Автор:
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Автор:
ФОТО: Фото: основатель и директор Стратфора Джордж Фридман даёт интервью во время визита в Москву. (с) ИД «Коммерсант», Александр Щербак. Источник [11]
Опубликовано: Центр стратегической конъюнктуры. 02.04.2015.
«Нет ничего опаснее, чем раненый медведь. Лучшая альтернатива — убить его, однако история показала, что убить Россию нелегко», — считает основатель частной разведкомпании Стратфор Джордж Фридман. — «Сила русских — это способность вытерпеть то, что сломало бы другие нации» [8; 9].
* * *
Предисловие члена Экспертного совета Центра стратегической конъюнктуры А.Д. Собянина и эксперта Центра стратегической конъюнктуры Т.К.Мусаева:
Центр стратегической конъюнктуры размещает полный текст Стратфора «Военные операции, которые Россия может провести на территории Украины» (Russia’s Military Options in Ukraine), который был опубликован в трёх частях, но в российской и украинской прессе цитировался в основном по первой части (где карты «возможного наступления войск РФ на Украине»), а также перевод первой части украинским изданием Корреспондент.net. Между тем, без второй и третьей части этого текста, а также без анализа полного текста выступления основателя и главы Стратфора Джорджа Фридмана 3 февраля 2015 года в «Чикагском Совете по международным отношениям» (The Chicago Council on Global Affairs) [1; 2; 3; 5] нельзя понять верно позицию американской военной, военно-промышленной и политической элиты по России и Германии, как в контексте гражданской войны между Украиной и Новороссией, так и в контексте глобальном [17; 18; 19; 20; 21; 28; 34; 35; 39]. Выступление Фридмана в ведущем американском исследовательском центре по международной политике было посвящено презентации его книги «Flashpoints: The Emerging Crisis in Europe» [4].
Практически прямолинейная и честная речь Фридмана в Чикаго шокировала немцев и европейцев гораздо больше, чем циничная позиция США по вопросу противостояния Евросоюза и России (войны санкций). Потому что его выступление, книга и многие другие серьёзные тексты по Германии и Евросоюзу [32; 34; 35] отражают реальную цель США, обоснованную геополитическими и глобальными финансовыми причинами — не допустить российско-германского сближения, добиться геополитического и экономического ослабления Германии и России [34; 35]. Стратфор верно понимает и доносит до американского руководства и своих заказчиков, что «мощь России растёт с раздробленностью Европы» [31], и поэтому рекомендует сделать всё, зависящее от США и НАТО, чтобы «спотыкающаяся Европа» отмобилизовалась в рамках НАТО и ввязалась в полномасштабное противостояние с Россией по украинскому вопросу [24; 25; 26; 27; 28; 29; 30; 31]. Сделать это только лишь войной санкций невозможно, т.к. сопротивление немецкого прежде всего и другого европейского бизнеса становится всё сильнее и сильнее, — нужно военное вовлечение европейских стран НАТО в гражданскую войну на Украине. Главной целью всего сценария для России и Германии является полноценное ограбление Германии и всего Евросоюза через Трансатлантическое партнерство в области торговли и инвестиций (Transatlantic Trade and Investment Partnership, TTIP), юридическое закабаление экономики Евросоюза американскими корпорациями [15; 16]. А для этого надо убедить лидеров стран НАТО в необходимости военного вовлечения непосредственно на территорию Украины [22], в чём американцам самым активным образом содействуют британцы [23]. Ограбить Россию не получится в силу отсутствия оккупационных войск США (в отличие от Германии и стран Евросоюза), военной мощи России и идущего сейчас сплочения всего народа, который не забыл, что такое воевать и побеждать.
Мартовские тексты Стратфора, где он картографирует шесть возможных сценариев наступления российских войск на Украине, и февральское выступление в Чикаго, где Фридман ставит задачу геополитического ослабления Германии и недопущения русско-германского сближения, последовали после поездки Джорджа Фридмана в Москву, где он написал статью для Валдайского клуба [7], выступил с лекцией в МГИМО 9 декабря 2014 года, а 10 декабря там же принял участие в круглом столе «Перспективы трансформации мирового порядка» [6; 7; 8; 9; 10; 11]. По возвращении из Москвы Фридман изложил свои публичные впечатления в статье «Viewing Russia From the Inside» («Наблюдая Россию изнутри») [8; 9]. Поездка показала ему, что в Америке как не понимали никогда, так и сейчас не понимают Россию и ее народ. Соответственно, и политика США в отношении России не является ни оптимальной, ни достаточной, с точки зрения американских интересов. В общем и целом Фридман подтвердил по результатам поездки в Москву старую позицию Стратфора (которая не менялась в последние годы, и с учётом Украины такое постоянство очень важно), что западная граница влияния русских должна находиться на западной границе Украины и Молдавии, на южной границе Узбекистана и Таджикистана, и эту «красную черту» натовцам не следует переходить [40; 41; 42; 43; 44].
Многие российские политологи нередко насмехаются над качеством аналитики Стратфора. Действительно, если судить по некоторым публикациям, то уровень геополитического анализа России и Украины действительно может удручать [12; 13; 14]. Однако дело не в том, часто или нет ошибается Стратфор — он ведь хотя себя позиционирует как аналитику и военно-аналитическую разведку, реально участвует в информационных войнах, что заведомо предполагает искажение, и часто значительное, реальности. Гораздо важнее то, что на сегодня Стратфор является самым влиятельным аналитическим центром США по геополитике, пусть и во многом благодаря умелому пиару. Но на одном лишь пиаре нельзя сохранять влияние два десятка лет (Фридман зарегистрировал свой центр «Strategic Forecasting» / Stratfor в 1996 году).
Влияние Стратфора держится, благодаря трём персонам публичным ([40]: Джордж Фридман, Роберт Каплан, Питер Зейхан) и неизвестному числу непубличных экспертов, на вполне интересной и практически полезной высоким заказчикам Стратфора аналитике. В частности, из нескольких сотен текстов по России самый фундаментальный — это текст Фридмана 2008 года «The Geopolitics of Russia: Permanent Struggle («Геополитика России: постоянная борьба»), где он обосновывает [41; 42], что сама география Российского и Евразийского пространства предопределяет ЕСТЕСТВЕННЫЕ наши геополитические границы в рамках плюс-минус Российской империи и СССР (неизбежность имперского собирания евразийских земель). Карта «Русская перспектива» из этой его работы даже не требует отдельного комментария:
Фридман, высоко оценивая исторический масштаб личности нашего лидера Владимира Путина, постоянно говорит о том, что гораздо более важными и фундаментальными причинами возрождения России является её география и история, в первую очередь история войн Российской империи, СССР и РФ. Фридман, Стратфор и американская элита надеются, что им удастся принудить Германию принять участие в войне на Украине (сами американцы останутся сидеть в Румынии и украинских Одессе и Днепропетровске, не примут участия в наземных боевых действиях ни при каком развитии ситуации). И в этой своей надежде аналитики Стратфора опираются на вполне твёрдые исторические обоснования — для любой объединённой Европы именно Россия была, есть и пока останется на ближайшие десятилетия главным культурно-цивилизационным, геополитическим и геоэкономическим противником [47].
Что ж, как говорится, предупреждены — значит, вооружены. Новая «Военная доктрина Российской Федерации» [36] твёрдо обосновывает оборонительный характер нашей военной стратегии, понимание наивысшей важности для безопасности Государства Российского Арктического пространства и стран — военных союзников РФ. Второй раздел «Военной доктрины РФ» прямо указывает на то, что вероятные конфликты будут носить метафизический, культурно-ценностной характер, независимо от тактических изменений на политическом ландшафте мира. Борьба будет носить характер жёсткого культурно-цивилизационного противостояния, привнесена и на личностный информационный уровень. Мы уверены, что ценности Русского мира и ценности Евразийского мира выше и сильнее ценностей нынешних США и нынешней Европы. В то время как Запад даже в ходе бряцания оружием на учениях и войны санкций начинает терять единство и искать пути примирения с Россией, наш народ только ярится на экономическую и информационную агрессию Запада и сплачивается. Это отмечает и Джордж Фридман, в вынесенной в предисловие его цитате.
В американской военной доктрине говорится об отказе ведения «двух больших войн одновременного характера» и переход к стратегии ведения «одной большой войны» и «предотвращения второй потенциальной войны», что свидетельствует косвенно о характере будущего конфликта в геополитическом масштабе. При этом главным геополитическим противником выделен Китай, а Россия попадает в противники США как страна, «способная создать помехи в программы бесперебойного доступа не только США, но и стратегических союзников (НАТО и Япония) к стратегическим запасам сырья и природных ресурсов». В России это хорошо понимают, т.к. масштабные проверки боеготовности войск начались два года назад именно на Дальнем Востоке. С учётом недавней внезапной проверки боеготовности ВС РФ, мартовских учений Северного флота, активизацией обсуждения ядерного потенциала РВСН и новых ядерных возможностей можем предположить, что Россия вынуждена в одиночку (пока ещё без стран ОДКБ) готовиться к большой Войне [45; 46]. И Россия сделает всё от неё зависящее, чтобы не допустить перерастание гражданской войны Украины и Новороссии в конвенциональную войну НАТО и РФ на территории Украины [37; 38].
Москва — Куала-Лумпур, 2 апреля 2015 года.
Собянин Александр Дмитриевич, руководитель службы стратегического планирования Ассоциации приграничного сотрудничества, член Экспертного совета Центра стратегической конъюнктуры.
Мусаев Талайбек Кожошевич, эксперт Центра стратегической конъюнктуры, координатор Департамента азиатских и европейских языков Факультета языков и лингвистики Университета Малая (Малайзия).
* * *
Russia’s Military Options in Ukraine. Part 1: Gaming a Russian Offensive. Analysis. Video: Wargaming Russia’s Military Options. Maps: Land Bridge Scenario, Coastal Scenario, Eastern Ukraine Scenario // Stratfor. 09.03.2015.
A Russian flag flies near pro-Russia militants sitting atop a 2S1 Gvozdika self-propelled howitzer as a convoy takes a break in the Donetsk region. (VASILY MAXIMOV/AFP/Getty Images)
Editor’s Note: As part of our analytical methodology, Stratfor periodically conducts internal military simulations. This series, examining the scenarios under which Russian and Western forces might come into direct conflict in Ukraine, reflects such an exercise. It thus differs from our regular analyses in several ways and is not intended as a forecast. This series reflects the results of meticulous examination of the military capabilities of both Russia and NATO and the constraints on those forces. It is intended as a means to measure the intersection of political intent and political will as constrained by actual military capability. This study is not a definitive exercise; instead it is a review of potential decision-making by military planners. We hope readers will gain from this series a better understanding of military options in the Ukraine crisis and how the realities surrounding use of force could evolve if efforts to implement a cease-fire fail and the crisis escalates.
Russia’s current military position in Ukraine is very exposed and has come at a great cost relative to its limited political gains. The strategic bastion of Crimea is defensible as an island but is subject to potential isolation. The position of Ukrainian separatists and their Russian backers in eastern Ukraine is essentially a large bulge that will require heavy military investment to secure, and it has not necessarily helped Moscow achieve its larger imperative of creating defensible borders [1]. This raises the question of whether Russia will take further military action to secure its interests in Ukraine.
To answer this question, Stratfor examined six basic military options that Russia might consider in addressing its security concerns in Ukraine, ranging from small harassment operations to an all-out invasion of eastern Ukraine up to the Dnieper River. We then assessed the likely time and forces required to conduct these operations in order to determine the overall effort and costs required, and the Russian military’s ability to execute each operation. In order to get a baseline assessment for operations under current conditions, we initially assumed in looking at these scenarios that the only opponent would be Ukrainian forces already involved in the conflict.
One of the most discussed options is a Russian drive along Ukraine’s southern coast in order to link up Crimea with separatist positions in eastern Ukraine. For this scenario, we assumed that planners would make the front broad enough to secure Crimea’s primary water supply, sourced from the Dnieper, and that the defensive lines would be anchored as much as possible on the river, the only defensible terrain feature in the region. This would in effect create a land bridge to secure supply lines into Crimea and prevent any future isolation of the peninsula. Russia would have to drive more than 400 kilometers (250 miles) into an area encompassing 46,620 square kilometers, establish more than 450 kilometers of new defensive lines, and subdue a population of 2 million.
Map. Land Bridge Scenario
Taking this territory against the current opposition in Ukraine would require a force of around 24,000-36,000 personnel over six to 14 days. For defensive purposes, Russian planners would have to recognize the risk of NATO coming to Kiev’s assistance. Were that to happen, Russia would have to expand the defensive force to 40,000-55,000 troops to hold the territory.
Planners must also consider the force needed to deal with a potential insurgency from the population, which becomes decidedly less pro-Russia outside of the Donbas territories. Counterinsurgency force structure size is generally based on the size of the population and level of resistance expected. This naturally leads to a much wider variance in estimates. In this scenario, a compliant populace would require a force of only around 4,200 troops, while an extreme insurgency could spike that number to 42,000. In this particular case, no extreme insurgency is expected, as it would be in cities such as Dnepropetrovsk, Kharkiv or Kiev. The defensive force could overlap with the counterinsurgency force to some degree if there were no external threat, but if such a threat existed the forces would have to be separate, potentially doubling the manpower required to secure the territory.
A similar scenario that has been considered is the seizing of the entire southern coast of Ukraine in order to connect Russia and its security forces in the Moldovan breakaway region of Transdniestria to Crimea [2]. The logic goes that this would cripple Kiev by cutting off access to the Black Sea and would secure all of Russia’s interests in the region in a continual arc. In terms of effort required, Russia essentially would be doubling the land bridge option. It would require an attacking force of 40,000-60,000 troops driving almost 645 kilometers to seize territory encompassing 103,600 square kilometers over 23-28 days. The required defensive force would number 80,000-112,000. This would also add a complicated and dangerous bridging operation over a large river. Moreover, the population in this region is approximately 6 million, necessitating 13,200-120,000 counterinsurgency troops.
Map. Coastal Scenario
These first two scenarios have a serious flaw in that they involve extremely exposed positions. Extended positions over relatively flat terrain — bisected by a river in one scenario — are costly to hold, if they can be defended at all against a concerted attack by a modern military force. Supply lines would also be very long throughout the area and, in the scenario that extends beyond the Dnieper River, rely on bridging operations across a major river.
A third scenario would involve Russia taking all of eastern Ukraine up to the Dnieper and using the river as a defensive front line. When it comes to defending the captured territory, this scenario makes the most sense. The Dnieper is very wide in most places, with few crossings and few sites suitable for tactical bridging operations, meaning defending forces can focus on certain chokepoints. This is the most sensible option for Russia if it wants to take military action and prepare a defensive position anchored on solid terrain.
Map. Eastern Ukraine Scenario
However, this operation would be a massive military undertaking. The force required to seize this area — approximately 222,740 square kilometers — and defeat the opposition there would need to number 91,000-135,000 troops and advance as much as 402 kilometers. Since the river could bolster defensive capabilities, the defensive force could remain roughly the same size as the attacking force. However, with a population of 13 million in the area, the additional troops that might be required for the counterinsurgency force could range from 28,000-260,000. Russia has approximately 280,000 ground troops, meaning that the initial drive would tie down a substantial part of the Russian military and that an intense insurgency could threaten Russia’s ability to occupy the area even if it deployed all of its ground forces within Ukraine.
One positive aspect would be that this operation would take only 11-14 days to execute, even though it involves seizing a large area, because Russia could advance along multiple routes. On the other hand, the operation would require such a vast mobilization effort and retasking of Russian security forces that Moscow’s intent would be detectable and would alarm Europe and the United States early on.
Two remaining options that we examined were variations on previous themes in an effort to see if Russia could launch more limited operations, using fewer resources, to address similar security imperatives. For example, we considered Russia taking only the southern half of eastern Ukraine in an effort to use decidedly less combat power, but this left the Russians with an exposed flank and removed the security of the Dnieper. Similarly, a small expansion of current separatist lines to the north to incorporate the remainder of the Donetsk and Luhansk regions to make the territory more self-sustaining was considered. Both operations are quite executable but gain little in the grand scheme.
The final scenario we considered was the most limited. It involved Russia conducting small temporary incursions along the entirety of its border with Ukraine in an effort to threaten various key objectives in the region and thus spread Ukraine’s combat power as thin as possible. This would be efficient and effective for the Russian military in terms of the effort required. It could accomplish some small political and security objectives, such as drawing Ukrainian forces away from the current line of contact, generally distracting Kiev, or increasing the sense of emergency there, making the Ukrainians believe Russia would launch a full invasion if Kiev did not comply.
For all of the scenarios considered, the findings were consistent: All are technically possible for the Russian military, but all have serious drawbacks. Not one of these options can meet security or political objectives through limited or reasonable means. This conclusion does not preclude these scenarios for Russian decision makers, but it does illuminate the broader cost-benefit analysis leaders undertake when weighing future actions. No theoretical modeling can accurately predict the outcome of a war, but it can give leaders an idea of what action to take or whether to take action at all.
[1] Russia’s Geopolitical Imperatives. The Kremlin is buzzing with rumors of further reshuffles, restructurings and dismissals // Stratfor. 18.09.2007.
[2] Putting Russia’s Crimean Intervention in Context. Studying Moscow’s past military actions across its periphery gives a perspective on the Ukraine conflict // Stratfor. 12.04.2014.
* * *
Wargaming Russia’s Military Options in Ukraine. By Ben Sheen // Stratfor. 09.03.2015.
Stratfor conducted extensive scenario planning when considering Russia’s offensive military options toward Ukraine. In this video we will examine some of the broader themes and deductions.
At the present time, Russian forces augmenting pro-Russia separatists are positioned in Crimea and southeastern Ukraine. Geographically, the area comprises rolling flat plains with no large-scale terrain features that can serve as anchors for military forces, except for the Dnieper River, running north south through central Ukraine.
When looking broadly at Russia’s military course of action, Stratfor examined the limited options first. The initial scenario we considered was the most limited of them all. In this paradigm, Russia conducted small incursions along the entirety of its shared border with Ukraine in an effort to threaten various key objectives in the region and by doing so, spreading out Ukrainian combat power as much as possible. From the Russian military perspective, this is efficient and effective, but it wouldn’t realize any additional political or security objectives not already underway. However, such a move would likely be used in conjunction with any future military actions by Russia or pro-Russia separatists.
Another limited option is a small expansion of current Separatist lines to the north, incorporating the remainder of Donetsk and Luhansk Oblasts to make the territory more self-sustaining. This offensive would mainly consist of direct engagement of Ukrainian forces that are concentrated along the separatist held area.
One of the most commonly rumored options entails Russia driving along Ukraine’s southern coast to link up Crimea with separatist positions in eastern Ukraine. For this scenario it was assumed that planners would make the offensive front broad enough to secure Crimea’s primary water supply, sourced from the Dnieper. This water feature is significant because much of Russia’s defensive line would be anchored on the key defensible terrain in the region: namely, the Dnieper River. This would achieve a land bridge and secure supply lines into Crimea.
In conducting such an offensive, an initial thrust would move forces rapidly through Ukraine toward the city of Kherson and Nova Kakhovka on the Dnieper River, where they would set up defensive positions. One of the potential constraints to this scenario is the fact that lines of supply would extend for quite some distance along a thin, difficult to defend, stretch of land.
Another scenario that was considered involves seizing the entire southern coast of Ukraine to connect Russia and its security forces in the breakaway region of Transdniestria. The logic goes that this would cripple Kiev by cutting it off from the Black Sea, thereby securing all Russian interests in this region in a continual arc. This would require a complicated and dangerous bridging operation over a large river, with an extended and vulnerable logistics train.
In this scenario, defensive positions cannot be anchored on the Dnieper River. This would require a greater number of forces to hold the ground, without the luxury of a geography barrier. The port city of Odessa would need to captured eventually, which would be a massive hit to the Ukrainian economy.
The two scenarios that extend along the coast possess serious flaws, leaving Russia’s force in extremely exposed locations. An extended frontage over relatively flat terrain, bisected by riverine features, is far from ideal. There are options for Russia to go beyond this; however, this would involve taking the southern half of eastern Ukraine in an overall attempt to commit less combat power.
However, this still leaves a massively exposed Russian flank and removes the security bonus of the Dnieper. A significant portion of the defensive lines would not be anchored on the Dnieper River. Instead, it would be stretched along the Kharkiv-Dnepropetrovsk axis, controlling these two cities, as well as Zhaporizhia.
One last scenario considered by Stratfor could rectify these problems. In short, Russia could seize all of eastern Ukraine up to the Dnieper, controlling all of the main crossing points, and using the major obstacle of the River as the defensive front line. Yet, taking this entire area would require a significant amount of forces moving into eastern Ukraine. The resulting occupation would also require a massive counter-insurgency campaign including operations in parts of Kiev, as well as the cities of Kharkiv, Dnepropetrovsk and others, where a high level of resistance would be expected.
В этом видео: в начале разговор Джорджа Фридмана и Дэвида Джадсона, затем Бен Шин (возможные действия России на Украине):
Wargaming: computerized scenario planning Ukraine Russia // Stratfor. 06.03.2015.
Media Center, Video
March 6, 2015 | 20:13 GMT
Stratfor conducted extensive scenario planning when considering Russia’s offensive military options toward Ukraine. In this video some of the broader themes and deduction will be examined.
Video Transcript
David Judson: Hi I’m David Judson, editor-in-chief at Stratfor. What we want to talk about today is a series we’ll begin on Monday, a Wargaming exercise involving Russia in Ukraine. With me is George Friedman, our founder. I know George I don’t want to give away the punch line on what we’ll be publishing on Monday, but I would like to talk about the tool of Wargaming and how we use that at Stratfor.
George Friedman: Well Wargaming goes the gamut from extremely computerized automated models down to desktop gaming. But the purpose of it is something as fundamental to any military analysis. It goes back to Napoleon, to anticipate the issues that you might face as a general or as a politician by taking a look at the what ifs, examining the military capabilities of each side, looking at terrain at which they’re going to fight, understanding the political reasons that they might decide to fight. And then try and understand how likely various strategies are and how likely they are to succeed in them.
David: I mean in this case we took apart of the maybe six options that Russia might have and the way that western NATO forces might respond. It’s interesting to me as a tool of empathetic analysis. Is that a fair characterization that it is a way to get into the mind of Russian military planners?
George: It is partly to try to understand what’s in their mind. But actually Wargaming is less interested in the intentions of the generals or politicians as to their capabilities. So what you’re really trying to do when you try to model a conflict is to identify those things that are impossible. Casual conversation you may imagine that the Russians have the military to charge all the way to Romania or Poland and so on. In fact, they probably don’t have that capability or anything close to it. Similarly you may assume that the United States has the ability to rapidly deploy multiple divisions to block them in Ukraine. The United States probably doesn’t have that. So the most important thing that comes out of military modeling is eliminating the impossible. Because until you get down into the details, until you consider how much fuel is required to move so many tanks so far, until you’ve really examined that, you seem to have these infinite numbers of options and all sorts of capabilities. And when you look at it carefully you find out well there are really very few options on all sides.
David: Right. So we do a lot of this constraint analysis at Stratfor. In some sense it’s a check on political rhetoric. In another sense it’s a way to perhaps pre-empt even the bluffing that either side participates in. Is that?
George: Well, politicians, generals, businessmen, constantly make statements. The question is not what these people say in that they may be very honest in what they want. But to go to a very simple and unpleasant place: What’s possible? And one of the things that Stratfor does is it does not focus on the intentions simply. But it really focuses on what can be done and what can’t be done. And in the case of military modeling, where this goes back well before Clausewitz, this is essential. You’ve got to really understand what can’t happen.
David: While not being a forecast in the sense that we publish forecasts, it’s nonetheless predictive, in that it takes off the table those scenarios that are not possible and allowing us to examine a more limited number of scenarios that are realistic indeed.
George: Our name is strategic forecasting.
David: Right.
George: And in strategic forecasting what we do is forecast. This is a step in the forecasting process. It doesn’t say that any of these things will happen. It examines, however, which of them would happen, what the consequences would be from a military standpoint and so on. So what it does is eliminates a whole bunch of options and allows you to really focus down on what might happen. This doesn’t even assume that the Russians are going to take any military action. It doesn’t assume that the Americans would respond. It makes no assumption on what political decisions may be made. What it does ask is what political solutions can be made.
David: Right. It’s been a tedious at times, but a very interesting process of developing the methodology. And I think we’ll have a real interesting report to produce and share with our readers on Monday.
George: I think it will. I think it’ll be a very competent, professional report. And we’ll tell our readers something about what can and can’t happen in Russia.
David: Yeah. So join us on March 9 when we’ll be rolling out this study. Thanks George.
George: Thank you.
David: Thank you for coming to Stratfor.
Stratfor: Сценарии войны на Украине // YouTube Rain Sounds. 10.03.2015.
Как продолжится война на Украине: шесть сценариев от «тайного ЦРУ — военно-аналитического агентства Stratfor»
Марш-бросок до Днепра и далее до Приднестровья, Украина отрезана от моря, войска наступают от Курска до Азовского моря. Это антиутопия в сегодняшнем докладе американского военно-аналитического агентства Stratfor, чьи отчеты в числе первых ложатся на столы генералов и сотрудников совета безопасности США.
Появление доклада совпало с дискуссиями о поставках американского оружия на Украину и с идеями о создании отдельной от НАТО армии Евросоюза. Подробнее о необычно развернутом и богато иллюстрированном докладе Stratfor
* * *
Будет ли Россия наступать в Украине? Россия за 14 дней может захватить Восточную Украину. Анализ Stratfor // Корреспондент.net. 10.04.2014
Корреспондент.net, 10 марта 2015, 14:15
Фото: AP Российская армия теоретически может захватить всю Восточную Украину, а может ограничиться мелкими вылазками вдоль границы.
Стороны конфликта в Донбассе сообщают о завершении процесса отвода тяжелого вооружения, однако, угроза новой эскалации военных действий сохраняется.
Полк Национальной гвардии «Азов» заявляет о намерении боевиков начать наступление по всему фронту в зоне антитеррористической операции уже со вторника.
Вместе с тем, сообщается о продолжении штурма сил АТО возле Широкино Донецкой области.
Так что сценарии дальнейшего развертывания военного конфликта в Донбассе исключать нельзя.
Американская частная разведывательно-аналитическая компания Stratfor в своем исследовании проводится анализ сценариев, в которых российские и западные силы могут вступить в прямой конфликт в Украине.
Stratfor еще называют «теневым ЦРУ», компания занимается сбором и анализом информации о событиях в мире. На основании собранных сведений аналитиками компании составляются экономические и геополитические прогнозы.
Корреспондент.net приводит анализ Stratfor военных операций, которые Россия может провести на территории Украины.
Военные позиции России в Украине очень уязвимы, и добиться их ей удалось ценой огромных усилий, не сопоставимых с достигнутыми политическими успехами.
Стратегический бастион Крым пригоден к обороне, но ему грозит возможная изоляция.
Позиции украинских сепаратистов и их российских сторонников на востоке Украины — это по сути дела большой выступ, защитить который можно только крупными военными силами, требующими больших средств.
Это отнюдь не помогает Москве в достижении ее более важной цели по защите своих границ. В связи с этим возникает вопрос о том, пойдет ли Россия на дальнейшие военные действия ради обеспечения своих интересов в Украине.
AP Сепаратисты россиянам не помощники, их самих нужно защищать.
В поисках ответа на этот вопрос Stratfor проанализировал шесть основных вариантов военных действий, к которым может прибегнуть Россия в интересах решения своих проблем безопасности на Украине — начиная с небольших беспокоящих действий и кончая полномасштабным вторжением и захватом восточной Украины до Днепра.
Затем мы провели оценку сил и времени, которые потребуются для проведения таких действий, сделав это для того, чтобы определить объем усилий и затрат, требуемых для выполнения таких задач, а также проанализировали российские возможности по осуществлению таких действий в каждом из вариантов.
За основу своей оценки при рассмотрении этих сценариев в нынешних условиях мы взяли предположение о том, что единственным противником будут украинские войска, уже участвующие в данном конфликте.
Чаще всего обсуждается вариант с продвижением России вдоль южного побережья Украины с целью соединения Крыма с позициями сепаратистов на востоке.
Взяв этот сценарий, мы предположили, что при планировании военной операции будет создан достаточно широкий фронт для того, чтобы получить главный источник водоснабжения Крыма, каким является река Днепр, и что линия обороны будет в максимально возможной степени сосредоточена на Днепре, поскольку это единственная в регионе черта рельефа, пригодная для обороны.
Цель такой операции — создать сухопутный мост, чтобы обеспечить снабжение Крыма и не допустить изоляции полуострова в будущем.
России придется продвинуться на 400 с лишним километров вглубь территории площадью 46 620 квадратных километров, а также подчинить себе население численностью два миллиона человек.
Для захвата такой территории и подавления украинского сопротивления потребуется группировка численностью 24-36 тысяч человек и время от шести до 14 дней.
При этом российским штабам придется учитывать риск прихода НАТО на помощь Киеву. Случись такое, и России для удержания этой территории придется увеличить свою группировку до 40-55 тысяч человек.
Планирующим органам также придется принять во внимание возможное партизанское сопротивление местного населения, которое за пределами Донбасса становится решительно антироссийским. Структура и размер сил по борьбе с партизанским движением обычно зависят от численности населения и силы оказываемого сопротивления. Естественно, разброс оценок в таком случае становится гораздо шире.
При таком сценарии, если население будет вести себя сговорчиво и податливо, потребуется противоповстанческая группировка численностью всего около 4 200 человек. Но если партизанское движение примет максимальный размах, ее придется увеличить до 42 тысяч человек.
В данном случае такого максимального размаха ожидать не приходится, в отличие от городов, таких как Днепропетровск, Харьков и Киев. Если не будет внешней угрозы, оборонительные войска и противопартизанские силы будут частично дублировать друг друга. Если же такая угроза возникнет, им придется действовать раздельно, из-за чего численность войск, необходимых для контроля над территорией, может удвоиться.
Был рассмотрен еще один похожий сценарий, заключающийся в захвате всего южного побережья Украины и соединении Крыма и России с ее войсками в самопровозглашенном молдавским регионе Приднестровье.
Логика действий при этом такова, что Киев будет отрезан от Черного моря, а все интересы России в регионе сомкнутся в виде сплошной арки.
Что касается объема сил и средств, то России придется по сути дела удвоить их по сравнению с первым вариантом по созданию сухопутного моста. Потребуется наступательная группировка численностью 40-60 тысяч человек, которой придется преодолеть почти 645 километров и за 23-28 дней захватить территорию в 103 600 километров. Для ее обороны потребуется группировка численностью 80-112 тысяч человек.
К этому добавится необходимость проведения сложной и опасной операции по форсированию крупной реки.
Более того, население этого региона составляет примерно шесть миллионов человек, и для контроля над ним потребуется противопартизанский контингент численностью 13-120 тысяч человек.
У двух первых сценариев есть один серьезный недостаток, заключающийся в том, что позиции у России будут крайне уязвимые.
Они будут растянуты на большой и в основном равнинной местности, и в одном сценарии их будет рассекать река.
Удерживать такие позиции в случае решительного наступления современной армии будет трудно, а то и невозможно.
Пути снабжения будут очень сильно растянуты, а во втором варианте снабжение придется осуществлять через крупную реку.
Третий вариант — захват Россией всей Восточной Украины вплоть до Днепра и создание на его левом берегу оборонительной линии.
В плане обороны захваченной территории такой сценарий наиболее логичен.
Днепр во многих местах очень широк, на нем мало удобных мест для переправ, а для операций по форсированию еще меньше. Таким образом, оборону можно будет сосредоточить на нескольких узостях.
Это самый разумный сценарий для России, если она захочет предпринять военные действия и занять прочные оборонительные рубежи.
Но в данном случае потребуются огромные силы и средства. Для захвата такой обширной территории площадью примерно 222 740 квадратных километров и для преодоления сопротивления противника понадобится от 91 до 135 тысяч войск, а наступать придется в глубину на 402 километра.
Поскольку река укрепляет оборонительные возможности, силы обороны могут быть примерно такой же численности, что и силы наступления.
AP Украинские военные тренируются отбивать российскую атаку.
Но на этой территории проживает 13 миллионов человек, и для проведения противопартизанских действий может дополнительно потребоваться от 28 до 260 тысяч человек.
Численность сухопутных войск у России составляет примерно 280 тысяч человек, а поэтому для проведения наступления потребуется привлечь значительную часть российской армии.
В случае начала активного партизанского сопротивления на территории Украины придется задействовать все сухопутные войска России полностью
Один из положительных моментов заключается в том, что на проведение такой операции потребуется всего 11-14 дней, хотя проводить ее придется на большой территории, потому что Россия сможет наступать сразу по нескольким направлениям.
С другой стороны, эта операция потребует огромных мобилизационных усилий и задействования крупной войсковой группировки, а поэтому о намерениях Москвы станет известно заранее, и Европа с США будут знать о них заблаговременно.
Мы изучили еще два варианта, которые являются разновидностью уже рассмотренных. Сделали мы это в попытке понять, может ли Россия осуществлять менее масштабные операции, с использованием меньших сил и средств, и решая при этом те же самые задачи в сфере безопасности.
Например, мы рассмотрели сценарий, в котором Россия захватывает только южную половину восточной Украины, задействуя при этом значительно меньше сил и средств. В этом случае у русских окажется незащищенный фланг, и они лишатся защиты Днепра.
Кроме того, мы рассмотрели вариант с незначительным расширением удерживаемых сепаратистами территорий в северном направлении с захватом всей Донецкой и Луганской областей, чтобы обеспечить их большую самодостаточность. Осуществить такие операции можно, но по большому счету они мало что дают.
Последний рассмотренный нами сценарий является самым ограниченным по масштабам.
В этом случае Россия осуществляет небольшие внезапные нападения по всей длине своей границы с Украиной в попытке создания угрозы различным ключевым объектам в этом регионе и максимально растягивает боевую мощь Украины.
В плане затрачиваемых Россией усилий это будет эффективно и экономно.
Она сможет добиться незначительных политических и военных целей, скажем, отвлечь украинские войска от сегодняшней линии соприкосновения, в целом отвлечь внимание Киева, а также усилить чувство тревоги у его властей, поскольку украинцы будут жить в уверенности, что Россия начнет полномасштабное вторжение, если Киев не согласится на ее условия.
По всем рассмотренным сценариям выводы оказались непротиворечивыми и весьма логичными.
Российская армия технически может осуществить любой из рассмотренных вариантов, но у всех у них имеются серьезные недостатки. Ни один из этих вариантов не обеспечивает достижение военных и политических целей ограниченными и разумными силами и средствами.
Такой вывод не исключает их осуществление российскими военными, но говорит о том, что им при оценке своих будущих действий придется проводить более масштабный анализ затрат-выгод. Никакое теоретическое моделирование не в силах точно предсказать исход войны, но оно дает руководителя представление о том, какие действия предпринимать, и стоит ли предпринимать их вообще.
* * *
Russia’s Military Options in Ukraine. Part 2: What the West Could Do. Analysis. Air superiority would be crucial to any Western response if Russia should invade Ukraine // Stratfor. 10.03.2015.
Approximately 150 U.S. troops, as well as another 450 destined for the three Baltic states, prepare for bilateral military exercises in Poland in 2014 (Sean Gallup/Getty Images).
Editor’s Note: As part of our analytical methodology, Stratfor periodically conducts internal military simulations. This series, examining the scenarios under which Russian and Western forces might come into direct conflict in Ukraine, reflects such an exercise. It thus differs from our regular analyses in several ways and is not intended as a forecast. This series reflects the results of meticulous examination of the military capabilities of both Russia and NATO and the constraints on those forces. It is intended as a means to measure the intersection of political intent and political will as constrained by actual military capability. Part 1 discussed several scenarios for a Russian invasion. This study is not a definitive exercise; instead it is a review of potential decision-making by military planners. We hope readers will gain from this series a better understanding of military options in the Ukraine crisis and how the realities surrounding use of force could evolve if efforts to implement a cease-fire fail and the crisis escalates.
The Russian military options in Ukraine laid out in the first part of this series would, of course, not take place in a vacuum. Apart from opposition by Ukrainian forces, the Russian military would have to account for a potential response from the United States or a coalition of NATO countries. Whether or not the United States would be willing to go to war over an invasion of Ukraine, Russia cannot afford to ignore the possibility when examining its options and estimating their potential for success.
If the United States and/or NATO were to respond to an overt Russian offensive in Ukraine, the quickest and possibly only desirable means of deploying firepower to the theater would be to use air assets. Although NATO and the United States have substantial ground forces that could be deployed to Eastern Europe and into Ukraine when needed, transporting these forces and their equipment to the theater would require a great deal of time. Even then, ground forces probably would not be committed without the achievement of air superiority. For this reason, our study of potential Western counteractions hinges on the ability to deploy a considerable amount of air power into Ukraine to halt or roll back a Russian offensive.
Such an operation would be complex, involving the deployment of air assets to airfields near Russian forces, arranging logistical support for that deployment, conducting operations against Russian air defenses and eventually launching a ground campaign to reduce Russian military capabilities inside Ukraine. As Russia evaluates its military options, it will have to account for a worst-case scenario in which NATO countries in Eastern Europe open up their air bases to a considerable deployment of the U.S. Air Force and offer logistical support.
Before being able to initiate full-scale air operations against the Russian forces, the United States and its European allies would need to deploy a massive number of fighter aircraft near Ukraine. These aircraft not only would have to deplete Russian ground-based air defenses ahead of a ground attack, but they would also be facing significant Russian air assets deployed to support the offensive operations. This means the highest possible number of advanced fighter aircraft would be required to achieve the strategic weight needed for a difficult air superiority effort.
European air forces are already relatively close to the Ukrainian theater, but forward deployment to airfields closer to Ukraine would still be required to limit flight time to targets and to reduce the strain on aerial refueling capabilities, which will already be stretched thin in an operation of this size and scope. The United States, however, faces the additional challenge of a strategic deployment of air assets from the continental United States to Eastern Europe. Various factors, such as the availability of aerial tankers and the strategic airlift and airfield capacity at the destination or intermediate landings, influence the rate at which these aircraft can be deployed.
The U.S. Air Force would be able to deploy its first aircraft in theater relatively quickly, mostly because of the pre-positioning of several fighter squadrons at air bases in Europe. Three F-15 squadrons stationed at the Royal Air Force Base Lakenheath in the United Kingdom, two F-16 squadrons stationed at the Aviano Air Base in Italy, and an F-16 Squadron stationed at Spangdahlem Air Base in Germany could be deployed to airfields in Eastern Europe within the first 48 hours of the deployment.
Map. Strategic Deployment of U.S. Air Force Assets to Eastern Europe
However, these squadrons alone would not be sufficient to begin a large-scale air operation against Russian ground-based air defenses and air superiority fighters. They would have to await reinforcement by many other squadrons from the continental United States. The reinforcing squadrons would be deployed one by one to avoid congesting the air bases they would need to move through in Europe, accompanied by transport aircraft carrying maintenance supplies and crews as well as aerial refueling aircraft to facilitate the long flights.
Assuming a best-case scenario, the entire deployment of about 22 fighter squadrons would take approximately 11 days. Priority likely would be given to the latest-generation air superiority fighters and aircraft specializing in suppression of enemy air defenses, since these roles would be dominant in the first phases of the air campaign. Other platforms, such as the A-10 ground attack aircraft, likely would be deployed in the last phase of the deployment because their mission would become feasible only after a significant deterioration of Russian air defenses.
Rotary wing assets could also follow at that point to increase ground attack capabilities, but great numbers are unlikely to be committed until air superiority is established and advanced air defense systems no longer pose a threat. Unmanned aerial vehicles would also be expected to make up a significant share of the intelligence, surveillance and reconnaissance effort supporting the operation. These would be deployed early on and would include both tactical systems with relatively low footprints and shorter ranges or loitering times and higher-level systems that can operate from airfields beyond the theater. They could also be used in a limited ground attack capability, but the requirement for reliable intelligence on Russian movement and positions means the drones likely would be reserved for an intense surveillance effort during the early phases of the campaign.
U.S. and allied air power would be able to stage out of the numerous air bases available in Eastern Europe. Staging would focus on more than 30 military airfields in Poland, Slovakia, Hungary, Romania and Bulgaria, with many more available in Italy and Germany, farther from the theater. Strategic aircraft such as aerial refueling tankers and intelligence, surveillance and reconnaissance assets could make use of the airfields in Germany and Italy, while the tactical squadrons could deploy closer to Ukraine. A deployment to airfields in western Ukraine could be possible, but the threshold would be lower for Russia to strike at these airfields, whereas the political and military cost for Russia would outweigh the benefit of disrupting operations at airfields in NATO territory. The same risk of escalation would likely limit U.S. and NATO intent to conduct operations inside Russia proper.
Because of the massive numbers of aircraft that would need to be deployed for this endeavor, the United States would also deploy aircraft carriers, likely to the Aegean Sea (the Montreux Convention prevents aircraft carriers from entering the Black Sea, where they would be easier targets for Russian attacks). Thus, at least two carrier wings could be deployed to the theater in as many weeks, and a third could join during the fourth week of the deployment.
Because of the time needed to deploy various U.S. air assets into the theater, full-scale operations could realistically begin only after Russian offensive operations had already achieved most of their objectives. This means that Russia would have been able to move mobile air defenses into the theater, and the air campaign would be aimed at deteriorating Russian defensive capabilities in Ukraine rather than blunting its initial attack.
Table. U.S. Fighter Deployment to Eastern Europe
However, prior to the completion of the massing of aircraft in Eastern Europe, preparatory operations could occur using air-launched standoff missiles or sea-launched cruise missiles to target Russian air defenses, supply depots and potentially airfields used by Russian aircraft inside Ukraine. The next phase would then likely lean heavily on the F-16CJ «Wild Weasel» and any available allied aircraft equipped with radar-seeking missiles that home in on active radar signals from ground-based air defenses. These aircraft would be used to significantly damage the Russian air defense network, or at the very least limit the use of active radars, which would significantly deteriorate the Russians’ ability to target U.S. and allied aircraft operating in the airspace over the battlefield. At this point, the main Russian threat to air superiority would be its aircraft fleet, and air combat would likely result in significant attrition on both sides.
The exact outcome of this phase is difficult to predict but is likely to favor the larger number of NATO aircraft with more advanced capabilities than the Russian force. Nonetheless, both sides have notable advantages and disadvantages that would influence the outcome of the air combat.
The Russian air force would have the advantage of operating close to home and out of its own air bases, enabling it to conduct a higher rate of sorties per aircraft than the forward-deployed NATO aircraft. However, the air fleet that the United States and its European allies could assemble is substantially larger than the fleet the Russians could field, and as a result the total amount of possible sorties per day would still be higher for NATO. Russia would have the advantage of operating over its own ground-based air defense network. By this point in the operation it would be significantly diminished, but the air defenses would still threaten NATO aircraft and force them to carry radar-seeking missiles and ground attack ammunitions, while Russian aircraft would be able to limit their loads to lighter air-to-air packages. The NATO forces, on the other hand, would benefit from better stealth capabilities and advanced intelligence, surveillance and reconnaissance assets.
U.S. and NATO forces would also have the benefit of having more experience in expeditionary deployments in the past decade. Not only do pilots have more combat experience, but ground crews and commanders also have extensive experience conducting maintenance and logistics on a large scale. Interoperability between NATO partners has also been strengthened during deployments in places such as Iraq, Afghanistan and Libya. Russian forces, on the other hand, have not operated under that kind of pressure.
From the perspective of Russian planners in this scenario, the uncertainty of Russia’s ability to maintain air superiority means that any gains it makes could be unsustainable. Obtaining air superiority would allow the United States and NATO to conduct a devastating ground attack campaign that by itself could destroy the combat effectiveness of Russian units deployed into Ukraine. It is also important to keep in mind that at this point in the scenarios, with at least several weeks having passed, U.S. and European ground forces would have had plenty of time to complete deployments to Eastern Europe. With the possibility of the deployment of significant ground forces, and NATO air assets achieving air superiority, Russian military planners have to presume that if their offensive operations were to be contested militarily, they would be unsustainable.
* * *
Russia’s Military Options in Ukraine. Part 3: Russia Weighs the Cost // Stratfor. 11.03.2015.
Before deciding how — and whether — to take overt action in Ukraine, Russia must consider which option would meet Moscow’s geopolitical imperatives.
Russian soldiers march during a rehearsal of the Victory Day Parade in Moscow late on May 5, 2014. (Kirill Kudryavtsev / AFP/Getty Images)
Editor’s Note: As part of our analytical methodology, Stratfor periodically conducts internal military simulations. This series, examining the scenarios under which Russian and Western forces might come into direct conflict in Ukraine, reflects such an exercise. It thus differs from our regular analyses in several ways and is not intended as a forecast. This series reflects the results of meticulous examination of the military capabilities of both Russia and NATO and the constraints on those forces. It is intended as a means to measure the intersection of political intent and political will as constrained by actual military capability. Part 1 discussed several scenarios for a Russian invasion. Part 2 examined how U.S. and NATO forces would respond, should they choose to. This study is not a definitive exercise; instead it is a review of potential decision-making by military planners. We hope readers will gain from this series a better understanding of military options in the Ukraine crisis and how the realities surrounding use of force could evolve if current efforts to implement a cease-fire fail and the crisis escalates.
Besides considering the constraints and achievable objectives of various military options, as well as the potential responses to them, Russian policymakers will have to decide whether any of the scenarios meet their political requirements. The goal is not simply to be left with options that are feasible but to find options that serve an actual strategic purpose. Russia clearly has the military capability to put immense pressure on Ukraine if it chooses to, but the results would not necessarily rise to meet Moscow’s higher geopolitical objectives. The Ukrainian question needs to be seen in the broader context of Russia’s need for a buffer against the European powers and NATO to its west (Ukraine, Iraq and a Black Sea Strategy, by George Friedman). Ukraine is critical to that need because it covers a wide landmass in the Intermarium, the area between the Baltic and Black seas.
Apart from the actual geopolitical achievements available in these scenarios, Russian policymakers would also have to consider the consequences of a large-scale U.S. or NATO intervention. As the second part of this series described, such an intervention would likely doom the Russian offensive. But the question is whether an intervention would be a favorable course of action for the West. The United States and NATO have no commitment to defend Ukraine if it were to face an overt Russian offensive. As with Russia, broader geopolitical imperatives will drive the West’s actions.
In fact, it is more likely that NATO would not directly intervene, but Russian planners must consider all the risks. A more realistic means of retaliation or dissuasion would be for the West to impose sanctions more significant than those currently in place, which could bring the Russian economy to its knees. Stronger sanctions would come with a cost for the West, but Russia’s weak economy amplifies the political threat.
We approach Russia and Ukraine’s current situation, the point at which these scenarios come into play, in the context of recent changes that have threatened the Russian imperative of preserving Ukraine as a buffer zone. As the Ukrainian crisis unfolded, Kiev veered toward the West. Any moves toward further integration with Europe or NATO would significantly threaten Russia’s goals and could move NATO’s borders to within 435 kilometers (270 miles) of Moscow. At this point, despite Russia’s annexation of Crimea and its military actions in eastern Ukraine, Kiev seems to be growing even closer to the West, and Russia is left without its buffer in this section of the Intermarium.
Map. Intermarum
In examining military options and the political and material cost that would come with each scenario, the payoff for Russia would be restoring this buffer, or strategic depth. Several of the scenarios we studied have little to offer in this regard.
For example, although a land connection to Crimea seems perfectly feasible from a military perspective and could guarantee freshwater supplies for the peninsula, it achieves little in terms of strategic depth. It would cause severe economic damage to Ukraine, especially if occupation extended beyond the Dnieper River to Transdniestria. But crippling Kiev economically does not guarantee Russia’s security imperatives. In fact, doing so could lead Ukraine to depend more on Western financing and, as a result, to become further integrated with Europe.
The territories in eastern Ukraine that separatists have carved out with substantial support from the Russian military give Russia’s Volgograd and Rostov regions some added strategic depth. This is not insignificant — these Russian regions form the connection to Russia’s southern border in the Caucasus — but the loss of the rest of Ukraine as a buffer still puts the West closer to Moscow. Even if the separatists and their Russian backers were able to take the entire regions of Donetsk and Luhansk, a gap in the buffer would remain at Kursk. Given that Ukraine has committed a considerable portion of its combat power to the battlefield in eastern Ukraine, an operation to take the entirety of those regions could destroy Ukraine’s military capabilities. It would be well within Russia’s abilities to significantly reduce the combat effectiveness of the entire Ukrainian military. However, this would not eliminate the possibility of Kiev aligning with the West and, much like crippling Ukraine’s economy, crushing its military could push Kiev even closer to the West by forcing it to depend on the United States and NATO for assistance in rebuilding its military capabilities.
The only military option for Russia that we examined that would both be within its capabilities and significantly improve its strategic depth is the scenario in which the Russian military advances across eastern Ukraine to anchor itself on the Dnieper. As explained in Part 1 of this series, the manpower required to carry out this operation would constitute a considerable portion of Russia’s ground forces. By committing this force, Russia would not only have to repurpose many of its existing security forces, but it would also likely have to increase the size of its military through recruitment and extensive mobilizations of reserves, especially if it wanted to maintain a presence in other areas along Russia’s border and in its periphery.
Map. Hypothetical Situation Following a Russian Invasion to the Dnieper river
The state of the Russian economy would hinder such efforts. A significant mobilization would require Russia to increase its already tight defense budget, although defense has been an exception to the government’s budget cuts. Even if Russia managed to launch the operation, its success could not be guaranteed. Moreover, a NATO intervention in Ukraine could not only quash Russia’s efforts to reach its objectives, it could also serve a crippling blow to Russia’s military capabilities.
A U.S. and NATO intervention against an overt Russian offensive in Ukraine would be a substantial escalation in and of itself. However, in the case of such an intervention, the threat of military operations and retaliations expanding into the Baltics, or inside Russia, would be very real. As part of the strategic level of warfare, both sides could seek to strike infrastructure and military assets beyond the Ukrainian theater using ballistic missiles and cruise missiles or airstrikes. Such actions could of course rapidly devolve into all-out war, and at that point the possibility of nuclear retaliation would bring an unpredictable dynamic into the conflict, making military victory a moot point.
Of course, Russian policymakers could consider the risk of escalation as a deterrent to U.S. or NATO intervention against any offensive they might conduct in Ukraine. But if Russia did carry out an operation that allowed its forces to anchor along the Dnieper River, the condition Ukraine would be in may not be desirable for Russia. Even if no direct military response from the West materialized, the western part of Ukraine would remain as a state, and the West’s current inhibitions about arming Ukraine or deploying forces in its support could evaporate quickly.
Essentially, a new Iron Curtain would emerge along the Dnieper River, with Russian and NATO forces staring each other down from opposing riverbanks. Although Russia could consider this a net gain compared to losing all of Ukraine to the West, it is a significant loss compared to a whole but neutral Ukraine. If Russia were to seize eastern Ukraine, it would be trading a buffer zone about 800 kilometers wide for about 320 kilometers of extra depth within its own borders. Granted, the geography would be more defensible, but NATO would probably end up right on Russia’s border, with no buffer remaining.
The conclusion reached from matching up these scenarios with Moscow’s strategic imperatives is that no obvious options stand out. All of the scenarios are logistically feasible, though some would come at an incredible cost, few of them actually meet Russia’s needs, and none of them can be guaranteed to succeed as long as the possibility of a U.S. or NATO military response remains. If the prospect of such a military engagement deters the West from taking direct action against a Russian offensive, the West’s option to subsume the remaining parts of Ukraine significantly minimizes the benefits of any military operation Russia might consider. As Joshua, the computer in the 1983 movie WarGames, observed, «The only winning move is not to play.»
* * *
[1] George Friedman, Founder and Chairman, Stratfor: Europe: Destined for Conflict? Event Summary by Richard C. Longworth (полное выступление, 1 ч. 12 мин.) // The Chicago Council on Global Affairs. 03.02.2015.
Tuesday 02/03 5:30 pm — 7:15 pm
The Chicago Council on Global Affairs and Stratfor founder and CEO George Friedman present a discussion on the emerging crisis in Europe. Europe has inherent flashpoints smoldering beneath the surface which are destined to erupt again, including half a dozen locations, borderlands, and cultural dynamics that have the potential to upend Europe as we know it, says Friedman. He identifies the flashpoints and discusses how can we prepare.
Video Transcript:
[2] STRATFOR: US-Hauptziel seit einem Jahrhundert war Bundnis Russland+Deutschland zu verhindern (английские субтитры, 12 мин.) // YouTube Deutschland+Russland. 12.03.2015.
Текст речи Фридмана на английском:
Nick Brand: My name is Nick Brand and I am the director of the corporate programs at the Chicago Council on global affairs and thank you all for joining us this evening. I like to take this opportunity to welcome George Friedman to the Chicago Council. I believe it is his first time here, so thank you so much for being with us.
George Friedman: No place is really pacific for very long, I mean neither the United States, we have constant wars ok. Europe will I suspect not return to the 31 years but it will return to humanity, they will have their wars, they will have their peace, they will live their lives. It will not be a hundred million death but the idea of the European exceptionalism I think is the one suffering the first death. There will be conflict, there was conflict in Yugoslavia and there is certainly conflict now in Ukraine. As to the relationship to the United states, we no longer have a relationship with Europe. We have a relationship with Romania, we have a relationship with France, there is no ‘Europe’ to have a relationship with.
Nick Brand: Yes, the gentleman in the fourth row over here.
Question from the audience: Is islamic extremism really the major threat to the United States and will it die on its own or will it keep growing.
George Friedman: it is a problem to the United States, it is not an existential threat. It has to be dealt with, but it has to be dealt with proportionately. We have other foreign policy interests. So, the primordial interest of the United States over which for centuries we have fought wars, the first, second and cold war has been the relationship between Germany and Russia. Because united they are the only force that could threaten us, and to make sure that that doesn’t happen. If you are an Ukrainian, it is essentially to reach out to the only country that will help you, which is the United States. Last week, about ten days ago, General Hodges, commander of the ‘US army Europe’ visited Ukraine, he announced that US trainers would now be officially coming, not just unofficially coming. He actually pinned medals on Ukrainian fighters, which by protocol of the military actually is not the way, foreigners don’t get to pin on medals, but he did. Showing that this was his army, he then left and in the Baltics announced that the United States would be prepositioning: armour, artillery, and other equipment in the Baltic’s, Poland, Romania, and Bulgaria, which is a very interesting point. So the United States, and now yesterday the United States announced that it will be sending weapons. Tonight of course they denied it, but they are, weapons will go. In all of this the United States has acted outside of the context of NATO. Because NATO has to have a hundred percent vote and anyone country can veto anything. And the Turks will veto it just for ‘giggles’. The point is that the United States is prepared to create a ‘cordon Sanitaire’ around Russia, and Russia knows it, Russia believes that the United States intends to break the Russian Federation. I think that as Peter Lory put it, we don’t want to kill you, we just want to sort of hurt you a little bit“. Either way, we are back at the old game, and if you go ask a Pole or a Hungarian or a Romanian, they live in a totally different universe from a German, and they live in a totally different universe from a Spaniard. So there is no commonality in Europe. But if I were Ukrainian, I would do exactly what they are doing, try to draw the Americans in.
Nick Brand: Alright, next question please.
George Friedman: The United States has a fundamental interest, it controls all the oceans of the world, no power has ever done that. Because of that, we get to invade people and they don’t get to invade us, that is a very nice thing. Maintaining control of the sea and control of space is the foundation of our power. The best way to defeat an enemy fleet is to not let it be built. The way the British managed to make certain that no European power could built a fleet is to make sure that the Europeans were at each others throats. The policy that I would recommend is the one that Ronald Reagan adopted toward Iran and Iraq. He funded both sides, so they would fight each other and not fight us. This was cynical, it was certainly not moral, it worked. And this is the point: the United States cannot occupy Eurasia, the moment the first boots hits the ground, the demographic differential is that we are totally outnumbered. We can defeat an army, we cannot occupy Iraq, the idea that 130.000 men would occupy a country of 25 million. Well the ratio in New York of cops to citizens was greater than we had deployed in Iraq. So, we don’t have the ability to go across, but we do have the ability to first: support various contending powers so they are concentrated on themselves with political support, some economic support, military support, advisers and in extremis do what we did in Japan, I mean in Vietnam, in Iraq and in Afghanistan. With spoiling attacks, the spoiling attack is not intended to defeat the enemy, it is intended to throw them of balance. What we did in each of these wars, in Afghanistan for example we threw Al Qaida of balance. The problem we have since we are young and stupid is that having thrown them of balance instead of saying ‘ok, job well done, let’s go home’. We said ‘well that was easy, why don’t we build a democracy here’. This was the moment of dementia that came in. The answer therefore is, the United States cannot constantly be intervening throughout Eurasia. It must be selectively intervening and very rarely, that is the extreme moment, we cannot as the first step send American troops. And when we send American troops, we have to truly understand what the mission is, limit to that and not to develop all sorts of psychotic fantasies. So hopefully we have learned that this time, it takes a while for kids to learn lessons. But I think you are absolutely right, we cannot as an empire do that. Britain didn’t occupy India, it took various Indian states and turned them against each other and provided some British officers for an Indian army. The Romans did not sent vast armies out there, it placed kings. Various kings were created under the emperor and those kings were responsible for maintaining the peace, Pontius Pilate was one example. So empires that are directly governed by the empire like the Nazi Empire failed. No one has that much power. You have to have a level of cleverness. However, our problem is not yet that, it is actually admitting that we have an empire. So we haven’t even gotten to that point were we don’t think that we can go home and it will be over and done. So we are not even ready for chapter three of the book.
Nick Brand: Next question please. Yes the gentleman right here in the fourth row.
Question from audience: So, I infer from your comments that the euro as a currency will not survive.
George Friedman: The question on the table for the Russians is will they retain a buffer zone that is at least neutral or will the West penetrate so far in the Ukraine that they are 70 miles away from Stalingrad and 300 miles away from Moscow. For Russia, the status of Ukraine is an existential threat, and the Russians cannot let go. For the United States, in the event that Russia holds on to the Ukraine, were will it stop? Therefore it is not an accident that General Hodges, who is been appointed to be blamed for all of this, is talking about prepositioning troops in Romania, Bulgaria, Poland and the Baltic’s. This is the Intermarium, from the Black Sea to the Baltic, that Pilsudski dreamed of. This is the solution for the United States. The issue to which we don’t have the answer is what will Germany do. The real wild card in Europe is that as the United States builds its cordon sanitaire, not in Ukraine, but to the west, and the Russians try to figure out how to leverage the Ukrainians out, we don’t know the German position. Germany is in a very peculiar position, it’s former Chancellor Gerhard Schroder is on the board of Gazprom, they have a very complex relationship with the Russians. The Germans themselves don’t know what to do, they must export, the Russians can’t take up the export. On the other hand, if they lose the free trade zone, they need to build something different. For the United States, the primordial fear is Russian capital, Russian technology, I mean German technology and German capital, Russian natural resources and Russian manpower as the only combination that has for centuries scared the hell out of the United States. So how does this play out? Well, the USA has already put it’s cards on the table. It is the line from the Baltic’s to the Black Sea. For the Russians, their cards have always been on the table, they must have at least a neutral Ukraine, not a pro-western Ukraine. Belarus is another question. Now, whoever can tell me what the Germans are going to do is going to tell me about the next 20 years of history. But unfortunately the Germans haven’t made up their mind. And this is the problem of Germany always, enormously economically powerful, geopolitical very fragile and never quite knowing how to reconcile the two. Ever since 1871, this has been the German question, the question of Europe. Think about the German question, because now it is coming up again, that is the next question that we have to address, and we don’t know how to address it, we don’t know what they are going to do.?
[3] STRATFOR: Главной целью США всегда было не допустить союза России и Германии (русские субтитры, 15 мин.) // YouTube Deutschland+Russland. 22.03.2015.
3 февраля 2015. Основатель и директор ведущей американской частной разведывательно-аналитической компании в области геополитики Strategic Forecasting Inc. (сокращенно: STRATFOR) Джордж Фридман о геополитической ситуации вокруг Украины и геополитике отношений России, Германии и США. Фрагменты. Источник видео:
В видео также включены фрагменты посещения главнокомандующего сухопутными войсками США в Европе генерала Бена Ходжеса в Киеве на Украине (январь 2015) и интервью бывшего госсекретаря США Кондолизы Райс немецкому ТВ в мае 2014.
Ник Брэнд: Меня зовут Ник Брэнд и я директор по корпоративным программам в «The Chicago Council on global affairs» (Чикагский Совет по Глобальным Делам) и я благодарю всех, кто присоединился сегодня к нам. Я хочу воспользоваться данной возможностью и поприветствовать Джорджа Фридмана здесь в The Chicago Council. Я думаю, он выступает у нас впервые, благодарю вас за то, что пришли к нам.
Джордж Фридман: Ни одно место на Земле не может оставаться вечно мирным. Даже США, я имею в виду, США тоже постоянно затронуты войнами.
В будущем Европа, как мне кажется, хотя и не вернется к 31-летнему периоду (1914-1945), но Европа вернется к естественной ситуации человечества: в Европе будут войны, будут времена мира, европейцы будут жить свою жизнь. Не будет конечно 100 миллионов убитых (как в прошлой войне), но идея «европейской исключительности», как мне кажется, падет первой в жертву. В Европе будут конфликты. В Европе уже были конфликты, в Югославии и сейчас на Украине. А по поводу отношений Европы с Соединенными Штатами — у нас нет отношений с «Европой». Мы имеем отношения с Румынией, мы имеем отношения с Францией и так далее, но нет «Европы», с которой США имеют какие-то отношения.
Ник Брэнд: Да, пожалуйста господин в четвертом ряду.
Вопрос из публики: Представляет ли исламский экстремизм главную опасность для Соединенных Штатов, он со временем сам отомрет или же он будет и далее усиливаться?
Джордж Фридман: Исламский экстремизм является проблемой для Соединенных Штатов, но не является жизненно важной угрозой. Нужно заниматься этой проблемой, но прилагать при этом нужно пропорциональные усилия, не более. У нас другие внешнеполитические интересы. Исконные внешнеполитические интересы США на протяжении столетий, во время Первой, Второй и Холодной мировых войн всегда концентрировались на отношениях между Россией и Германией. Потому что объединившись они являются единственной силой, представляющей для США жизненно важную угрозу. И наша главная задача была в том, чтобы не допустить их союза.
Если вы являетесь украинцем, то вам жизненно важно найти того, кто единственный может помочь вам — и это Соединенные Штаты. На прошлой неделе, или около 10 дней назад, Украину посетил главнокомандующий сухопутными войсками США в Европе генерал Бен Ходжес. Там он объявил о том, что вскоре на Украину теперь уже официально прибудут военные советники США, до этого это было неофициально. Он там вообще-то награждал украинских воинов военными медалями США, что вообще-то запрещает армейский регламент США, награждать медалями иностранцев. Но он сделал это, потому что он этим хотел показать, что украинская армия, это его армия. Потом он уехал и позже в Прибалтике объявил, что США будут поставлять оружие, артилерию и другие вооружения прибалтийским странам, Румынии, Польше и Болгарии, это очень интересный аспект.
А вчера США объявили о намерении поставок вооружений (на Украину), и хотя это потом было опровергнуто, оружие всё равно будет поставляться.
И во всех этих действиях США действуют в обход НАТО, потому что решения НАТО могут приниматься только единогласно всеми членами НАТО и каждый член НАТО может наложить вето. Турки могут наложить свое вето хотя бы только ради смеха. Суть происходящего заключается в том, что США возводят «санитарный кордон» вокруг России. И Россия знает об этом. Россия думает, что США собираются расчленить/сломать Российскую Федерацию. Я думаю, это сказал Питер Лори, что «Мы не хотим вас убивать, а только слегка сделать больно.»
В любом случае мы вернулись к старой игре. И если вы спросите, что думает поляк, венгр или румын, вы увидите, что они живут в совершенно другой вселенной, чем немцы, а немцы живут в совершенно другой вселенной нежели испанцы. Итак, в Европе нет единогласия. Но если бы я был украинцем, я бы делал в точности то, что они сейчас делают: пытаться втянуть в это США.
У Соединенных Штатов фундаментальный интерес в том, чтобы контролировать все океаны планеты. Никто и никогда не делал этого раньше. Как следствие этого мы можем осуществлять вторжения везде на планете, но никто не может напасть на нас. Это классный расклад. Осуществление контроля над океанами и в космосе является основой нашей власти. Лучший способ разгромить вражеский флот, это не дать врагу построить свой флот. Путь, который выбрала Британская Империя для того, чтобы не допустить возникновения сильного флота в Европе, было натравливание европейцев друг на друга. Я бы порекомендовал следовать политике, которую применил Рональд Рейган в Иране и Ираке. Рейган поддерживал обе воюющие стороны, так что они воевали друг с другом, но не против нас (ирано-иракская война 1980-88). Это было цинично, это было аморально, но это работало. И в этом вся суть: США не в состоянии оккупировать всю Евразию. В тот момент, когда ботинок нашего солдата ступает на землю Евразии, мы автоматически уступаем по численности войск. Мы можем разбить армию противника, но мы не в состоянии осуществить военную оккупацию Ирака. Идея того, что армия США численностью в 130.000 солдат в Ираке способна оккупировать страну с населением 25 миллионов человек… Знаете, даже соотношение между количеством полицейских и населением Нью Йорка больше, чем было соотношение между количеством наших солдат и иракского населения. Таким образом, мы не в состоянии везде посылать наши войска, но зато мы в состоянии прежде всего поддерживать враждующие между собой стороны, чтобы они концентрировались на себе (а не против нас). Мы можем их поддерживать политически, финансово, оказывать военную помощь и посылать им наших советников. И только в крайних случаях, как мы это сделали в Японии… нет, во Вьетнаме, Ираке и Афганистане, там мы вмешались военной силой с тактикой превентивного удара (spoiling attack). Тактика превентивных ударов не подразумевает разгром и поражение противника, ее цель — вывести врага из равновесия (=ослабить). Мы это делали в каждой войне, к примеру в Афганистане мы вывели Алькаиду из равновесия. Но проблема при этом у нас — еще молодых и глупых — в том, что мы выводя противника из равновесия не говорим себе: «Всё, дело сделано, пошли домой», вместо этого мы говорим: «Как легко нам это удалось, давайте еще построим тут демократию». Это те моменты, когда на нас находит слабоумие. Поэтому ответ на этот вопрос в том, что США не могут вторгаться с войсками везде в Евразии. Нужно это делать выборочно и очень редко. Военное вторжение представляет для нас крайний случай, последнюю возможность, мы не можем сразу высылать наши войска. Но когда мы всё-таки посылаем войска США, тогда мы должны в точности понимать цели миссии, мы должны наше вторжение по возможности ограничивать, и не позволять никому раздувать на этом психопатные фантазии. Так что я надеюсь, мы всё это уже хорошо усвоили, хотя когда дети на уроке усваивают знания, это длится некоторое время. Но вы абсолютно правы, мы как империя не можем везде посылать войска. Британцы в свое время тоже не оккупировали Индию, они просто взяли под контроль отдельные индийские государства и натравливали их друг на друга. Британцы еще разместили своих офицеров в индийской армии. Римляне в свое время тоже не посылали огромные по численности легионы в отдаленные провинции, они просто приводили к власти там проримских правителей. Эти правители, посаженные Римом на правление, отвечали за мир (на границах Римской Империи). Так, например, было в случае Понтия Пилата (в Израиле). Таким образом, империи, которые пытаются управлять территориями напрямую военной силой, такие империи распадаются, как это было в случае империи нацистов, к примеру. Потому что ни у кого нет столько сил это делать. Нужно это делать умно. Как бы то ни было, проблема не в этом, а в том, что мы не можем себе признаться, что мы империя как таковая. Мы еще не осознали этого (в общественном мнении), мы не думаем, что мы можем пойти домой, расслабиться с мыслью, что всё уже сделано. Потому что мы находимся еще в третьей главе книги.
Вопрос, который сейчас стоит на повестке для русских, в том, смогут ли они сделать Украину буфферной зоной между Россией и Западом, как минимум будет ли она нейтральной страной, или же Запад (НАТО) продвинется на Украине так далеко, что Запад (НАТО) будут отделять от
Сталинграда всего 100 километров, а от Москвы 500 километров. Для России статус Украины представляет жизненно важную угрозу. И русские не могут просто так оставить этот вопрос и уйти. Для США вопрос стоит таким образом, что если Россия продолжит цепляться за Украину, то кто остановит Россию? Поэтому это не случайно, что генерал Ходжес, которого США назначили ответственным за всё это, недавно объявил о том, что США пошлют войска быстрого реагирования в Румынию, Болгарию, Польшу и Прибалтику. Этими действиями США готовят «Intermarium» (Меджуморье), территорию между Балтийским и Черным морями — об этом мечтал еще Пилсудский. (польский маршал и диктатор 1920-е годы)
Этот концепт США считают решением проблемы.
Но вопрос, на который у нас нет ответа, это что предпримет Германия в этой ситуации. Настоящая неизвестная в уравнении Европы, это немцы. Когда США возведут пояс безопасности, не на Украине, а пояс безопасности к Западу, а русские попытаются перетянуть Украину на свою сторону, то что тогда предпримут немцы — этого мы не знаем. Германия находится в очень своеобразной ситуации. Бывший канцлер Герхард Шрёдер состоит в совете директоров Газпрома. У немцев в целом очень сложное и своеобразное отношение к русским. Немцы сами не знают, что им делать в этой ситуации. Им нужно экспортировать свои товары, русские их (все) купить не в состоянии. С другой стороны немцы потеряют зону свободной торговли (с Россией), и им придется организовать сбыт экспорта где-то еще. Для Соединенных Штатов было всегда исконным, главным страхом, чтобы русский капитал и русские технологии… наоборот, чтобы немецкий капитал и немецкие технологии соединились с российскими природными ресурсами и рабочей силой в непобедимую комбинацию, которая нагоняет на США адский страх вот уже на протяжении столетий. Итак, как же можно этого достичь, чтобы эта (русско-немецкая) комбинация не состоялась сегодня? У США есть на этот случай козырь, который они открыто выложили на стол: это линия между Прибалтикой и Черным морем.
Русские держали свои карты всегда открытыми — русским нужна хотя бы нейтральная Украина, ни в коем случае не прозападная. Белоруссия — отдельная тема. Теперь, если кто-то сможет дать мне ответ на вопрос, что предпримут немцы в этой ситуации, тот одновременно скажет нам этим, как будут выглядеть следующие 20 лет истории. К несчастью немцы нерешительны, они никак не определятся (Запад или Восток). И это вечная проблема Германии. Германия — мощнейшая экономическая держава, но геополитически очень уязвима, и поэтому немцы никогда не знают, как им увязать эти две вещи воедино (лучше всего). С 1871 года это был вечный «немецкий вопрос». И вопрос Европы в целом. Задумайтесь над «немецким вопросом», который сегодня снова стоит на повестке дня. Это тот вопрос, который мы должны поставить. И мы не знаем, как нам этот вопрос поставить, потому что мы не знаем, что собираются предпринять немцы.
[4] George Friedman, «Flashpoints: The Emerging Crisis in Europe» // YouTube Talks at Google. 12.02.2015.
Flashpoints: The Emerging Crisis in Europe.
A major new book by New York Times bestselling author and geopolitical forecaster George Friedman (The Next 100 Years) with a bold thesis about coming events in Europe, this provocative work examines ‘flashpoints’—unique geopolitical hotspots where tensions have erupted throughout history—and why conflict is due to emerge again.
“There is a temptation, when you are around George Friedman, to treat him like a Magic 8-Ball.” —The New York Times Magazine
With uncanny accuracy, George Friedman has forecasted coming trends in global politics, technology, population, and culture. Now, in Flashpoints, he focuses on the continent that was the cultural and power nexus of the world for five-hundred years: Europe. Analyzing the historical fault lines that have existed for centuries within the borderlands of Europe and Russia-which have been the hotbed of numerous catastrophic wars-Friedman walks readers through the flashpoints that are smoldering once again. The modern-day European Union was crafted in large part to minimize these built-in geopolitical tensions, but as Friedman shows with a mix of fascinating history and provocative cultural analysis, that design is failing. Flashpoints is George Friedman’s most timely book, delivering an unflinching forecast for the coming years.
About the author:
George Friedman is the Chairman and founder of Stratfor, the world’s leading private intelligence company. He is frequently called upon as a media expert in intelligence and international geopolitics, and is the author of six books, including the New York Times bestsellers The Next Decade and The Next 100 Years. He lives in Austin, Texas.
This Authors at Google talk was hosted by Boris Debic.
[5] Джордж Фридман: «США будут поддерживать враждебность и войну, чтобы все боролись друг с другом» // ЖЖ Сергей Филатов (serfilatov). 30.03.2015.
[6] Лекция Джорджа Фридмана 09.12.2015 в МГИМО: видео и основные тезисы. Перевод: Григорий Марбургский, «Спутник и Погром» // Спутник и Погром. 15.12.2014.
Посетив МГИМО, Фридман выступил с неожиданно трезвой, искренней и по-макиавеллистски циничной лекцией:
Лекция Джорджа Фридмана (STRATFOR) в МГИМО (англ.) // YouTube Sputnik & Pogrom. 15.12.2014.
[7] Прогнозирование: объективное измерение разведывательной деятельности. Доклад директора Stratfor Джорджа Фридмана Валдайскому клубу // Валдайские записки. 2014. №6, декабрь.
[8] Viewing Russia From the Inside. Geopolitical Weekly by George Friedman. The Ukrainian Issue. The Future for Russia and the West // Stratfor. 16.12.2014.
[9] Наблюдая Россию изнутри (перевод статьи основателя агентства Stratfor Джорджа Фридмана). Перевод: Алексей Прудников, «Спутник и Погром» // Спутник и Погром. 17.12.2014.
«Нет ничего опаснее, чем раненый медведь. Лучшая альтернатива — убить его, однако история показала, что убить Россию нелегко», — считает основатель частной разведкомпании Стратфор Джордж Фридман. — «Сила русских — это способность вытерпеть то, что сломало бы другие нации».
[10] Понять, чтобы убить. Джордж Фридман — основатель и руководитель частной спецслужбы Stratfor, являющейся игроком в американской параполитике. Не аналитиком, не разведчиком, а именно игроком (субъектом) // Friend ЖЖ (Движение «Суть времени»). 19.12.2014.
[11] «Интересы РФ и США в отношении Украины несовместимы друг с другом». Глава Stratfor Джордж Фридман о первопричинах украинского кризиса. Интервью взяли Елена Черненко и Александр Габуев // Коммерсант. 19.12.2014.
[12] Russia’s Geographic Challenge // YouTube STRATFORvideo. 05.03.2012.
Video Transcript:
[13] Ukraine’s Geographic Challenge // YouTube STRATFORvideo. 03.09.2014.
Video Transcript:
[14] Чайка по имени Лорен Гудрич. «РР» разоблачает махинации частной американской разведки в России. В депешах Stratfor под кодом RU101 генпрокурор России Юрий Чайка, «Крестный отец» Лорен Гудрич. Гудрич осталась старшим аналитиком Stratfor по Евразии. Расследование Дмитрия Великовского // Русский репортер. № 18 (247) 10.05.2012.
[15] Александр Собянин о смерти Немцова и продлении жизни США за счет «поедания» экономик ЕС и Японии — 1 // ЖЖ Политическая пропаганда. 02.03.2015.
[16] Александр Собянин о смерти Немцова и продлении жизни США за счет «поедания» экономик ЕС и Японии — 2 // ЖЖ Политическая пропаганда. 02.03.2015.
[17] Red Alert Update: At the Heart of the Mariupol Crisis. Analysis. Map. Crimea (disputed) // Stratfor и ЖЖ Собянин. 25.01.2015.
[18] Обстрел Мариуполя означает новый уровень боев на Украине — Stratfor // ИА REGNUM. 25.01.2015.
[19] Александр СОБЯНІН. США змусять європейців почати бойові дії в Україні. Україна не має шансів перемогти Новоросію! Переклад: Андрiй Сокуренко // Общественный рейтинг («Громадський рейтинг», Бiшкек). №28 (664). 25.09.2014
[20] Александр СОБЯНИН: США заставят европейцев начать боевые действия на Украине. Украина не имеет шансов победить Новороссию! Беседовал Эрик Исраилов // Общественный рейтинг. №28 (664). 25.09.2014.
[21] Путный визит Путина и спутанные карты Еврозоны. На определенном этапе Германия будет вынуждена уничтожить Европейский Союз, — Собянин. Беседовала Надана Фридрихсон // Kavpolit.com. 22.05.2014.
[22] Список обвинений НАТО по Украине к России: расставим точки над «i». NATO Fact Sheet // Технополис завтра (Краматорск). 02.05.2014.
[23] Украина: Время пошло, и русские военные «на взводе». Предатель Сутягин из Королевского института RUSI «рисует» 4 сценария атаки войск РФ на Украину // Технополис завтра (Краматорск). 07.04.2014.
[24] Borderlands: The New Strategic Landscape. Geopolitical Weekly by George Friedman. The German Problem. The United States followed a consistent strategy in all three wars // Stratfor. 06.05.2014.
[25] Битва за украинский буфер. «Пограничные земли: новый стратегический пейзаж» — Джордж Фридман // ИА REGNUM. 09.05.2014.
[26] Borderlands: First Moves in Romania. Geopolitical Weekly by George Friedman. The Ukrainian Factor. U.S. Goals. Moldova, Energy and Russian Subtlety // Stratfor. 27.05.2014.
[27] «Пограничные земли: первые подвижки в Румынии» — Джордж Фридман // ИА REGNUM. 28.05.2014.
[28] Джордж Фридман: «Intermarium» США против объединения технологий ЕС с природными ресурсами России. Автор геополитической идеи «Междуморья» Юзеф Пилсудский // ИА REGNUM. 09.06.2014.
[29] The Intersection of Three Crises. By Reva Bhalla. Germany and the Eurozone Crisis. The Role of the Crisis in Ukraine. The Connection Between Ukraine and Iran // Stratfor. 24.02.2015.
[30] Europe’s Malaise: The New Normal? Geopolitical Weekly by George Friedman. Faltering Europe. Russian power grows as Europe fragments // Stratfor. 19.08.2014.
[31] Джордж Фридман, Stratfor: Болезнь Европы: новая норма? Спотыкающаяся Европа: Мощь России растёт с раздробленностью Европы // www.20khvylyn.com. 27.08.2014.
[32] Germany Emerges. Geopolitical Weekly by George Friedman. Germany’s Role in Ukraine. The Greek Issue. Merkel’s Case in Washington // Stratfor. 10.02.2015.
[33] Germany’s Geographic Challenge // YouTube STRATFORvideo. 15.02.2013.
Video Transcript:
[34] The State of the World: Germany’s Strategy. An ideal situation for Germany would be a Franco-German-Russian entente. But if the EU weakens, Russia becomes Germany’s natural alternative. By George Friedman // Stratfor. 12.03.2012.
[35] Stratfor: Более напористая германская внешняя политика (РУС). На Украине Берлин бросает вызов России // Технополис завтра (Краматорск). Перевод ИноСМИ. 06.02.2014.
[36] «Военная доктрина Российской Федерации» (утв. Президентом РФ 25.12.2014 N Пр-2976) // Пресс-служба Президента России. 25.12.2014.
[37] «Для России самый главный императив — как можно дальше отодвинуть начало Войны» — Александр Собянин // ЖЖ Политическая пропаганда. 03.03.2015.
[38] Александр Собянин — Можно сделать предположение, что мировая война начнется в течение ближайших трех лет. Беседовал Вячеслав Щекунских // Радиоточка.кз. 08.12.2014.
[39] Russia Targets NATO With Military Exercises. Analysis. Map. Russian Military Exercises // Stratfor. 19.03.2015.
[40] STRATFOR тексты, видео: сильные аналитики (Дж.Фридман, Р.Каплан, П.Зейхан), взгляд на Россию // ЖЖ Собянин. 26.02.2015.
[41] The Geopolitics of Russia: Permanent Struggle. From George Friedman’s monograph on the geopolitics of Russia, originally published October 2008 // Stratfor. 24.11.2011.
[42] Джордж Фридмен, глава компании Stratfor: Геополитика России: постоянная борьба. George Friedman: The Geopolitics of Russia: Permanent Struggle. Россия должна господствовать в центре Евразии. Выдержка из текста монографии по геополитике ведущих стран мира, опубликованной в октябре 2008 года // Stratfor, пер. ИноСМИ. 24.11.2011.
[43] Stratfor: Следующий шаг возрождения России: Центральная Азия. The Next Stage of Russia’s Resurgence: Central Asia. Перевод и оригинал, ссылки на предыдущие части // Stratfor. 11.02.2012.
[44] НОВОЕ СДЕРЖИВАНИЕ РОССИИ (STRATFOR) Американская стратегия после Украины: от Эстонии до Азербайджана. From Estonia to Azerbaijan: American Strategy After Ukraine // Технополис завтра (Краматорск). Перевод ИноСМИ. 28.03.2014.
[45] Собянин А., Шибутов М. Накануне Третьей мировой войны. Россия имеет все необходимое для победы, но может и проиграть // Аргументы недели. №2 (243). 20.01.2011.
[46] Стратегическое планирование в США: военная мощь, прорывные технологии и доллар. Аналитический доклад. Александр Собянин, Марат Шибутов // ИА REGNUM. 25.05.2012.
[47] КНИГА: Куденхове-Калерги, Рихард Николаус. Пан-Европа. — М.: Вита Планетаре, 2006. Richard Nikolaus Coudenhove-Kalergi. Pan-Europa, 1923.
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
