Почему дебаты по поводу однополых браков во Франции перерастают в революцию ("The Spectator", Великобритания)

Революции зачастую возникают в результате  неожиданной встряски уже ослабевшего режима. Поскольку комментаторы во Франции говорят сегодня не только о кризисе, поглотившем правительство Франсуа Олланда, но и о предсмертных хрипах всей политической системы страны, вполне возможно, что политика легализации однополых браков, являющаяся отличительной чертой его президентства (скорее, не сама политика, а мощнейшая реакция французского общества на нее, которая уникальна для Европы), станет последней каплей, которая переполнит чашу терпения французов и сломает хребет Пятой республике.

Противники этого закона наэлектризовали средний класс, молодежь и значительную часть провинциальной Франции. В воскресенье 24 марта, несмотря на пронизывающий холод, толпы народа заполнили пространство от Большой арки Дефанс до Триумфальной арки, протестуя против принятия этого закона. 13 января, также в холодный день, они вышли на Марсово поле. Когда такие толпы собирает рок-звезда Джонни Холлидей или чемпионат мира, счет идет на пару миллионов. Но полиция, очевидно, действуя по указанию политиков, заявила, что на демонстрации собралось максимум несколько  сотен тысяч человек, хотя они несомненно стали самыми крупными выступлениями общества во французской истории. Le Figaro в понедельник выступила с обоснованными обвинениями в адрес полиции, заявив, что снятый 24 марта с полицейских вертолетов фильм, который позднее показала префектура, был смонтирован таким образом, чтобы количество демонстрантов казалось меньше.

Такая ложь является  признаком разложения режима. Вспышки негодования, подобные заявлению сына министра образования Франции Пейона в Твиттере, где он 13 января написал, что «этих мерзавцев», выходящих на демонстрации, надо публично вешать, делают Марию-Антуанетту весьма деликатной и учтивой дамой в сравнении с такого рода людьми. Если бы парижские выступления проходили на площади Тахрир, мировые СМИ единодушно закричали бы о том, что «французская весна» вот-вот сметет устаревшие структуры власти, особенно в связи с  тем, что на демонстрации в Париже выходит в подавляющем большинстве молодежь двадцатилетнего возраста (это относится и к ежедневным демонстрациям на прошлой неделе, кульминацией которых стал в воскресенье импровизированный массовый митинг с участием 270000 человек).

По тем же меркам, если бы московские силы охраны правопорядка начали травить слезоточивым газом детей и матерей, что сделала французская полиция 24 марта на Елисейских полях, или если бы они начали тащить за шеи молодежь, мирно сидевшую на газонах после демонстрации, как поступила полиция по борьбе с общественными беспорядками 18 апреля, то всемирная полиция нравов с CNN тут же открыла бы неистовую пальбу из своих крупнокалиберных орудий публичной риторики. Такие репрессии были бы истолкованы как признак того, что режим в отчаянии.

Если бы украинская полиция убрала палаточный городок, разбитый в центре Киева во время «оранжевой революции» 2004 года, как это сделала парижская полиция, бросившая вечером 14 апреля за решетку 60 противников однополых браков из палаточного городка, то натовские танки наверняка приступили бы к форсированию Днепра, спеша на выручку оранжевым. Полиция даже взяла на заметку и записала имена десятка людей в Люксембургском саду за то, что они надели майки с лозунгами против однополых браков, собравшись там на пикник. Полицейские заявили, что это несанкционированное политическое сборище.

Правительство во вторник поспешило протащить закон об однополых браках через парламент, чтобы погасить массовое движение. Но такого рода паранойя полиции это явный признак того, что французская политическая система безнадежно больна. И это подтверждается событиями самой истории. На протяжении 30 с лишним  лет каждое французское правительство проигрывает каждые выборы. Если вам больше 50 лет, то вы голосовали на последних выборах в 1978 году, когда действующее большинство удержалось у власти. Николя Саркози удалось добиться переизбрания консервативного большинства в 2007 году лишь потому, что  он бесчестно предстал в образе новой метлы и бунтаря против «ленивого короля» и своего бывшего наставника Жака Ширака. Добавьте к этому то обстоятельство, что участники референдума по европейской конституции в 2005 году сказали ей «нет», то есть, отказались признавать весь политический истэблишмент -  и вы столкнетесь с жестокой реальностью, которая показывает, что французский электорат ненавидит своих политиков и использует любой шанс, чтобы проголосовать против них.

Поэтому избрание Франсуа Олланда в мае прошлого года нельзя называть его победой. Скорее, это было поражение его соперника – и только. Его избрали 48 процентами голосов, если включить сюда испорченные и недействительные бюллетени, то есть, его избрали 39% зарегистрированных избирателей. Избрание Олланда было крайне невыразительным, учитывая то обстоятельство, что народ испытывал отвращение к личной вульгарности Саркози и к его предательству собственных избирателей. Но после этого катастрофические рейтинги Олланда побили все рекорды. Когда в марте он стал самым непопулярным президентом после десяти месяцев пребывания у власти, его рейтинги составляли 31%. Сейчас они составляют 26%.

Непосредственная причина этого кризиса заключается в небывалом отторжении Олланда тем избирателями, которые голосовали за него в мае. Заморские территории Франции в районе Карибского моря и Индийского океана, а также французская Бретань, где левые чрезвычайно сильны, как и в Шотландии, восстали против однополых браков. Крупнейшая французская газета Ouest-France, редакция которой находится в Ренне, выступила в этом вопросе против Олланда. Кроме того, скрытый коммунист Жан-Люк Меланшон (Jean-Luc Mélenchon), который обеспечил Олланду победу, поддержав его сразу после первого тура в мае прошлого года, сейчас полностью порвал с ним, правда, из-за экономической политики.

Но более глубокое объяснение силы и мощи настроений в обществе заключается в  том, что во французском законодательстве брак неразрывно связан с правом на создание семьи. Сейчас во Франции геи не могут усыновлять детей; кроме того, гомосексуалисты с лесбиянками лишены права на деторождение при помощи медицины. В Британии это право легализовано на фоне общего безразличия в обществе, но во Франции многие считают, что это неприемлемо и является  нетерпимым посягательством на права детей. Следовательно, демонстрации против однополых браков  это на самом деле демонстрации в поддержку традиционной семьи, в поддержку той «нормальности», которую Олланд обещал принести с собой на пост президента, а затем изменил своему слову ради интересов крошечного меньшинства. (Воскресная демонстрация в поддержку однополых браков на площади Бастилии собрала лишь несколько тысяч воинственных сторонников.) Даже Le Monde признает, что обычно аполитичные люди демонстрируют политическую активность в данном вопросе, неожиданно для себя самих и для всех остальных. 50% французов из числа поддерживающих однополые браки, скорее всего не знают, что говорится в новом законе, поскольку 56-58% говорят, что они против усыновления детей гомосексуальными парами.

Иными словами, эта проблема всколыхнула французское общество, которое расколото на глобализованную элиту и консервативно настроенный народ, в большинстве своем по-прежнему  верящий в семью и государство. Распутство Доминика Стросс-Кана на посту главы МВФ вызвало отвращение у многих французов, причем как раз по той причине, что такое поведение стало олицетворением глубокой связи международного экономического либерализма и нравственного падения. Экономическая ортодоксия Олланда (меры жесткой экономии ради спасения евро) вкупе с его поддержкой однополых браков кажется более мягкой версией того же самого явления – как и скандальное разоблачение бывшего министра бюджета, у которого был счет в швейцарском банке (и который лгал об этом).

Столь острое разочарование в Олланде вызвано еще и тем, что этот «социалистический» президент стал почти стопроцентной копией своего «консервативного» предшественника (как, собственно, все президенты Франции, ставшие слепком с Валери Жискара д'Эстена). Олланд, который до выборов выступал против мер жесткой экономии, а сразу после них ввел эти меры, напоминает Саркози, которого избрали благодаря голосам радикальных правых, но который в свое «большое правительство» начал набирать левых министров. Военная авантюра в Мали стала олландовской Ливией.

Сходство между президентами ярко высвечивает системный кризис, существующий во Франции, симптомом которого являются  бесконечные смены правительственного большинства. Францией, как и остальной Европой, да и как всем промышленно развитым миром, правит один-единственный политический суперкласс. Этот суперкласс не только наднационален – он находится над политическими пристрастиями левых и правых. Политики ЕС чаще встречаются друг с другом, нежели со своими избирателями. При этом диапазон политики сужается с каждыми прошедшими выборами. Вот почему избиратели систематически отвергают своих лидеров, вот почему на демонстрации выходит так много молодежи. Такая ситуация долго длиться не может.

Оригинал публикации: Why France's gay marriage debate has started to look like a revolution