Нобелевские ошибки. Комитет по премиям не может быть неизменно адекватен - Анатолий Вассерман

Так, в 2009-м году премию присудили троим биологам-экспериментаторам, подтвердившим предложенное ещё в начале 1970-х годов Алексеем Матвеевичем Оловниковым объяснение эксперимента Леонарда Хэйфлика. Но самим Хэйфлику и Оловникову эту премию не дали, хотя они оба ещё живы (и дай им бог дожить до 120, тем более, что эксперименты Хэйфлика и теория Оловникова — как раз объясняют, почему мы стареем, и каким образом выключить механизм старения). То есть Нобелевский комитет в данном случае наградил вторичную работу, а не первичную.

Другой пример — Нобелевский комитет наградил Альберта Хермановича Айнштайна (мы чаще произносим по-английски — Энштейн, а он всё-таки Айнштайн) за труды по теории фотоэффекта, развивающие открытую Планком квантовую теорию, но пионерский труд Айнштайна — теория относительности — так и остался ненаграждённым.

Но это — почти неизбежные частности. Нобелевский комитет принципиально разошёлся с самим Нобелем в главном. Нобель задумывал свою награду как обеспечение развития перспективных исследований. Задача комитета была, грубо говоря, в том, чтобы выявить наиболее интересные исследования из числа ведущихся в данный момент и вручить исследователю сумму, которой ему бы хватило на дальнейшую работу в выбранном направлении на много лет вперёд. Но уже несколько десятилетий подряд Нобелевский комитет награждает исключительно за открытия, сделанные на много лет раньше, то есть не обеспечивает продолжение работ, а только награждает за работу уже давным-давно завершённую.

Понятно, почему это так. Оценить работы, находящиеся на переднем крае науки, довольно сложно — для этого надо самому находиться на переднем крае науки. Но работа нобелевского комитета организована так, что ведущие учёные имеют право только выдвинуть кандидатов, оценивают же этих кандидатов организации, уже много лет не замеченные в прорывных исследованиях. Поэтому нобелевский комитет с каждым годом всё сильнее отстаёт от переднего края науки. И, естественно, перешёл к награждению за труды уже давным-давно состоявшиеся и оценённые научным сообществом. Это печально, но, боюсь, в обозримом будущем практически неизбежно.

Но все эти очевидные недостатки решений нобелевского комитета по точным наукам меркнут на фоне его же полных провалов в сфере гуманитарной, где объективная оценка затруднена.

Скажем, первым лауреатом Нобелевской премии по литературе стал поэт Сюлли-Прюдом. Имени его я не помню — не помню потому, что вообще этот поэт забыт, собственно, ещё при жизни. Тогда как одновременно с ним творили несомненно величайшие, многократно его превосходящие деятели. Некоторые из них — как, скажем, Киплинг — потом всё-таки стали лауреатами Нобелевской премии. Некоторые — например, Толстой или Чехов — не стали. Но просто сопоставление Сюлли-Прюдома с великим множеством его современников показывает, сколь неадекватно было это решение. Правда, тут у нобелевского комитета формальное оправдание есть: сам Нобель желал поощрить идеалистическое направление в литературе. Но он-то подразумевал под идеализмом совершенно не то, что называют этим термином сейчас. Он имел в виду литературу, выдвигающую на первый план и прославляющую гуманитарные идеалы, а нобелевский комитет воспринял это как требование поощрить лирику с некоторым мистическим акцентом. То есть это, увы, показатель некоторой неадекватности решений комитета. Как и, например, нынешнее награждение китайского писателя под псевдонимом «Мо Янь», то есть «молчи», «за его умопомрачительный (в другом переводе — галлюцинаторный) реализм, объединяющий народные сказки с современностью».

Нобелевскую премию по экономике, строго говоря, учредил не сам Нобель — официально она называется премия банка Швеции в память Нобеля, учреждена только в 1960-е годы и впервые присуждена в 1969-м. Так вот, эту премию присуждают вообще совершенно анекдотическим образом. Достаточно сказать, что неоднократно её давали в соседние годы — а иногда и в одном и том же году — за взаимоисключающие теории. Это очень наглядно показывает, до какой степени экономика всё ещё не наука.

И, наконец, совершеннейший кошмар творится в сфере Нобелевских премий мира. Опять-таки понятно, что объективными критериями в этой сфере оперировать трудно, ибо далеко не всегда можно спрогнозировать долгосрочные последствия какого-либо политического решения. Соответственно то, что представляется разумным, полезным и справедливым, может впоследствии оказаться губительным шагом. Но это всё-таки не оправдание, например, присуждения премии мира авансом, как случилось в 2009-м году со свежеизбранным президентом Соединённых Государств Америки. Выдвижение кандидатов на Нобелевскую премию мира завершается примерно в середине февраля. Барак Хусейн Барак-Хусейнович Обама вступил в должность, как полагается по ныне действующему американскому законодательству, 20-го января. То есть заведомо не успел к моменту выдвижения сделать ничего осмысленного. Его наградили, по сути, только за поток предвыборных обещаний. Я, кстати, не раз отмечал: насколько мне известно, по американскому законодательству высказывания, сделанные в ходе предвыборной кампании, неподсудны — даже если заведомо лживы. Предполагается, что ложь — абсолютно неотъемлемая часть любой предвыборной кампании, и посему наказывать за неё кандидатов — несправедливо. То есть Обаме присудили премию, по сути, за ложь. И это показатель того, до какой степени Нобелевская премия сейчас выродилась.

Так что нобелевскому комитету можно в какой-то мере доверять, пока речь идёт о вещах, допускающих объективную проверку. Но в тех случаях, когда речь идёт о чём-то субъективном, решения нобелевского комитета ничуть не лучше решений любого простого смертного. Вот так и надо относиться к Нобелевским премиям по литературе, экономике и миру.