Технополис завтра
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Новости Мир

ЧТО РОДНИТ МЕДВЕДЯ С ТИГРОМ? РОССИЯ, КИТАЙ И НОВОЕ ДВИЖЕНИЕ НЕПРИСОЕДИНЕНИЯ. Часть II

Источник: win.ru

Если проводить параллели с эпохой Холодной войны, то ШОС напоминает скорее не Коммунистический лагерь, а Движение неприсоединения. Организация не ставит задач глобальной экспансии, но подчёркивает свою независимость от единственного уцелевшего центра экспансивной силы.

Такой тип объединения вполне соответствует духу эпохи, так как, несмотря на сохраняющиеся амбиции, Запад с середины двадцатого века слабеет и теряет потенциал для глобального доминирования. Вполне возможно, что скоро для его сдерживания не потребуется никаких альтернативных военных блоков типа Варшавского договора.

Окончание. Начало см. здесь


После яростного албазинского контакта, Россия и Китай долгое время существовали «спина к спине», почти не взаимодействуя друг с другом. Тем не менее, начиная с девятнадцатого века, в истории двух континентальных сверхдержав просматривается определённая синхронность, тесно сопряжённая с синхронностью приливов внешней агрессии.

Попытка европейских народов, объединённых Францией, разгромить Россию в континентальной кампании потерпела полный крах в 1812 году. Гораздо более успешной для Западной коалиции оказалась морская война 1853-56 годов, выглядевшая не как нашествие с целью завоевания, а как типичная для современности полицейская акция «мирового жандарма». И хотя поражение в Крымской войне не ограничило суверенитет нашей страны, оно повлекло заметное понижение международного статуса. Россия начала эволюционировать от самостоятельного центра силы к положению младшего партнера западных держав. Не сумев одолеть русского медведя в рукопашной схватке, Запад начал его приручение, чередуя болезненные уколы периферийных ударов с приманкой инвестиций.

Возможность сухопутной оккупации Китая (аналогичной кампаниям Наполеона в России, маркиза Хейстингса в Индии или Бюжо в Алжире) даже не рассматривалась, как в силу удалённости театра военных действий, так и в силу неудобоваримых масштабов потенциальной добычи1. Опиумные войны сразу приобрели характер морских полицейских войн, ставящих целью не завоевание, а укрощение чуждой цивилизации.

Китайское общество, впервые в своей истории столкнувшееся с угрозой такого типа2, оказалось совершенно не готово к сопротивлению. После цикла унизительных поражений, Китаю пришлось не только признать неравноправные условия сотрудничества с Западом, но и поступиться частью своего суверенитета.

К началу двадцатого века никакой коалиции между Россией и Китаем не намечалось. Китай выглядел как постепенно обгладываемая извне континентальная глыба. При этом русская кровь, пролитая при подавлении, по существу, антизападного восстания ихэтуаней, не пошла России впрок. Полученные в 1900 году преимущества от раздела сфер влияния были почти мгновенно аннулированы Русско-Японской войной, где Японию поддерживала талассократическая сверхдержава той эпохи — Великобритания.

Положение резко изменилось с началом революционного бума, почти одновременно охватившего Россию и Китай. В исторической науке уделяется недостаточно внимания тому, что как Русская, так и Китайская революции носили цивилизационно-реваншистский характер. Кроме социальных и прогрессистских мотивов, здесь выплеснулось недовольство русского и китайского народов нарастающим влиянием Западной цивилизации и сервильным поведением государственных элит. Коммунизм в данном случае был не только социальной утопией, но также идейной альтернативой западным ценностям и практическим способом закрыться от западной экспансии.

Русские и китайцы оказались самыми пострадавшими нациями во Вторую мировую войну. Именно их территории, так и «не переваренные» Западной цивилизацией, выглядели «бесхозными» и наиболее привлекательными в глазах молодых колониальных хищников — Германии и Японии. Именно народы России и Китая, не приобщившиеся к западным ценностям, были объявлены «недочеловеками», подлежащими уничтожению. Но жертвы Величайшей войны не оказались напрасными. Понеся наибольшие потери, русские и китайцы (кстати, как и евреи) добились наибольших положительных перемен в своём глобальном статусе. Советский Союз из «медвежьего угла» вселенной превратился в мировую сверхдержаву, а Китай восстановил полноценный суверенитет (утраченный столетием прежде) и вошёл в формальную пятёрку мировых лидеров.

Почему же полвека тесного сотрудничества на революционной почве не увенчались стабильным союзом между коммунистической Россией и коммунистическим Китаем? Именно потому, что обе революции носили не чисто социальный, но цивилизационный характер. Обе цивилизации, используя новые общественные технологии, стремились утвердить свою самобытность перед лицом глобальной западной экспансии. Пробуждённые революциями национальные чувства были напоены обострённой жаждой цивилизационного суверенитета. Эта жажда не позволяла китайцам, избавившись от старших партнёров в лице Великобритании, Японии, США, смириться с появлением нового старшего партнёра в лице СССР. Кроме того, сказались огромные культурные различия двух цивилизаций — Восточно-христианской и Дальневосточной, — ранее практически никогда не взаимодействовавших друг с другом.

В конце двадцатого века соотношение сил между Москвой и Пекином стремительно изменилось. Теперь все основания для гегемонии в возможной коалиции имеет Китай. Настала наша очередь проявлять осторожность.

Однако, несмотря на почти десятикратную разницу демографических потенциалов, масштабы «китайской угрозы» не стоит преувеличивать. Подобно тому, как в физике сила определяется формулой F = m x a (где m — это масса, a — ускорение), так в геополитике сила экспансии зависит не только от людской массы, но и от мировоззренческих амбиций. Китай никогда не отличался агрессивностью, избегая фронтальных столкновений со сколько-нибудь значимыми соперниками. В рейтинге миролюбия Китайская цивилизация занимает, пожалуй, почётное второе место после Индийской. Поэтому, на мой взгляд, истерический страх перед китайским нашествием, столь характерный для русского сознания семидесятых, выглядит совершенно беспочвенно3.

Глубокие культурные различия двух цивилизаций вряд ли позволят России и Китаю обеспечить нужный уровень единства и взаимопонимания. Сотрудничество азиатских гигантов — скорее, «оборона спина к спине», чем «жизнь рука об руку». Поэтому ШОС обречён на рыхлый характер, в отличие от слаженного механизма НАТО (где налицо и цивилизационное единство, и бесспорное лидерство).

Тем не менее, ценность ШОС для строительства многополярного мира нельзя недооценивать. Это своеобразный клуб непокорившихся Западу государств. Многозначительно, что статус наблюдателей в организации попросили Индия, Иран, и даже Пакистан (до определённых пор следовавший в фарватере американской политики). Обратим внимание: в этой палитре представлены все крупнейшие незападные цивилизации планеты.

Если проводить параллели с эпохой Холодной войны, то ШОС напоминает скорее не Коммунистический лагерь, а Движение неприсоединения. Организация не ставит задач глобальной экспансии, но подчёркивает свою независимость от единственного уцелевшего центра экспансивной силы. Такой тип объединения вполне соответствует духу эпохи, так как, несмотря на сохраняющиеся амбиции, Запад с середины двадцатого века слабеет и теряет потенциал для глобального доминирования. Вполне возможно, что скоро для его сдерживания не потребуется никаких альтернативных военных блоков типа Варшавского договора.

В случае дальнейшего расширения (в частности, удовлетворения заявок, поступивших от ядерных держав среднего Востока) ШОС может стать школой будущего многополярного мирового сотрудничества. Потребность в реально многополярной глобальной организации становится тем выше, чем чаще Запад пытается использовать для удовлетворения своих односторонних интересов Организацию Объединённых Наций.

Владимир Тимаков

1 Накануне Опиумных войн население империи Цин оценивается в 400 миллионов человек, тогда как в Англии проживало менее 20 миллионов жителей, во Франции — чуть более 30 миллионов (в России, для сравнения, около пятидесяти).

2 Все нашествия до тех пор носили характер «варварских нашествий», при которых завоеватели не навязывали альтернативных культурных ценностей и признавали приоритет китайской культуры.

3 Так же, как беспочвенно выглядели истерические страхи европейцев перед «советской угрозой». Русское сознание испытывает родовой пиетет перед Западом, как перед сестринской цивилизацией, что табуирует осознание возможности очередного жестокого конфликта. Запад же, напротив, никаких сравнимых родственных чувств к России не питает.


 

© 2009 Технополис завтра

Перепечатка  материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши  правила  строже  этих,  пожалуйста,  пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.