Мюнхенская речь Владимира Путина стала программой его возвращения как исторической фигуры, окончательно принявшей путь возрождения России
Мюнхенская речь Владимира Путина стала программой его возвращения как исторической фигуры, окончательно принявшей путь возрождения России
США планомерно движется к закреплению мирового господства. Это официальный проект их внешней политики, будь у власти нео-консерваторы или демократы. Стратегически контроль над миром в их геополитике осуществляется через контроль над береговой зоной евроазиатского континента, которая должна постоянно расширяться вглубь. Для России и постсоветского пространства эти «Большие Шахматы» означают только одно: однополярный мир с доминацией США будет создаваться за наш счёт. Причём делается это чужими руками.Трагедия августа 2008 в Южной Осетии стала своего рода тестом для Владимира Путина - действительно ли он отошёл от власти или же оставил за собой контроль над основными стратегическими вопросами.
Сценарий на всем постсоветском пространстве один и тот же: проамериканские силы с опорой на национализм свергают колеблющиеся режимы, тяготеющие к Москве и инициируют циклы нестабильности по периферии России – особенно там, где этно-конфессиональная ситуация благоприятствует конфликту.
Окончательный вывод стран СНГ из-под влияния Москвы и начало дезинтеграции самой РФ – это стратегический план США на ближайшее десятилетие.
Ситуация на Кавказе является прямым следствием планов по укреплению американской гегемонии. Этот план открыт и носит название «Project for New American Century». «Революция роз» в Тбилиси – важная часть плана. Колеблющийся между Вашингтоном и Москвой Шеварднадзе смещается, к власти приводится проамериканский молодой националист Саакашвили. И план по дестабилизации болевой точки всей евразийской геополитической конструкции запущен в действие. Дальше следует вероломное вторжение в Южную Осетию, которое привело реализацию плана в состояние сбоя, но не отменило его: США продолжают перевооружать Грузию, выдержав небольшую паузу.
Однако, на сей раз это отмечают и в Москве. В своём недавнем интервью Владимир Путин недвусмысленно определил своё отношение к готовящемуся новому витку эскалации на Кавказе: «Я вижу, намерения сегодняшней администрации США улучшить отношения с Россией совершенно четко прослеживаются. Но есть и другое. Например, происходит дальнейшее перевооружение Грузии. Зачем? Ну это же реально. Мы же видим. Если бы не было перевооружения два года назад, не было бы и агрессии, и крови, которая там пролилась. А ведь, между прочим, нашим партнерам об этом говорили, в том числе и наши европейские друзья. И все отмалчивались. И чем закончилось? Довели до войны. Сейчас продолжают перевооружение».
При Горбачеве и Ельцине Москва откровенно подыгрывала Вашингтону, ликвидируя в одностороннем порядке все преграды для единоличной американской доминации в мире – Варшавский Договор и СССР. Москва играла на стороне США, а значит, против себя самой. Как называется такой поведение, не стоит напоминать.
Владимир Путин пришел к власти на волне отторжения Россией прежней самоликвидаторской стратегии. Путина выбрали за мускулы, за решимость покончить со сдачей русских интересов во внутренней и внешней политике. На вторжение Шамиля Басаева в Дагестан Путин ответил адекватно и получил геополитическую легитимацию и поддержку населения.
Но геополитического перелома в первый срок правления Путин достичь не смог. Атлантистские прозападные экспертные кадры, унаследованные от эпохи Ельцина, в критические моменты склоняли Путина в сторону атлантистского выбора. А ведь любой компромисс с атлантизмом для Москвы был равнозначен отказу от собственных стратегических интересов. Солидарность Москвы с Вашингтоном в вопросе т. н. «международного терроризма» ничего конкретного ей не дала и дать не могла: Запад по прежнему давит на Кремль в отношении Чечни, а американские военные базы в Центральной Азии никак не укрепляют национальную безопасность России.
Усилиями атлантистской группировки в окружении президента в течение всего первого срока патриотическая стратегия не могла достичь той черты, за которой она стала бы необратимой, и Россия окончательно утвердилась бы на пути геополитического возрождения.
Все противоречие геополитической линии Путина проявилось в ситуации с Саакашвили, который был приведен к власти именно для того, чтобы интенсифицировать конфликт с Россией, окончательно вывести Грузию из-под российского влияния, втянуть ее в конфликт, создать предпосылки для размещения американских сил на Кавказе. Этот план был связан с проектом Буша «Greater Middle East» и предполагал новую волну дестабилизации ситуации на Северном Кавказе – чему примеры убийство Ахмата Кадырова, мятеж в Ингушетии с последующей её перманентной дестабилизацией, и инсургенция боевиков в Кизляре. На повестке дня беспорядки в Кабарде и новый цикл напряженности в Карачаево-Черкесии.
Атлантистские советники и прямое давление Вашингтона убедили президента, что Саакашвили удовлетворится Аджарией и острота проблемы будет снята. Это был серьезный стратегический просчет. Саакашвили действует по строго определенной националистической повестке дня, сформулированной в Вашингтоне: чем больше Москва пойдет на поводу у Тбилиси – тем лучше. Но для США Россия – не равный партнер, с ней не договариваются, ее принуждают. Принудив вывезти Абашидзе, Саакашвили начал настаивать на «вывозе Кокойты», Багапша. Когда Москва заупрямилясь, Вашингтон пошёл, как и всегда, на жёсткое обострение ситуации.Сегодня Путин вновь стоит перед выбором: ослабить хватку, пустив ситуацию на самотек, либо вновь принять на себя ответственность за судьбу России и русского народа.
Трагедия августа 2008 в Южной Осетии стала своего рода тестом для Владимира Путина - действительно ли он отошёл от власти, передав реальные рычаги более либеральному и прозападному Дмитрию Медведеву, или же оставил за собой контроль над основными стратегическими вопросами, касающимися настаивания на сохранении реального суверенитета России.
В августе 2008 Владимир Путин оказался в точке фундаментальной бифуркации: его геополитическая легитимация (патриотизм и евразийство) обязывали его активно поддержать Южную Осетию. Ситуация тогда стала особенно критической от того, что в Южной Осетии Саакашвили столкнулся не с фрондирующим кланом, но с воинственным древним осетинским этносом, некогда вошедшим в Россию добровольно и исторически выполнявшим функцию российского форпоста на Кавказе.
Северная Осетия никогда не согласится с радикальным отделением южно-осетинских земель. Поступив с Южной Осетией также, как с Аджарией, Путин навсегда утратил бы свою легитимность в патриотически настроенном сегменте российского общества, являющемся основой его политической поддержки. И он это прекрасно понимал. Сдача Южной Осетии означала бы для Путина личную катастрофу, политическую делигитимацию и денонсацию своей миссии возрождения государственности.
Но нелегко было сделать и резкий шаг в сторону Цхинвала: это означало резкое ухудшение отношений с Вашингтоном, возможный прямой саботаж со стороны проамериканской агентуры влияния, контролирующей многие стратегические точки страны в экономике, экспертном сообществе и СМИ.
С каждым новым шагом США по направлению к России, компромисс между патриотизмом и западничеством, который составлял основу геополитической формулы Путина первых восьми лет, всё менее возможен. Можно себе представить, сколь сложным является выбор Путина: быть на стороне страны и народа, ибо это означает бросить вызов заокеанскому гиганту; поддаться давлению атлантистского колосса означает предательство всей России, всей национальной истории.
Сегодня Путин вновь стоит перед выбором: ослабить хватку, пустив ситуацию на самотёк, к чему его склоняет вновь поднявшее голову либерально-атлантистское лобби, переместившееся в окружение Медведева, либо вновь принять на себя ответственность за судьбу России и русского народа, открыв новый цикл патриотической истории, возвращения России статуса великой мировой державы.
Мюнхенская речь Путина, всполошившая тогда западное сообщество, сегодня становится его реальной политической платформой, что он открыто декларирует: та самая знаменитая речь, произнесённая в Мюнхене, стала особенно актуальна именно сейчас. «По сути, я же говорил правду. Я же правду сказал!» - заявляет Путин, несмотря на то, что с момента мюнхенской речи прошел не один год. «Я просто не мог осознать ее глубины. А не потому, что я не решался сказать. Или считал несвоевременным. А на самом деле все очень просто: как в быту. Нам сказали одно, а сделали совершенно другое. Причем в полном смысле этого слова надули! В ходе вывода войск из Восточной Европы генсек НАТО сказал нам, что СССР во всяком случае должен быть уверен в том, что НАТО не будет расширяться дальше существующих на сегодня его границ. Ну и где же это все? Я так и спросил их. Им ответить-то нечего. Обманули самым примитивным образом. И кстати говоря, к сожалению, я должен это констатировать, и я без стеснения произнесу то, что сейчас скажу вам вслух: вот в такой большой политике такие элементы, как минимум элементы надувательства, встречаются нередко, и мы вынуждены это учитывать».
2012 год - это не просто дата. Владимир Путин может вернуться только как историческая фигура, окончательно принявшая путь возрождения России как великой державы. Иначе всё предыдущее - сделанное, сказанное - станет напрасным. Россия ждёт лидера, который вернёт ей былое величие. И другого нашему народу не надо.
Александр Дугин, ЕВРАЗИЯ. ИНФОРМАЦИОННО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ПОРТАЛ
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.