К несчастью, Владимир Игоревич Свержин умер, не успев исполнить задуманное.
Владимир Свержин тяжело болел, но, как и подобает воину — а он был воин и духом, и телом — не склонен был драматизировать ситуацию. «Какая-то сволочная бактерия зацепилась за аортальный клапан и жрёт его, — писал он мне в феврале из больницы. — Ничего, выживу». И спустя пару недель: «Вот, отпустили на амбулаторное лечение, так что я снова в строю».
Вернувшись в строй, он и написал эту последнюю свою статью про человека, удивительно близкого ему по духу, хотя и жившего в IX веке — графа Эда Парижского, маркиза Нейстрии, отстоявшего столицу франков от свирепых северных разбойников — норманнов. К сожалению, увидеть ее опубликованной Владимир Игоревич уже не успел.
Редакция Fitzroy Magazine выражает своё глубокое и искреннее сочувствие родным и близким Владимира Свержина, замечательного писателя-фантаста, блестящего популяризатора истории, человека с твёрдой жизненной позицией, несгибаемого патриота Донбасса, отстаивавшего его свободу с оружием в руках — как когда-то воины графа Эда защищали Париж.
Кирилл Бенедиктов, главный редактор Fitzroy Magazine
Карл Великий, создатель новой западноевропейской империи, наследницы Рима, победитель едва ли не всех окрестных властителей, с опаской поглядывал на волны Атлантического океана. Государь не без основания полагал, что его наследникам ещё придется немало помучаться с дикими северными варварами, приходящими из-за горизонта на стремительных кораблях с драконьими головами. И, как обычно, прозорливость его не подвела.
Северяне освоили маршруты вдоль берегов франкских земель ещё в эпоху могущества Римской империи. Глядя на те утлые лодчонки, на которых они плыли через полмира, чтобы продать добытые ими меха, воск и океанскую рыбу, и представить себе было невозможно, что пройдёт довольно немного времени, и европейские короли будут хвататься кто за меч, кто за сердце при известии о приближении норманнов. Противопоставить им что-либо адекватное повелители империи, а уж тем более мелких королевств и герцогств, не имели реальной возможности.
Даже когда воины того или иного государя были отлично подготовлены, как это было с рыцарями Карла Великого, их было сравнительно немного. Явно недостаточно, чтобы держать под контролем сотни миль океанского побережья. Драккары, на которых ходили незваные гости, могли пристать к берегу в любой удобной бухте, так что внезапно под мягким боком какого-нибудь богатого города, аббатства или резиденции местного феодала мог появиться отряд в несколько сотен головорезов-викингов. Спаянные воинским братством (руководивший набегом ярл почитался отцом своих воинов, а сами они – братьями), с детских лет воспитанные свирепыми бойцами и обученные сражаться с неодолимой яростью, норманны раз за разом одерживали победы над встречными ополчениями, сеяли ужас, грабили, убивали и уводили пленных. Сила чужаков казалась беспредельной, а всякое сопротивление им — бессмысленным.
Освоив набеги на океанское побережье, заморские гости решили не останавливаться на достигнутом. Опытным мореплавателям, умудрявшимся ходить на своих легких драккарах по бурным волнам Атлантического океана, подняться вверх по спокойной реке было детской прогулкой. А добыча в глубине страны оказывалась куда большей, чем на побережье. Так, поднимаясь по Сене, норманны подходили к Парижу в 845, 856, 861 и 865-м годах. И каждый раз под угрозой разграбления и полного сожжения города местные жители выплачивали захватчикам огромную дань. Мало того, что сама по себе такая потеря ощутимо подрывала экономику Франкской державы, так ещё и наносила мощный удар по её престижу. Потому как что же это за центр империи, если каждые несколько лет приходят чужаки и обдирают его как липку? В результате держава заметно ослабела и Карл III Толстый, наследовавший остатки некогда могущественного государства, втайне понимал, что справиться с норманнами, когда те вновь придут, не удастся.
В очередной раз норманны пришли в 885 году. Некий монах Аббон из парижского аббатства Сен-Жермен-де-Пре утверждал, что к стенам Парижа подошло сорокатысячное войско северян. Скорее всего, монаху это показалось с перепугу. Для того, чтобы провести десантную операцию подобного масштаба, сорокатысячному воинству понадобилось бы от 800 до 1000 драккаров — значительно больше, чем могла выставить Скандинавия (согласно подсчетам современных ученых, во всей Норвегии и Швеции, при максимальном усилии, набралось бы в тот период не более 700 кораблей).
Отдельные же ярлы, отправляясь в набег, даже действуя в союзе с другими владыками, обычно довольствовались несколькими десятками драккаров. Так что резонно предположить, что собравшееся у парижских стен войско едва ли насчитывало больше пяти тысяч человек. Однако это были первоклассные воины. Для каждого из них смерть в бою представлялась самым желанным исходом жизни. Ибо только в этом случае викинг попадал в Вальхаллу.
При этом, как считалось, чем больше врагов он отправит на тот свет, тем больше слуг будет у него в новой, полной радостей загробной жизни. Хотя современные художники, а вслед за ними кинематографисты часто изображают викингов сборищем мускулистых оборванцев в отнятых у диких зверей шкурах, на деле у северян был настоящий культ оружия и доспехов. Пресловутые берсерки, имевшиеся в норманнских отрядах в крайне небольшом количестве, от того и производили столько неизгладимое впечатление на противника, что шли голыми по пояс среди прекрасно одоспешенных товарищей.
Сами же норманны активно использовали как отличные кольчуги, так и оружие (копья, мечи-каролинги, луки), зачастую добытое в боях с франками и их соседями.
Особенностью норманнских воинов, пожалуй, можно назвать двуручную секиру — очень мощное и смертоносное оружие в привыкших к вёслам могучих руках. Что же из себя представляло войско франков и крепость, которую им предстояло оборонять? О Лютеции племени паризиев — будущем Париже, — упоминал ещё Цезарь в своих “Записках о галльской войне”. Первые укрепления, те самые, с которыми ему довелось встретиться — были сооружены на острове Ситэ. Постройка была неказистая — увенчанная частоколом насыпь и ров перед ней. Местность по берегам Сены была довольно болотистая, что само по себе защищало подступы к этой примитивной кельтской “цитадели”. Неподалёку от Лютеции, на правом берегу Сены, Цезарь устроил каструм — лагерь для своих легионов, который впоследствии объединился с древним укреплением в единую крепость. Найденные сегодня остатки рва дают возможность утверждать, что в ту пору, когда викинги подошли к Парижу, ров имел форму латинской буквы V, ширину до 13 метров и глубину 3 метра. За рвом поднималась земляная насыпь, судя по отсутствию других строительных материалов, укреплённая кольями (т.н. каролингский пояс укреплений). Исходя из имеющегося текста монаха Аббона, можно предположить, что частокол имел сторожевые и надвратные башни. Крепость была соединена с обоими берегами Сены несколькими мостами.
Вооруженные силы франкской державы ряд военных историков оценивает в пять тысяч всадников. Однако анализ разработанной при Карле Великом системы формирования и обеспечения армии даёт совсем иные цифры. Учитывая количество графств, аббатств и баронств, общее количество войск в империи — до 35 тысяч одоспешенных всадников и до ста тысяч пехотинцев. Но ко времени правления Карла Толстого эти цифры имелись только на пергаменте. Большинство местных властителей старались держать свои отряды при себе — на всякий случай. Так что собрать единую армию не представлялось возможным. А даже если тот или иной феодал готов был выступить вместе с государем, которому он некогда присягал на верность, ему зачастую предстоял долгий путь, через земли других сеньоров, каждый из которых желал получить свою выгоду от прохода войск по его территории. Да и снабжение отрядов всем необходимым ложилось на широкие плечи местных владетелей, что совершенно не добавляло им энтузиазма.
По закону 807 года все живущие по западному берегу Сены (коренные земли династии Каролингов) свободные франки-мужчины должны были нести воинскую службу. В первую очередь — владевшие феодами. Затем, в войско шли свободные франки, имевшие пять мансов (земля, обрабатываемая парой волов за один день). И так далее, по убывающей. Пятеро безземельных свободных франков должны были вскладчину снарядить шестого. Нарушение этого закона наказывалось весьма изрядными штрафами. Однако ко времени описываемых событий государь попросту не имел силы ни собрать такое войско, ни стребовать штраф с нарушителей закона. Впрочем, хронисты описывают его как человека робкого и ленивого. Даже имей Карл Толстый силу, не факт, что решился бы применить её. Так что набег викингов на Париж в 885 году ничем не отличался бы от прежних — если бы в это время в городе не находился Эд, сын анжуйского герцога Роберта Сильного. Пожалуй, его можно сравнить с “зерцалом средневекового рыцарства”— королём Артуром.
Эда описывают человеком храбрым, сведущим в рыцарских искусствах, начитанным (у него имелась немалая по тем временам библиотека) и весьма набожным.
Услышав хорошо составленную проповедь, он мог прослезиться от речей святого отца. Обычно в исторической литературе его называют граф Эд Парижский, однако к тому моменту, когда норманны подступили к стенам столицы франков, он был просто рыцарь и сын герцога. Титул графа Парижского, маркиза Нейстрии, носил старший сводный брат Эда по матери, Гуго, так же находившийся в городе. Судя по его прозвищу “Аббат”, занятия военным делом не входили в сферу его жизненных интересов. И потому он с радостью перепоручил оборону Парижа воинственному младшему брату. Первейшим помощником Эда стал местный епископ Жослин — священнослужитель, который, в отличие от Гуго Аббата, не был чужд воинских доблестей.
Как уже говорилось, Парижская крепость оставляла желать лучшего. Гарнизон её по большей мере составляла “варда”— городское ополчение, вряд ли превышавшее тысячу активных бойцов. Правда, иногда крупные феодалы устраивали за стенами своих замков настоящие выселки опытных ветеранов, непригодных более к походам, но ещё вполне способных нести гарнизонную службу. Это были своего рода предместья, населённые профессиональными воинами — они находились вне юрисдикции городской власти и при необходимости отстаивали интересы феодалов против городского нобилитета. По крайней мере, в более поздние времена такое предместье располагалось на правом берегу Сены между церквями Сен-Жермен и Сен-Мерри. Не исключено, что имелись такие предместья и во времена Эда, хотя документальных упоминаний о них нет. Кроме всякого рода ополченцев, в Париже наверняка были расквартированы и рыцари Гуго Парижского. Должно быть, их и возглавил его младший брат.
Поскольку основные укрепления парижан находились на острове Ситэ, то главным местом боёв стали мосты через Сену. Для захвата их норманны применяли все известные в ту пору методы. Они пытались штурмовать предмостные укрепления с берега, высаживаться прямо на мост с положенных на два соседних драккара помостов, забрасывали защитников огненными снарядами (вероятно, это был греческий огонь, добытый в качестве трофея в Византии). Также викинги пытались выбить городские ворота тараном. Однако, к их удивлению, парижане держались, невзирая на потери. Особо шокировало норманнов, когда епископ Жослин во время пожара на одной из башен вынес мощи святой Женевьевы — защитницы Парижа, и пламя чудесным образом угасло. Такого подвоха викинги явно не ожидали.
Не довольствуясь одной лишь обороной, Эд регулярно делал вылазки с отрядом рыцарей, всякий раз отгоняя не в меру ретивых викингов от городских стен. Пожалуй, это был первый случай в Европе, когда городское ополчение, опираясь на рыцарский отряд, довольно успешно отбилось от страшных норманнов. Осада длилась без малого год! Во время неё погибли и епископ Жослин, и Гуго Аббат, после чего Эд и унаследовал титул графа Парижского. Однако силы были неравны и что самое обидное, Карл Толстый вовсе не спешил на помощь своей гибнущей столице. Тогда Эд Парижский решился на дерзкий шаг, достойный занесения в анналы рыцарской доблести. В одиночку он верхом прорвался через лагерь норманнов и добрался до короля, чтобы передать ему “горячий привет” от осаждённых. Карл, уже внутренне смирившийся с очередной потерей Парижа, был вынужден дать Эду сильный отряд и пообещать самолично прийти на помощь. Возможно, лучше бы он этого не делал, но уж очень недобро смотрели на него собственные подданные.
Эд Парижский вернулся с подкреплением, нанёс удар с тыла по завязшим в очередном штурме норманнам и прорвался в город с подкреплением и продовольственным обозом. Вероятно, продлись бы осада ещё некоторое время, и норманны скрепя сердцем ушли бы восвояси. Однако как раз в этот момент на сцене появился долгожданный Карл Толстый. Не желая сражения с викингами, он предложил им выкуп за то, что они не будут штурмовать Париж. У викингов отлегло от сердца — теперь события развивались в привычном ключе. Они радостно согласились, поставив ещё два условия: во-первых, их представителей впустят в Париж, чтобы посмотреть на город, оборонявшийся столь доблестно и долго, а во-вторых, парижане уничтожат мосты, мешающие викингам идти дальше в глубь Франции.
С первым условием граф Эд Парижский нехотя согласился, выставив встречное требование — не входить в город вооруженными. А вот разбирать мосты категорически отказался. Однако утомлённые донельзя и понесшие немалые потери викинги, вероятно, уже были не в силах продолжать боевые действия. А потому махнули рукой и ушли восвояси, не разграбив больше ни одного городка.
Данную осаду нельзя считать однозначным успехом европейского рыцарства, поскольку в конце концов выкуп противнику был уплачен. Однако идеалы рыцарской доблести, продемонстрированные Эдом Парижским, были столь высоки, что явная трусость Карла Толстого поставили под вопрос дальнейшее правление династии Каролингов. Поэтому неудивительно, что после смерти Карла граф Эд стал королём франков. А через некоторое время его потомок Гуго, прозванный Капетом, основал династию Капетингов, различные ветви которой правили Францией вплоть до Великой французской революции.
Текст: Владимир Свержин
Иллюстрации: Ян Авриль
fitzroymag.com