Закат экономики индустриализации

Модель экономики, созданная в ходе советской индустриализации (сталинская экономика), просуществовала примерно до середины 50-х гг. ХХ века.  Со второй половины 1950-х гг. и вплоть до конца 1991 года  сталинская экономика стала утрачивать такие свойства, как  плановый характер, высокая централизация управления, преобладание физических показателей плана над стоимостными, ограниченный характер товарно-денежных отношений, доминирующие позиции государственной собственности, общенародный характер государственной собственности и др. 

В период существования сталинской экономики в СССР осуществлялся целенаправленный процесс превращения частной и групповой собственности в собственность общенародную. В постсталинский период происходил обратный (неафишируемый) процесс превращения общественной собственности в групповую. Приведу вывод из статьи Н.О. Архангельской, посвящённой изучению изменений производственных отношений в СССР: «Если в период 1930-1950-х гг. экономика страны представляла собой единый комплекс, работавший на общий результат, то в 1960-1980 гг. этот комплекс перестал существовать, уступив место массе обособленных предприятий и их коллективов».

Можно выделить три этапа демонтажа сталинской экономики: 1) эксперименты Н. Хрущёва; 2) реформа Косыгина – Либермана и «застой» эпохи Л. Брежнева; 3) «перестройка» М. Горбачёва.

После смерти Сталина наметилась медленная, незаметная (маскируемая псевдосоциалистической пропагандой) трансформация социалистической модели экономики в модель государственного капитализма. Начался этот процесс при Н.С. Хрущёве, продолжился при Л.И. Брежневе и А.Н. Косыгине, а завершился при М.С. Горбачёве. Причины данной мутации, связанные с духовно-нравственным состоянием общества, а также политические, лежат за пределами экономики.  

Сталин пытался ещё до войны укреплять политический фундамент новой модели экономики путём создания системы народовластия. Контуры этой системы просматриваются в Конституции СССР 1936 года. В ней основная роль в управлении страной отводилась Советам народных депутатов; правительство должно было стать исполнительной, т. е. подчинённой по отношению к Советам ветвью власти. А партия вообще должна была отказаться от непосредственного участия в управлении государством, в том числе экономикой. Народовластие должно было бы стать гарантией того, что государственная собственность на средства производства будет использоваться в интересах всего народа, работать на укрепление всей страны.  

Без создания политической системы народовластия существовал риск того, что социалистическое общество постепенно трансформируется в государственный капитализм. Это означает, что средства производства формально останутся в собственности государства, но используются в интересах не всего народа, а лишь узкой группы государственной бюрократии (К. Маркс называл такую модель «азиатским способом производства»). При этом социалистическая риторика может сохраняться и даже усиливаться. Ярким примером такого государственного капитализма является сегодня Китай.

Однако попытки Сталина создать систему народовластия не увенчались успехом, крепкого политического фундамента у новой модели экономики не было и на момент смерти вождя. Сталин много раз повторял: «Без теории нам смерть». Обществоведы же продолжали пережёвывать догмы «исторического материализма», а любые свежие идеи воспринимались как ересь и жёстко карались. Даже дискуссии по «азиатскому способу производства» велись почти подпольно. Власти боялись этой темы. Так сложился опасный стереотип: государственное значит социалистическое. Этот стереотип не преодолён и сегодня. Национализация – необходимое, но недостаточное условие построения в России справедливого общества и независимой экономики. Во время последнего финансового кризиса в США и Великобритании правительства этих стран в целях спасения тонущих банков Уолл-стрит и Лондонского Сити закачали в них громадные суммы бюджетных средств, по-тихому была произведена национализация банковских гигантов, но это была национализация в интересах финансового капитала. После пика финансового кризиса государство стало выходить из капиталов банков.

Ставя стратегическую цель создания политической системы народовластия, Сталин решал и такую задачу, как нейтрализация чрезмерно активной роли партии в управлении экономикой страны. Он пытался преодолеть существовавшее «двоевластие», которое выражалось в том, что экономикой в 1920-30-е гг. одновременно управляли и правительство, и партия. Такое двоевластие дезорганизовывало экономическую жизнь, снижало темпы индустриализации, размывало принцип личной ответственности. В преодолении «двоевластия» Сталину удалось немало. Партия незаметно отодвигалась от решения экономических вопросов, ей отводилась решающая роль лишь в двух сферах: формирование идеологии и отбор кадров для социалистического строительства. Однако всё вернулось на круги своя при Хрущёве.

Активное возвращение партийной номенклатуры к руководству экономикой началось с разгрома в 1957 году «антипартийной» группы. А в неё как раз входили фигуры, которые на тот момент были уже больше хозяйственными, чем партийными руководителями – Г. Маленков, Л. Каганович, М. Сабуров, Г. Первухин, В. Молотов. На втором круге «чистки» были убраны со своих постов такие талантливые хозяйственные руководители, как министр финансов А. Зверев, председатель правления Госбанка СССР А. Коровушкин и многие другие. Впрочем, «зачистка» хозяйственных руководителей началась даже не в 1957 году, а ещё раньше. Речь идёт о Л. Берии, арестованном и расстрелянном в 1953 г.  Не берусь оценивать его как политика и партийного деятеля, но как хозяйственный руководитель он внёс неоценимый вклад в создание сталинской экономики.

В экономику возвращалось даже не двоевластие, а многовластие. При Сталине доминирующим был отраслевой принцип управления экономикой. Подавляющая часть министерств были отраслевыми. После смерти Сталина строгая вертикаль централизованного управления экономикой стала размываться. В 1957 г. Хрущев начал реформу управления народным хозяйством. Суть её заключалась в резком усилении территориального принципа управления. Создавались советы народного хозяйства (совнархозы) в так называемых экономических административных районах (всего – 105). Одновременно было ликвидировано большое количество отраслевых союзных министерств. В начале 1960-х гг. были созданы совнархозы в союзных республиках, в 1962 г. учреждён Высший совет народного хозяйства СССР (ВСНХ).  Реформа продолжалась до смещения Хрущёва в октябре 1964 г.

Вертикаль государственного управления экономикой стала ослабевать также в результате сокращения набора плановых показателей, обязательных для выполнения министерствами, главками, производственными объединениями и предприятиями. Число показателей народнохозяйственного плана при Сталине постоянно увеличивалось. В 1940 году оно составляло 4744, а в 1953 г. достигло 9490, т. е. удвоилось. А затем число показателей стало непрерывно сокращаться: 6308 в 1954 г., 3390 в 1957 г., 1780 в 1958 г. Кстати, против такого ослабления централизованного планирования выступала «антипартийная группа»; за сокращением числа показателей не было серьёзного научного и идеологического обоснования.  

Как известно, никаких товарно-денежных отношений в группе отраслей «А» модель сталинской экономики не допускала. А вот Н.С. Хрущёв это табу нарушил. При Сталине тракторы и сельскохозяйственная техника поступали из машиностроения не в колхозы, а на государственные машинно-технические станции (МТС). Колхозы были лишь пользователями этой техники на основе договоров с МТС. По настоянию Хрущёва с 1957 года прекращается распределение сельхозтехники по МТС, а в 1958 году распускаются и сами МТС, техника передаётся на балансы колхозов. Постановлением Совмина СССР от 22 сентября 1957 года все орудия и средства производства сельскохозяйственного назначения включаются в систему товарно-денежных отношений. Как и предвидел Сталин, произошло сильное распыление средств производства в сельском хозяйстве, техника стала использоваться без полной загрузки, необходимого ремонта не производилось, техника начала быстро выбывать из эксплуатации. Это в свою очередь вызвало необходимость резко увеличить объёмы производства такой техники. Начались сплошные потери. Уже не приходится говорить о том, что далеко не все колхозы были способны выкупать у МТС, а затем покупать у производителей сельскохозяйственную технику.

Волюнтаристское решение Хрущева о ликвидации артелей (производивших значительные объёмы некоторых потребительских товаров и услуг) привело к тому, что часть артельщиков превратилась в теневиков. Именно при Хрущёве появились «цеховики» (теневое производство) и «барыги» (теневая торговля), возник подпольный капитал. Теневики оказались востребованными, ибо в результате экономических «экспериментов» в торговле возникли дефициты потребительских товаров. Число таких «корректив», разрушавших при Хрущёве  модель сталинской экономики, измеряется десятками.

Доламывался механизм сталинской экономики во времена экономической реформы А. Косыгина – Е. Либермана (1965-1969 гг.). Официальный старт реформе был дан постановлением ЦК КПСС и Совмина от 4 октября 1965 г. «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства». Об этой реформе написано много, отмечу коротко четыре принципиальных момента.

Во-первых, данная реформа окончательно сделала разворот в сторону стоимостных показателей, а количество натуральных показателей даже по сравнению с хрущёвскими временами резко сократилось. Это создало для предприятий возможность добиваться выполнения планов такими способами, которые не увеличивали, а, наоборот, снижали интегральный результат экономической деятельности в масштабах всей страны.  Ориентация на валовые стоимостные показатели способствовала накручиванию предприятиями вала, что окончательно уничтожало противозатратный механизм сталинской экономики.   

Во-вторых, от общественных форм распределения дохода (общественные фонды потребления, снижение цен в розничной торговле) начался переход к частно-групповым формам. Привязка денежных доходов работников к прибыли предприятия незаметно приводила к тому, что принцип органического сочетания личных и общественных интересов уже не работал. Раньше критерием эффективности экономики был интегральный результат (доходность) на уровне всего народного хозяйства, теперь главным критерием стала доходность (прибыльность) отдельного предприятия. Это не могло не ослаблять страну. Заметим, что в постановлении ЦК КПСС и Совмина от 4 октября 1965 г. о снижении себестоимости продукции как плановом показателе деятельности предприятия уже не упоминалось. Хотя возникшие в деятельности предприятий «искривления» оказались столь серьёзными, что потом показатели себестоимости пришлось восстановить.

В-третьих, одним из проявлений частно-групповых интересов была ведомственность. Она существовала всегда (даже в сталинской экономике), но в результате реформы 1965-1969 гг. она приобрела гипертрофированные формы. Освобождение отраслей от многих натуральных плановых показателей создало для министерств широкие возможности «оптимизировать» свою деятельность. Появились разнообразные фонды министерств и ведомств, наполняемость которых зависела от финансовых результатов деятельности отраслевых предприятий и пробивной силы руководителей ведомств (корректировка планов, выбивание финансовых и материальных ресурсов в Госплане, Минфине, Госснабе и т. д.). Возникла неафишируемая конкуренция между министерствами и ведомствами за раздел «общего пирога». Вот что пишет по поводу резко усилившейся ведомственности М. Антонов: «…государственная собственность на средства производства, находившаяся в распоряжении хозяйственников, не была чем-то единым. Она была разделена между монополиями – министерствами и ведомствами, а внутри каждого из этих подразделений – между предприятиями и организациями. Каждое ведомство зорко наблюдало, чтобы не были ущемлены его интересы, как правило, не совпадавшие с интересами смежных ведомств. В итоге проведение каких-либо решений, оптимальных с общегосударственной точки зрения, наталкивалось на сопротивление ведомств, что нередко вело к громадным излишним затратам» (Антонов Михаил. Капитализму в России не бывать! – М.: Яуза, Эксмо, 2005, с. 174).  

В-четвёртых, введение для предприятий платы за фонды усилило противопоставление общества и производственных коллективов. Планово-прибыльные предприятия должны были вносить в бюджет плату за основные и нормируемые оборотные фонды. Возникла странная ситуация, при которой фонды как бы отчуждались от государственных предприятий, последние становились не более чем пользователями фондов. Фактическим же владельцем фондов оказывался бюрократический государственный аппарат. Так складывались очертания государственного капитализма.

Дух потребительства, воцарившийся в России, стал культивироваться уже реформой Косыгина – Либермана. Появились иждивенческие настроения, желание жить за счёт других. Это были ещё не явные отношения эксплуатации одного человека другим, но уже неосознанное желание такой эксплуатации. О погоне предприятий за прибылью (следовательно, за максимальной долей «общественного пирога») убедительно свидетельствует официальная статистика: с 1960 по 1980 г. прибыль государственных предприятий в СССР выросла в 4,6 раза, а производительность труда, по официальным данным, в промышленности всего-навсего  в 2,6 раза, в сельском хозяйстве и строительстве ещё меньше.

Следует особо обратить внимание на реакцию по поводу реформы за рубежом. Запад воспринял её с восторгом, зарубежные СМИ того времени восхваляли изменения, начавшиеся в СССР. И происходило это в разгар холодной войны. Станут ли наши геополитические противники хвалить нас, если мы укрепляемся? Нет!  Нас хвалили за то, что мы добровольно себя ослабляли.

Окончательное уничтожение остатков сталинской экономики произошло в годы правления М. Горбачёва. В это время закладывалась идейная основа тотальной приватизации 1990-х гг., начался бум учреждения частных коммерческих банков, появились мелкие и средние частные предприятия, всячески пропагандировались преимущества «рыночной экономики» и огульно охаивалась сталинская модель (ей дали уничижительное название «административно-командная система»). Если эксперименты Хрущёва и реформа Косыгина – Либермана способствовали трансформации модели сталинской экономики в государственный капитализм, то реформы Горбачёва подготовили почву для капитализма частнособственнического.