Технополис завтра
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Новости Интересное

Мой единственный коммерческий рейс

(рассказы В.В. Заболотского)

В начале 90-х годов, когда стало понятно, что «Буран» никуда не полетит, стало сворачиваться финансирование всех программ, связанных с этой темой, а также отряда космонавтов-испытателей ОКПКИ ЛИИ. Необходимо было закончить и закрыть летные программы по подготовке, тренировке и медицинским исследованиям летчиков отряда, иначе все заработанные деньги не выплатили бы сотрудникам, участвовашим в этих работах. На все мои обращения к руководству один ответ – денег нет. Один раз на меня даже обиделся начальник ЛИИ, когда я ему сказал: «а вы берите за вход на работу, люди-то все равно приходят. Вот деньги и появятся».

Некоторые программы тянулись годами, и вот одна из таких программ, «влияние десинхроноза на точность пилотирования», выполнялась на ИЛ-62 с перелетами на Камчатку и обратно. Командира обклеивали всякими датчиками и снимали кучу медицинских параметров, ну, к этому нам не привыкать, вот уже с десяток лет каждый летный день начинался с этой процедуры. Оставался один полет по программе, денег нет – керосина не дают. И тут кто-то из инженеров приносит мысль: «а не перевезти ли нам туда какой-либо груз?» Ну, в общем, нашли. Какие-то продукты надо доставить морякам в Елизово. Загрузили восемь тонн каких-то коробок, мешков, заправили самолёт керосином и в полет.

Мне всегда нравилось летать на Дальний восток. Обычно вылетали в ночь, в эфире тишина. По магнитному вначале летишь строго на север, а вот и северное сияние – красотища. Потом компас показывает на восток, а ближе к Елизово уже идешь на юг. В полете встречаешь рассвет, неповторимое зрелище, а в глаза хоть спички вставляй, но это быстро проходит.

В Елизово наш борт всегда встречали по высшему разряду, но не в этот раз. Рулим мимо двухметровых сугробов с мыслью – только бы крылом не зацепить. На вид это не снег, а кусок ледника. Из встречающих никого, только какой-то наземник машет руками и показывает, куда встать. И больше никого. Первый раз здесь такое вижу. Диспетчер спросил – «пассажиры есть? - Нет». Видели, как с места дернулся трап и снова встал на место. Пришлось выбрасывать стремяночку и по ней спуститься на землю Камчатскую, как первопроходцам.

Вскоре стали появляться какие-то люди и среди них мелькнуло знакомое лицо. Я помнил его, когда он был капитаном ГБ, а сейчас подполковник. Встреча была приятная. Пожалуй, только он один позаботился о нас. По традиции заскочили выпить камчатского пива с тешей чавычи. Как старые добрые времена, разместились в подсобке ларька и всему экипажу выдали по литровой пивной кружке, а это здесь большая редкость. Обычно тара своя - баночки, кружки, пакеты.

Только мы начали вспоминать общих знакомых, а смех стал погромче, в подсобку входит коренастый мужичок, в неприметном пальтишке и кепке, какую обычно носит Жириновский, и сразу вопрос: «Что-то здесь тесновато, много лишнего народа». Я ему в ответ «Хозяин скажет, кому выйти». Тишина. На меня в упор смотрели пронзительные глаза вошедшего. Так, наверное, удав смотрит на кролика, думая, съесть или нет? Все местные куда-то растворились, ну и мы, допив свое пиво, не стали задерживаться и поехали в гостиницу.

В гостинице уже ждал представитель от моряков. Это была очень колоритная фигура. Если бы не погоны мичмана и не черная форма, я подумал бы, что это снеговик. Внизу много, повыше чуть меньше, еще выше совсем немного, а сверху фуражечка. Голосом тенора Академического театра он заявляет, что пока не пересчитает и не проверит весь груз, разгружать самолет не будут, а то были случаи, когда экипаж присваивал часть груза. Я просто онемел. Еще, уходя, он добавил, что на это у него уйдет два-три дня и завтра с утра он начнет. Сразу в памяти всплыли слова представителя аэродромной службы: «а за стояночку, наверное, придется платить».

В номере гостиницы было очень холодно. В городе не было мазута на отопление домов, и во всех помещениях люди просто мерзли. Вся наша команда напоминала стайку замерзающих воробьев. От грустных мыслей отвлек ГБ-шник, «вечером баня», сказал он, а в голове уже все спуталось: утро, вечер, день. Ну баня, так баня, это уже традиция и в этих краях знают толк в таких мероприятиях, тем более, что кроме как в бане в Елизово согреться было негде.

И вот, в середине банного процесса, снова вваливается этот мужичок в кепке и, оглядев всех своим взглядом, уходит в раздевалку. «А этому что здесь надо?» -мспросил я, на что наш приятель схватил меня в охапку и вытолкал в парилку. «Не возникай. Теперь это хозяин Камчатки. В его руках и порт, и аэропорт, и многое другое. У этого авторитета двенадцать лет строгого, да еще многое за ним числится. Потом расскажу».

Открывается дверь и в парилку входит «картинная галерея». Чего только и где только не наколото. Да как искусно. По этому телу можно наверное было изучать историю Руси от крещения до наших дней, глаз не оторвать. Еще немного погревшись, вышли в предбанник, и за стол. И как-то так получилось, рядом со мной оказалась эта «картинная галерея». Слегка поднагрузившись, этот дядька взял гитару и запел. Надо отдать должное, это у него здорово получалось, а когда дело дошло до «Таганка, все ночи полные огня», тут я не выдержал и тоже подтянул и в конце сказал, что на Таганке прошло все мое детство. Взгляд его потеплел и он стал называть меня братаном, и в разговоре спросил: «какие проблемы, командир?» Я ему выложил, что не разгружают, керосин не дают, а остальное все в норме. «Завтра увидимся» сказал он и банная процедура продолжилась. Но усталость взяла свое. Еще побыв немного, всем экипажем мы тихонько уползли спать.

Утром на борту всем экипажем встречали мичмана. Трапа не было, и как он карабкался по стремянке, смотреть было страшно. В салоне темно, элекропитание на борт не подали, ВСУ не запускали - керосин жалко. И вот этот мичман ходит туда-сюда, бубнит что-то себе под нос и ничего не делает. Внизу подъезжает шикарная машина, из нее выходит наш знакомый в кепке и по стремянке взлетает в салон. Поздоровались и сразу вопрос: «чего привезли, а что не разгружаете?» Ему мичман грубовато «не твое дело». А он в ответ «а посмотреть можно?» берет в руки коробку на которой написано АМАРЕТТО и подходит к открытой двери, огороженной леером, со словами «что то темно у вас, прочитать не могу».

Коробка падает за борт на бетон, он со словами «ой не успел прочитать, дайка другую». Тут же последовала команда мичмана: «РАЗГРУЖАЕМ».

Через полтора часа самолет был пуст. Еще через три часа от моряков ТОФ пришел мазут для отопления Елизово, а нам стали заливать керосин.

Бортинженер говорит, что все готово, сейчас заправят, можно запрашиваться, по светлому и домой придем. Я пошел на АДП и, думаю, дай зайду в зал аэровокзала, когда еще здесь окажусь? Зашел, а в аэровокзале собачий холод, народу полно, много пассажиров с детьми. Огляделся и пошел подписывать на вылет. В штурманской меня кто-то окликнул. С этим парнем учились в Ленинградской академии ГА, он командир ИЛ-62, уже сутки ждет вылета в Москву с пассажирами и его не заправляют. Всем экипажем меня упрашивают отдать хоть немного топлива, нам бы хоть долететь до Хабаровска. В целом уговорили, и шесть тонн они у нас выцыганили, просто жалко стало замерзающих пассажиров.

Взлетели с Елизово, погода чудесная. Горы, сопки, вулканы - все как на ладони, и настроение хорошее.

Вторую половину полета стали почаще поглядывать на топливомеры, а оставшиеся пару часов с них просто не сводили глаз. В общем, когда вошли в зону Раменского, в районе Черусти на высоте десять тысяч метров, в баках оставалось топлива чуть больше четырех тонн. Это примерно на сорок минут полета. Диспетчеру доложили, что будем заходить по крутой. А это означает, заход будет выполнятся по траектории «Бурана». Высота десять тысяч метров, под нами Воскресенск, удаление 40 километров, выпускаем шасси, инерцепторы, два двигателя на малый газ, два на реверс и с вертикальной скоростью снижения пятьдесят метров в секунду, на приборной пятьсот километров в час, ринулись вниз. Очень непривычно видеть полосу, на которую будешь садиться, сверху, так как наклон глиссады около восемнадцати градусов, а скорость снижения примерно равна скорости свободного падения. На посадочной прямой определил, что избыток высоты составляет полтора километра; боковой маневр с выходом снова на посадочный, и этот избыток как корова языком слизала. Подходит высота первого выравнивания, шестьсот метров, на перегрузке 1,4g, гасится вертикальная скорость, удаление три километра, скорость четыреста пятьдесят, высота двести метров, снижение с вертикальной скоростью 5-3 метра в секунду, почти по стандартной глиссаде с гашением скорости до посадочной, и посадка. Выдохнули только когда выключили двигатели на стоянке. Не зря мы тренировались, как сажать Буран вручную. Это было достойное окончание программы.

Вообще-то это был какой-то бартер, но задание выполнили, программу закрыли и знаете, как-то не стыдно было за этот полет людям в глаза смотреть.

https://zen.yandex.ru/media/id/5a527f2ac89010b7c615d82e/moi-edinstvennyi-kommercheskii-reis-5e850bedb4adff4ccdbf62c9


 

© 2009 Технополис завтра

Перепечатка  материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши  правила  строже  этих,  пожалуйста,  пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.