ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО

Сто сорок миллионов долларов – всегда хорошие деньги, особенно в те благословенные времена. Красные директора, в точном соответствии с марксистско-ленинским учением, уже довели работяг до лютого голода и скупили акции у неэффективных собственников, красавцы с благородными генами ещё не начали отстреливать красных директоров, уникальные журналистки вовсю крутили романы с ичкерийскими борцами за свободу, Дедушка работал с документами.

Похваляясь перед троекуровыми чубайсовского призыва, Бражников, безраздельный барин Магнитки, тряхнул мошной. На звон золота собралась почти вся мировая Великолепная Семёрка. Американцы из Янки Эйр наглухо завязли в Китае, им было не до России, Франс Ликид притащила хитрованов из Одессы, гордые немцы из МайнеКлянеРайх и вечно скрытные японцы из Мигуи шли отдельно, а бритиши из Империал Эйр взяли в альянс всесоюзный Турбомаш, где я работал.

К нам приехал сам Дик Селлвуд, седовласый волчара, запустивший двадцать заводов в Китае, и его ребятки Боб и Джон - хулзы, явно наспех натянувшие офисную униформу. Герою Соцтруда Бармашину не барское дело было с какими-то там британцами калякать, мой начальник Витькин стеснялся, пришлось мне засучивать извилины. Так я впервые очутился в эпицентре тендерных игрищ.

Неделю, сутками напролёт, мы заливались вёдрами директорского кофе. На третий день штурмовщины, все уже побратались и поснимали галстуки. Дик Селлвуд травил неполиткорректные байки о хитрожопых азиатах и по телефону матюкал своих банкиров, Иван Глухов, сын берлинского аса, ставил раком наших проектантов, мы вместе с Сашкой Кузьминым и хулзами прикидывали план-графики проекта, графики кооперации и финансирования.

Не получалось...

Три очереди проекта, соответственно, три волны закупок швейцарских компрессоров и шведских теплообменников, плюс куча автоматики, плюс неизбежные полтора года наших циклов производства, плюс запасы времени и средств на косяки смежников – все вместе давали три чудовищных пика финансирования, которые резали все кредитные лимиты.

Оставались сутки, мы сорвали все сроки. Самое тупое было в том, что… Да что там…

Глухов потащил Селлвуда к себе, чтобы не маячить над душой. Перепуганная Надежда Александровна, обожавшая нас секретарша Генерального, пчёлкой таскала кофе и вздыхала при виде Джона и Боба, которые улеглись на стульях и красноглазо пялились в потолок. Мы с Сашкой тупо курили.

- Знаешь что, - сказал я Сашке. – Давай рисовать.

- Давай.

Мы в КБ всегда рисовали схемы, когда надо было рассчитать системы. Так быстрее. Головам сложнее, но быстрее, чем у расчётчиков.

- Смотри. Вот здесь пик, если мы «зульцеров» напряжём, выиграем месяц. Это нас не спасает. Здесь, здесь и здесь. Так?

- Слушай, давай три волны отдельно нарисуем. Ну, будто это три разных системы. Сечёшь?

- Угу. Так. Ты бери третью очередь. Давай…

- Что?

- Слушай… А если мы отавансируем шведов и разобьём бабки?

- Не получится. Компрессоры тянут четверть каждого железа.

- Нет, ты не понял. Компрессоры типовые – так?

- Так.

- Так что нам мешает их заказать вот здесь и здесь? Ну, мы же так уже делали с индусами.

- Слушай… Стоп. Тащи сюда лампу!

Я принёс лампу со стола Витькина, а Сашка быстро скрепил три листа бумаги скрепками. Джон и Боб хмуро смотрели на странных русских.

- Давай на просвет… Так. Смотри.

- Listen guys… (Слушайте, ребята)

- Боб, иди к!..

- Guys!

- Нахер! Сашка, смотри!

Мы сдвинули от руки нарисованные графики. Лампа просветила листочки.

- Fucking shit…

- Нет, Джон, ты понял?! Ду ю андэрстэнд зэт ю бритиш морда?!

- Yes! Bob! Run!

Рыжий Боб вывалился из комнаты и понёсся по коридору. Довольно странно было слышать в нашем закрытом наглухо «ящике» британские вопли. Прибежали Глухов с Селлвудом, качественно угостившиеся глуховским коньяком.

- Что у вас, черти?

- Иван Викторович, готово. Печатаем документацию, успеваем.

Джон крутил пальцем у виска, что-то бормотал шефу, тот смотрел на часы и доставал диковинный телефон из кармана…

Через два дня бритиши пригласили меня с Сашкой в Большой.

Давали «Аиду».

Бритиши знали, что Большой русским не по карману, расщедрились.

Естественно, лучшие места в партере, естественно, для иностранцев, естественно за двести долларов место – за мою месячную зарплату.

Естественно…

Услышав первые такты увертюры, Джон и Боб немедленно уснули.

А я… Это было настоящее чудо. Густые волны звука, синего, шоколадного и золотого света, бархатный резонанс – артисты были в ударе, Верди царил и парил, я себя не чуял. Просто растворился в чуде и восторге – Радамес, Амнерис…

Видел бы это мой ангел…

Когда Аксакова забилась в проклятиях и плаче, я не мог дышать.

На ударной ноте Боб проснулся.

- What language are they singing? Russian?

- Ноу, итс италиан.

- Oh so? – и снова немедленно уснул.

В антракте бритиши отправились в буфет за пивом, я же пошёл руки помыть.

Рядом с умывальником была своя опера - утончённый ценитель бился в истерике.

- Ах, Аксакова! – всплескивал он ручками. – Богиня! Я поражён до глубины души! Ах! (быстрый взгляд на себя в зеркало) Я всегда приезжаю только на неё, (быстрый взгляд на меня. Я предпочёл тупо мыть руки), ты понимаешь глубину моих чувств, Георгий?

- Я так тебя понимаю, Роман! – второй экзальтированный поклонник оперы поправлял розовую рубашечку, трепетал чреслами и не менее живописно всплескивал ухоженными руками.

Я продолжал мылить ладони.

- Ах, Аксакова! Георгий! Я сейчас уеду (взгляд на меня). Поеду домой рыдать (взгляд в зеркало). Она потрясла меня! Я поеду рыдать! Я вне себя! Это высокое искусство! Высокое! (взгляд на меня).

Я быстро высушил руки и свалил, мужлан.

Пройдя мимо бесконечной очереди разъярённо шипящих дам, я узнал много новых выражений об опере и техническом персонале Большого, но все новые впечатления испарились, лишь снова раскрылся занавес. Волшебство. Господи, какое волшебство! Каждую нотку, как карамельку за щёку, украсть, спрятать за пазуху, оставить сокровище, заветно, потаённо спрятать…

Через неделю бритиши нам сказали, что тендер выиграли французы, давшие самую большую цену. Пролетели японцы с их супер-технологиями, пролетели немцы, дававшие лучшие кредитные условия, пролетели и мы с бритишами с нашей самой низкой ценой.

Мы были в шоке.

Это было совершенно абсурдно.

- Парни, - сказал многомудрый Дик на прощание. – Парни, вы, что, разве не знаете, что французам их правительство официально разрешает пятнадцать процентов бюджета закладывать на местные взятки?! Как?! Вы этого не знали?!

Нет, мы этого не знали.

- Ладно, парни. Мы классно сработали. Мы молодцы. Мне не стыдно. Мы когда-нибудь ещё увидимся.

Он протянул мне визитку.

- Увидимся, Дмитрий.

Я даже дёрнулся. Вырваться. Из этого болота. Из этой безнадёги. Из всего – чтобы туда, чтобы дело, чтобы работа, чтобы смочь…

- Дик!

- Я найду тебя, Дмитрий. Пока.

- Спасибо, Дик.

Старый, опытный волчара Дик. Директор международных проектов, говоривший на таком заковыристом английском, что рыдали все переводчицы, классный инженер, он, конечно же, не нашёл меня. Через год в Азии ударил финансовый кризис, наши комсомольцы объявили дефолт всем, красные динозавры загадочно вымерли, а мой ангел повёл меня другой дорогой.

Но это совсем другая история.

Дмитрий Конаныхин