"И когда наши девушки сменят шинели на платьица..." (фантастический рассказ)

Начальник строевого отдела откинулся на спинку стула и отвернулся от экрана к окну, задумчиво постукивая ногтем по сувенирной пепельнице. Пепельница была, наверное, самодельной и очень старой - она была выполнена в виде массивной подставки к рвущейся ввысь модельке древнего реактивного истребителя. Времён ещё первого Союза, наверное, пепельница, сейчас такие уже не делают. Под стать пепельнице был и стол, разделяющий офицера и Аню - старинный и огромный, как аэродром...

Офицер - какое там у него звание, четыре звёздочки на погонах с одним просветом? - деликатно кашлянул, и Аня нехотя переключила разбредающиеся мысли на заданный вопрос. Растерянность мешала сосредоточиться: ожидала-то она совершенно другого.

- А... Может, как-то возможно сразу в девятьсот восемьдесят седьмой?..

- Уважаемая, - раздражённо ответил военный, - я ведь только что объяснил, что этого полка ещё нет, он только формируется. Будь вы кадровым военным, хотя бы специалистом с опытом...

- Я - дипломированный специалист. А опыт могла бы и на месте получить... извините.

Рассерженный тем, что его перебили, начальник строевого отдела огрызнулся:

- Да кто там тебя в курс дела введёт? Такие же зелёные новички, как ты? А от бетона вас кто отскребать потом будет, ты подумала? Специалист она...

Аня почувствовала, что краснеет от обиды. Ну, "зелёная" ещё, ну, вчерашняя студентка, но зачем так-то...

- Уж извините за грубость, - постарался сгладить сказанное офицер, - но без обучения и практики в формирующуюся часть не имею права вас направить. Никак. Для вашей же безопасности... И ради других, чья безопасность будет зависеть от вас. Так что выбирайте - либо истребительный полк под Пермью, либо смешанный в Казахстане, в Чундже.

- А в смешанном, вы говорили...

- Винтокрылы и вихрелёты, в основном.

Аня помялась, не зная, на что решиться.

- Вообще-то мы на кафедре изучали самолёты. Наверное, лучше в истребительный?

- Как хотите. Только в смешанном будут хорошие шансы попасть на борттехника.

- И что?

- Это лётная должность. Летать будете...

...Летать! Аня с детства мечтала быть лётчицей - как Марина Попович, или её прославленная землячка Валентина Гризодубова. Пока одноклассницы в своих тетрадках рисовали принцесс, маленькая Нюша выводила контуры планеров, раскинувших длинные белоснежные крылья где-то среди облаков. Но... Не случилось таких планеров в её жизни. В лётное училище так и не приняли по состоянию здоровья, а на специальность "орбитальный монтаж" в ХАИ не удалось пройти по конкурсу - пришлось выбирать из того, что осталось. Теперь вот учёба окончена, и неожиданный поворот судьбы забросил её сюда, под это непривычное эмалево-синее небо возле южной границы Союза. Этого ли она хотела?

Прислушиваясь к шелесту ветра в листьях старого карагача, Аня вдруг остро затосковала по родной Салтовке. Вот бы вернуться сейчас в тенистый дворик на улице Ньютона, в котором она знала каждый камушек и каждую нотку в скрипе стареньких качелей! А мама вышла бы к ней и сказала...

- Анечка, уже пора. За вами машина приехала!

Встрепенувшись, девушка поняла, что задремала. На пороге комнаты стояла улыбающаяся тётя Асия - хозяйка, у которой Аня снимала жильё. А с улицы нетерпеливо сопел теплообменником армейский "уазик"-теплокат: пора было ехать в часть...

В инструкторы ей назначили Юрия Урядина, борттехника вихрелёта номер 10. Уже лысеющий в свои тридцать лет, с обветренным и загорелым до черноты лицом, старший техник-лейтенант казался Ане почти стариком. Тем более что характер у него оказался довольно-таки вредный. Ну ладно, пока гонял по теории - это бы ещё куда ни шло, но сейчас, на третью неделю в полку, он то и дело заставлял Аню самостоятельно разбираться с разными мелкими задачами по обслуживанию и ремонту вихрелёта, даже не помогал почти. А пугал-то как! Прямо с первого дня, будто ей и так волнений мало было...

- ...Ну здравствуй, что ли, младший техник-лейтенант Анна Котикова, - без энтузиазма ответил инструктор на уставное приветствие вновь прибывшей, - ко мне, так ко мне... С жильём тебя уже устроили?..

Не успела Нюша ответить, как в их разговор вмешались:

- Повезло тебе, Юрка! Такую "няшку" отхватил!

Проходивший мимо подтянутый черноусый красавец в лётном снаряжении подмигнул технику и подарил Ане ослепительную улыбку. Рядом с геройского вида лётчиком Анин инструктор в мешковатом и не очень чистом синем комбинезоне смотрелся особенно бледно.

- Иди, куда шёл, Рафик, не с тобой разговариваю, - огрызнулся Урядин.

- Спасибо, мне помогли устроиться, - с запозданием ответила ему Аня, стараясь не коситься в сторону прошедшего лётчика, - буду снимать комнату в посёлке, финчасть оплачивает...

- Ну, добро...

Инструктор снял берет и почесал в затылке - видимо, не зная, что ещё сказать.

- Техником, значит, собралась стать?

- Простите, но я уже стала техником, - решительно возразила Аня, - по крайней мере, так написано в моём дипломе.

- Ну-ну...

Урядин усмехнулся, сделал приглашающий жест и неспешно зашагал куда-то по бетонке. Аня двинулась за ним, разглядывая стоянку с рядами компактных вихрелётов и широко раскинувших свои лопасти винтокрылов. Возле нескольких машин с чем-то возились люди в таких же, как у её инструктора, синих комбинезонах. Смотреть, кроме них, было особо и не на что - аэродром расположился посреди ровной голой степи, лишь у южного горизонта ограниченной вздымающимися в небо горами. Будто они оказались возле края гигантского блюдца...

- Ты слышала, что в авиации случаются иногда... ну, происшествия всякие? - через плечо бросил инструктор.

- Слышала, - Аня ускорила шаг, чтобы поравняться с Урядиным.

- А кто в них виноват, ты знаешь?

- Когда как, - удивилась вопросу Аня, - а что?

- Не "когда как", а всегда. Ты в них виновата.

- Я?!

- Ага. Ты. Или я. Или вон тот обалдуй, что на "восьмёрке" в двигатель залез. Техники, в общем. Ну, кроме тех случаев, когда виноватыми записывают всё-таки лётчиков. А так - мы виноваты.

- Почему?

- Такая профессия. Всегда, как начнут разбираться, найдётся какая-нибудь инструкция в сотню пунктов, из которых ты выполнила только девяносто девять. Вот и виновата...

- Значит, нужно будет выполнять все сто пунктов, - нахмурилась Аня. Инструктор покосился на неё, протянул скептически:

- А-ага, конечно... Ладно, мы уже пришли - вот наша "десятка".

Вихрелёт Че-15 с бортовым номером "10" был красив: обтекаемое пятнистое тело, лихо приподнятый хвост из двух плоскостей "бабочкой", короткие крылья и выпуклые "глаза" просторной кабины впереди. Стройность очертаний слегка нарушали только угловатые кожуха вихредвижителей по бортам, да "горб" силовой установки наверху. Сравнительно небольшие размеры аппарата - ненамного крупнее обычного городского электробуса, так что в кабину легко можно было забраться по встроенным в борт ступенькам прямо с земли - делали его каким-то особенно уютным. "Ну что же, глазастик - надеюсь, хотя бы с тобой мы сработаемся. Даже если твой хозяин такой вредина, каким кажется", - мысленно обратилась Аня к машине, подбадривая саму себя...

...Прозвище "Глазастик", пришедшее тогда на ум, она так про себя и стала использовать. Даже вслух, когда никто не слышал. Автопилот при работе в голосовом режиме быстро усвоил, что это к нему так обращаются, и даже стал отзываться. Сегодня, как никогда прежде, Нюше хотелось называть своего "подопечного" именно таким ласковым прозвищем: всё-таки её первая самостоятельная подготовка к вылету. Не зря прошли эти две недели зачётов по теории и утомительных тренажей, когда инструктор почти постоянно "стоит над душой", изматывая разными придирками... Ей хотелось побыстрее всё закончить, чтобы, когда Урядин подойдет проверять работу - лихо доложить ему, что всё уже готово. Так-то причин спешить у неё не было: полёты их эскадрильи запланированы только на ночь.

Аня выполнила положенный осмотр вихрелёта снаружи, подсоединила кабель аэродромного питания, затем забралась в кабину и разбудила Глазастика. Почти не подглядывая за подсказкой на экранчик браслета, она включала, выключала и спрашивала, что надо - а вихрелёт отвечал, как надо. Всё шло прекрасно. Солнце в небе поднималось всё выше, Ане стало жарко даже в открытой кабине.

- Глазастик, включи кондиционер, пожалуйста.

- Не могу, извините. Кабина открыта.

Ну конечно... Цепь включения "кондишки" сблокирована с датчиками закрытия кабины - если она открыта, какой смысл пытаться охладить всю окружающую атмосферу? Гордая тем, что без подсказок помнит положение рукоятки закрытия, Аня дёрнула за эту рукоять, так что справа и слева под шипение сжатого воздуха опустились тяжёлые створки из небьющегося стекла. Теперь девушка вместе с пустующим пока креслом лётчика оказалась заключена внутри прозрачных "глаз" вихрелёта, и с удовольствием ощутила струи прохладного воздуха от включившейся "кондишки". Можно завершить проверку с комфортом... Она до того увлеклась, что только по стуку в стекло поняла, что рядом кто-то есть. Оказывается, Урядин уже подошёл к вихрелёту, и жестами просит открыть кабину. Улыбнувшись своему инструктору - не такой уж он вредный мужик, если подумать - Аня толкнула рукоять, чтобы открыть прозрачные створки.

И ничего не случилось.

Она толкнула, потом дёрнула ещё раз, сильнее - ничего. Аня попыталась толкнуть саму прозрачную створку рукой - та не поддалась. Ситуация была до того нелепой, что девушке даже не пришло в голову спросить у Глазастика о причинах отказа. Всё было как в кошмарном сне, в котором тебе очень нужно открыть какую-то дверь, а она не открывается. Инструктор что-то говорил, жестикулировал, но стекло не пропускало звуков. Толкнув створку ещё несколько раз, Аня заметила, что Урядин отцепил от пояса и надел на голову шлемофон, жестом указав ей на лежащий в кабине лётный шлем. Надев его и переключившись на ближнюю связь, Аня, наконец, услышала своего инструктора:

- ...на мою голову!! Поздравляю тебя, младший лейтенант! Ты хоть соображаешь, что при закрытии кабины стравила остатки воздуха из системы? Баллоны заряжать будут только перед полётами, вечером. А пока остекление нечем открыть!

- И... Что же делать? - пролепетала Аня.

- Не знаю, что делать! Можешь поплакать, если хочешь!

- Н-но... Сжатым воздухом ведь можно зарядить и сейчас...

- Разбежалась! Наша эскадрильная "воздушка" уже месяц, как сломана. А в первой эскадрилье она сейчас занята. У них полёты вот-вот начнутся, на день запланированы...

Ане и в самом деле захотелось плакать. Вот уж попала, так попала!

- Кажется, у кабины есть способ открытия вручную...

- Правильно кажется. Не зря матчасть учила! Есть способ - "мясорубка". Пристыковываешь и крутишь... Только "мясорубку" на той неделе у меня одолжил этот "редиска" Маугли с восьмой машины.

- И что?

- И то! Нету больше у нас "мясорубки". Потому что Маугли - обалдуй! И чудак. С другой буквы.

- А если аварийный сброс остекления? - вспомнила Аня.

- Даже не вздумай!! Знаешь, сколько потом возни, чтобы сброшенную створку на место поставить? Ещё и переплёт помнётся, закрываться нормально перестанет.

Инструктор сердито поиграл желваками на скулах, потом развернулся, чтобы уходить:

- Короче... Посиди пока тут. Я прогуляюсь кое-куда...

- Юрий Никитович... Товари-старфий лейтенант... - с испуга девушка начала даже пришепётывать, чего с ней давно уже не случалось. Мысль о том, что придётся совершенно одной неизвестно сколько сидеть в запертой кабине, вдруг показалась невыносимой.

- Я скоро, - обронил через плечо Урядин, - к ПВО-шникам схожу, попробую "воздушку" выпросить у них.

Инструктор, действительно, быстро вернулся с "воздушкой", от её компрессора баллоны зарядили и Аня освободилась. Но день, так хорошо начавшийся, был безнадёжно испорчен. Достаточно многие видели её в прозрачном шаре закрытой кабины, заметили подогнанную в неурочное время "воздушку" - догадаться об остальном было нетрудно. Урядин, выпуская подопечную, пробурчал в сторону что-то про "баб", которым "не место в авиации", а девушке пришлось сделать вид, будто не слышала: к спорам на подобные темы ситуация не располагала. В лётной столовой ехидный Рафик Ильгизов - тот самый усатый лётчик, который встретился Ане в первый день на аэродроме - принялся напевать слова популярного хита "Мою царевну заперли в терем", насмешливо глядя на Котикову. Той осталось только уткнуться в свою тарелку и притвориться, будто песенка никого из присутствующих не касается. Девушке стало казаться, что иронические взгляды и перешёптывания сослуживцев постоянно преследуют её. В результате после ужина она не стала задерживаться даже до начала полётов своей эскадрильи, уехав в посёлок первым же рейсом "уазика".

Вопреки известной по сказкам поговорке, утро вовсе не стало мудренее вечера. Нюша проснулась за час до будильника, и, поворочавшись, поняла, что мрачные мысли снова заснуть уже не дадут. Опять и опять задавалась она вопросом, правильно ли выбрала профессию...

Шесть лет назад, когда короткие пути в небо и в космос для неё оказались закрыты, из оставшихся возможностей она выбрала специальность "эксплуатация летательных аппаратов и систем искусственного интеллекта". О военной службе она тогда и не помышляла, но незадолго до выпуска подвернулась новость о начале формирования на Дальнем Востоке женского авиаполка. Вспомнив, что для отслуживших в вооружённых силах, тем более добровольцев, полагается солидная прибавка в баллах социальной ответственности со всеми вытекающими преимуществами в дальнейшем, Аня уже долго не раздумывала. Романтическое воображение рисовало ей уходящий куда-то в закат строй одухотворённых любовью к небу новых Марин Расковых, Валентин Гризодубовых и Светлан Капаниных... Понятно, что реальность должна быть куда прозаичнее, но её слишком сильно увлёк этот образ. Как ни отговаривал отец, как ни плакала мать - Аня была упряма. И вот, будто в наказание, угодила сюда, а женский полк так и остаётся в туманной перспективе. Если молодые ребята-срочники здесь чем-то и одухотворены - так разве что зрелищем Аниных форм, вырисовывающихся под синей "технотой". А среди лётчиков и техников - даже тех, кто относился к ней сочувственно - никто, похоже, не видит в новенькой будущего товарища и коллегу...

Одевшись в шорты и майку, поёживаясь на утреннем холодке, она вышла во дворик дома и проделала небольшую разминку. Вскоре встала и хозяйка, тётя Асия. Если её и удивил столь ранний подъём жилички, она никак этого не выказала - просто поздоровалась, разожгла тандыр, потом ушла за чем-то обратно в дом. Аня решила, что хоть здесь может быть как-то полезна: на утоптанной земле дворика после растопки осталось немного мусора, так что девушка взяла стоявшую неподалёку метлу и принялась мести. Метёлка была связана не из прутьев, а из чего-то вроде жёсткой соломы. Задумавшись, Аня нажимала на неё слишком сильно, пока не поняла, что лишь измочалила эту солому, так толком ничего и не подметя. Что ты будешь делать, и тут незадача!

В калитку кто-то стукнул; подняв глаза, Аня с удивлением увидела борттехника Урядина, уже переодевшегося из рабочего комбинезона в повседневную форму.

- Извини, что беспокою... Мне после ночных полётов положен выходной, так что решил тебя навестить, пока в полк не уехала. В строевой узнал адрес... Можно зайти?

- Э-э... Заходите, - растерянно сказала Аня, не зная, куда девать растрёпанную метлу, - я тут... Подмести вот решила... А эта дурацкая солома...

- Чий.

- Что?

- Эта солома называется "чий". Растение такое, местное. Подметать нужно самыми кончиками, аккуратно, тогда всё получится.

Урядин зашёл во дворик, присел на край скамейки, положил фуражку рядом.

- А ты не обязана была это знать, - вдруг сказал он, неловко улыбнувшись. Аня удивилась:

- Это про... чий?

- И про него тоже.

Инструктор замешкался, подбирая слова. Аня вспомнила, что, в каком-то смысле, он пришёл к ней в гости:

- Чаю не хотите? Я могу попросить хозяйку...

- Нет-нет, спасибо, я на минутку зашёл. И хорош уже мне "выкать". Вместе работаем, одно дело делаем... Вообще-то я извиниться хотел.

- Извиниться?..

- Да. Наорал вчера на тебя. А виноват, в общем-то, сам... Тебе неоткуда было узнать про кабину. Это я должен был предупредить. О таких мелочах в руководствах не пишут... Многие попадаются по неопытности.

Урядин ещё раз улыбнулся виноватой улыбкой.

- В своё время и я попался... Часа три в кабине просидел.

Аня тоже присела на скамейку, отложила метлу. Груз, тяжко лежавший на душе со вчерашнего дня, начал, наконец, сваливаться.

- Я думала, надо мной вся эскадрилья смеётся. Приехала, тут, понимаешь, дамочка, лезет в мужское дело...

- ...А тут ещё я со своим "бабам не место в авиации", да?

- Ну...

- Не обижайся на прямоту, но я на самом деле так думаю.

Видя, как Аня вскинулась, техник поспешно продолжил:

- Погоди, дай доскажу... Не потому, что не можете, нет. Я знаю - можете. Кое-что, наверное, и получше нашего брата...

- Так в чём дело тогда?

- Тебя ведь к нам прислали только на обучение. Служить потом будешь в женском полку... Вот это и неправильно.

- Почему?

- Неправильно, и всё тут... Не должно было такого быть. Знаешь, есть такая старинная песня: "И когда наши девушки сменят шинели на платьица..."

- Песню слышала, и всё равно не понимаю. У нас равноправие!

- Равноправие - это хорошо. Но только до тех пор, пока всем хватает места в шлюпках...

Аня даже не нашла, что возразить - такая постановка вопроса ей на ум не приходила. Борттехник продолжил:

- Вот сейчас формируют целый женский полк. Да ещё и первый из нескольких... На самом деле это страшный упрёк нам. Всем нам, мужикам. Знак того, что мы не справляемся. Приходится вам вставать в строй...

- Я добровольно пошла, никто не принуждал.

- Знаю. Думаешь, от этого легче? Будто я не слышал, как сейчас агитируют девчат, чтобы вступали в ряды... Им однажды надо будет детей вынашивать, жизнь продолжать. А мы их зовём в пекло, наравне с собой... Больно от этого, понимаешь? Поэтому и злюсь. И грублю иногда. Прости...

Аня засмеялась:

- То есть, когда вы... ты говоришь "бабам не место в авиации" - это ты извиняешься так?

- Ну... Вроде того, - смущённо хмыкнул Урядин. Взял в руки фуражку, покрутил, потом протянул Ане руку:

- Мир?

- Мир, - пожала она царапучую от мозолей ладонь. Гость встал, собираясь уходить:

- На самом деле ты хорошо справляешься. Чтоб ты знала: мы тебя уже на полёты запланировали. Послезавтра пойдёшь с нами на "приставном стуле", пассажиром. В пятницу, если всё нормально - в правом кресле, борттехником. Готовься!..

...День своего первого полёта Нюша встретила в боевом настроении. Предстояло лететь лишь пассажиром, но ей уже казалась по плечу и полноценная работа борттехника - хоть сейчас! Во время завтрака Рафик опять попытался её поддеть, громко пропев слова из той же песенки про запертую в тереме царевну:

- Анна, о-о, Ан-на!..

Аня без смущения встретила его нахальный взгляд:

- Чё, на?

С её стороны это было так неожиданно, что лётчик даже поперхнулся, не найдя ответа. За соседними столиками засмеялись - не над ней, а вместе с ней, в кои-то веки! Перекрывая смех, громыхнул внушительный бас майора Донжевского, командира вихрелёта-"десятки":

- Понял, Рафик, каково на наш экипаж "наезжать"?

"Наш экипаж"! Аня была счастлива это услышать, особенно из уст командира. Пусть она тут временно прикомандированная, пускай ещё только учится - её уже готовы признать за свою!

С особым трепетом примеряла она лётное снаряжение в "высотном домике". Почему этот хлипкий домик этажа в полтора высотой называют "высотным" - отдельный вопрос, сейчас мало волновавший Аню. Главное, что в вентиляционном костюме, со шлемом в руках и парашютом за спиной она ощущала себя уже без пяти минут лётчицей... Нюша придирчиво осмотрела себя в зеркале, даже подпрыгнула, проверяя подгонку снаряжения, потом сфотографировалась на браслет и показала зеркалу язык. Интересно, а как бы она смотрелась, если одеть ВКК - высотно-компенсирующий костюм? Жаль, что "скафандр" ВКК положен только лётчикам-истребителям и пилотам гиперзвуковиков...

Урядина, тоже уже в лётном, она застала около "Глазастика". Борттехник сосредоточенно покрывал смазкой небольшой участок обшивки возле кабины вихрелёта.

- Наверное, чтобы лучше в воздухе скользило, - пошутила Аня.

- Ха-ха. Очень остроумно, - не поднимая головы, инструктор продолжал старательно разравнивать слой смазки.

- А на самом деле, зачем это?

- Чтобы потом отмыть.

- Может, лучше не пачкать тогда, и отмывать не придётся?

- Ты умная такая, - раздражённо ответил Урядин, - нам же сейчас на полигон лететь. Стрелять будем по мишеням.

Он ткнул в отверстие позади смазываемого участка:

- Вот здесь - амбразура пушки. Знаешь, как на эту краску пороховая копоть ложится? Даже с порошком за час не ототрёшь. А смазка вместе с копотью за пять минут смывается. Керосинчиком.

- Извини, не знала...

- Много ты знаешь... Полезай лучше в кабину.

Аня вздохнула про себя: и куда только девался тот Урядин, с которым она так душевно разговаривала ещё недавно в посёлке? На аэродроме инструктор вновь превратился в грубияна и брюзгу...

"Приставным стулом" называли откидное дополнительное сиденье в кабине, посередине и позади кресел пилота и борттехника. Было тесновато, но Аня при своей комплекции вполне комфортно там уместилась. Она всё ещё сражалась с пряжками привязных ремней, когда к ней поднялся Урядин и помог пристегнуться.

- С парашютом прыгала когда-нибудь?

Нюша испуганно помотала головой.

- Нет? Зря. Через две недели у нас зачёты по прыжкам... Значит, так: когда командир прикажет "прыгаем" - срываешь вот эту рукоятку, ногой выбиваешь люк в полу, потом отцепляешься - этот замок на груди, запоминай!..

- Э-э, подожди, Юрий! Зачем прыгать - мы разве... Разбиться собираемся?

- Типун тебе на язык!

Последнюю фразу прогудел появившийся в кабине майор Донжевский. И так высокий и широкоплечий, в лётном снаряжении командир экипажа смотрелся ещё массивнее - этаким супергероем из комиксов. Наверняка его рост и вес были близки к верхнему допустимому пределу для лётчиков.

- Никто никуда не собирается, - терпеливо пояснил Урядин, - но, если понадобится, объяснять и показывать что-то будет некогда. И некому. Поэтому запоминай сейчас. Рукоятка - люк - отстегнуться - выпрыгнуть. Запомнила? Выйдешь наружу - парашют сам раскрыться должен, на нём прибор стоит. Но лучше подстраховаться, дёрнуть кольцо. Вот оно, под левой рукой, нащупай... Да не тяни сейчас, контровку сорвёшь!

Они дважды повторили порядок действий. Тем временем в нескольких местах стоянки уже засвистели опробуемые двигатели, а вдоль выстроившихся в линейку машин пошли оружейники, снимая предохранительные чеки с подвешенных под крыльями блоков с ракетами. Один из оружейников, молодой курчавый парень Аниных лет, сначала требовательно стукнул в борт, дождался, пока лётчик покажет ему обе руки - мол, я тебя вижу, цепи управления оружием не трогаю - потом нырнул куда-то вниз. Полминуты спустя он показался снова, показал снятые чеки с красными лоскутками материи на них, затем отправился далее, всё так же ни слова не говоря.

Ане становилось всё больше не по себе. Смазка по борту от настоящей пороховой копоти, эти тренажи по реальному покиданию вихрелёта, деловитая суета готовящегося к полётам аэродрома - не где-то на компьютерном симуляторе, чтобы с комфортом "полетать" в уютной комнате с диваном и кофе на столе, а на самом деле... Всё это было очень серьёзно. Даже слишком, для первого-то раза. Она вдруг пожалела, что так плотно позавтракала сегодня...

На "приставном стуле" в её распоряжении была только клавиша связи под левой рукой и несколько кнопок для управления изображением на очках под правой. Очки могли спроецировать лишь скудный набор информации - основное было на экранах перед пилотом и борттехником, а их пульты она могла видеть только частично, из-за плеч майора и старлея. Те по внутренней связи обменивались между собой и с автопилотом какими-то малопонятными репликами, что-то включали, выключали и контролировали. Попутно борттехник умудрялся ещё и комментировать свои действия для обучаемой. По командам Урядина Аня переключала выведенные на очки данные о состоянии систем "Глазастика", кивала, выслушивая пояснения, но в том состоянии до сознания девушки это почти не доходило. Как можно столько всяких мелочей удерживать в голове?! Где-то сверху взревел двигатель аппарата, инструктор что-то втолковывал про 120 градусов, до которых должно прогреться масло в редукторах крыльчатых колёс, но Аня перестала его слушать - она вдруг засомневалась, как правильно включать связь. Вроде, клавишу от себя - внешняя связь, в эфир, а к себе - СПУ, внутренняя связь, слышная только экипажу... Или наоборот?

- Экипаж, готовы?

- Бортовой готов, - ответил командиру Урядин. Надо бы и ей что-то сказать... Качнув клавишу связи на себя, Аня доложила:

- Курсант готов!

- Это кто там пищит, говорите нормально, - вдруг ответил, вроде бы, урядинский голос в наушниках.

- Я и так нормально говорю, - обиделась Аня.

- У них на "десятке" практикантка вылетает! Кнопку перепутала, - весело пояснил кто-то. Нюша, вспыхнув, поняла, что всё-таки ошиблась с клавишей, и её доклад вместо внутренней связи прозвучал по радио во всеуслышание. Как будто ничего не случилось, майор Донжевский запросил по радио:

- Я триста одиннадцатый, разрешите начать руление.

- Выруливайте, три-одиннадцать. Пойдёте коротким разбегом с исполнительного. За эфиром следите.

Заключительная фраза явно была камушком в Анин огород. Майор всё так же невозмутимо ответствовал:

- Триста одиннадцать принял, прощения просим.

Однако по СПУ, слышимый только своему экипажу, лётчик не сдержал эмоций:

- Ещё раз без спросу выйдешь в эфир - отправлю обратно в куклы играть!!!

Аня нервно прикусила губу - благо, под маской этого не видно. Как будто ей и без того было мало поводов для волнений...

Эскадрилья взлетала по-боевому, с минимальными интервалами. В фильмах и видеороликах при виде подобного зрелища у Нюши всегда захватывало дух - грозные боевые машины, словно стая птиц, почти одновременно взмывают в воздух, а фоном к таким кадрам обычно играет что-то "тяжёлое", типа "Форсаж-рока" группы "День гнева"... Сейчас, изнутри, всё чувствовалось совсем иначе. Сначала всё Анино существо обволок и сотряс басовый гуд маховых лопаток, похожий на тысячекратно усиленное гудение шмеля. Из теории она знала, что вихредвижители в некотором приближении воспроизводят работу крыльев насекомых - теперь эта теория на практике проникала до самых печёнок. Рукотворный "шмель" разбегался по выщербленному бетону несколько секунд, потом тряска прекратилась, тень от аппарата спереди-снизу как-то быстро съёжилась и отдалилась, а в желудке возникло сосущее ощущение резкого подъёма. Аня пыталась проследить за действиями пилота, но он, казалось, хранил каменную неподвижность, а "Глазастик", не прекращая набора высоты, накренился влево и довернул в сторону от полосы. Можно было подумать, что лётчик управляет машиной усилием мысли - так точны и незаметны были движения его рук, лежащих на рычагах управления вектором! Вспомнив, как сама мечтала стать лётчицей, девушка попыталась представить себя на месте майора - и не смогла. Полётные данные на очках и отчасти видимом пилотском пульте прыгали перед глазами, отказываясь сложиться в осмысленную картину. За стеклом кабины небо, земля и соседние вихрелёты строя мельтешили в поле зрения, как попало... И всё это послушно малейшему, незаметному со стороны, движению держащих рычаги рук пилота, и так легко можно ошибиться, свалить аппарат в неуправляемую спираль, разбиться! Аня ощутила, что её захлёстывает неконтролируемая паника - беспричинная, никаким рассудочным доводам не подвластная. Как назло, тут Донжевский положил вихрелёт в совсем уж крутой крен - так, что не очень далёкая ещё земля встала стеной справа. Нюша судорожно вцепилась обеими руками в кресло - разум отказывался верить, что она пристёгнута и не вывалится... Да как же так! У неё даже слёзы на глазах выступили от обиды и злости на саму себя. Она ведь и на дельтаплане, и на параплане в лёт-клубе летала самостоятельно, да и пассажиром на самолётах - от маленького "кукурузника" до стратосферного Ту-504 - путешествовала много раз. Откуда такая паника, почему растерянность?

Лётчик будто специально не давал ей расслабиться. Машина под его управлением быстро достигла Кетменьского хребта, в предгорьях которого находился полигон, и нырнула на предельно малые высоты, имитируя скрытный подход к цели. Звено вихрелётов помчалось по какой-то извилистой долине, выписывая головокружительные зигзаги между скал. Со стороны это, должно быть, смотрелось потрясающе: вёрткие машины с недоступной никаким винтокрылам точностью выполняли этот слалом, разворачиваясь на месте, замедляясь и разгоняясь почти мгновенно... Только вот Ане было не до красот. Вид проносящихся совсем рядом склонов вместе с тряской и раскачкой её почти уже добил, а никакого пакета с собой она не взяла. Проклиная свою самоуверенность, девушка стащила перчатку с левой руки. Хотя бы в перчатку, а не в кабину, если что...

- Аня, ты как там?

Урядин обернулся к подопечной, глаза его под очками смеялись. Издевается, гад... Аня попыталась изобразить улыбку, но поняла, что под маской лица не видно, и прижала клавишу СПУ:

- Ничего...

Голос, однако, выдал её с головой, так что борттехник обратился к пилоту:

- Командир, курсантку-то укатаешь... Может, поплавнее пойдём?

- Она не в детском саду, пусть привыкает, - рыкнул Донжевский, - сам работай давай!

Ах, так... Аня стиснула зубы: "вот назло майору - всё выдержу!"

И она держалась. Когда дымные следы ракет прочертили пространство впереди, вспухнув среди камней грязными комками разрывов - держалась. Даже когда пушка вихрелёта выплюнула струю пламени, загрохотав так, будто справа от кабины кто-то долбит в обшивку отбойным молотком - Аня держалась. Удивительное дело, но это оказалось куда легче, чем ей представлялось поначалу... Когда вихрелёт, наконец, приземлился на аэродроме, девушка почти жалела, что полёт окончен. Впрочем, уже послезавтра, в пятницу, ей предстояло лететь в кресле борттехника, поменявшись местами с инструктором: это будет финальная проверка перед самостоятельной работой.

Память о пережитой в первом полёте растерянности и страхе была ещё очень свежа, поэтому, когда её пятничный вылет вдруг оказался отложен, Аня испытала сложную смесь из досады и облегчения. Определённо, что-то случилось - хотя до планового начала полётов оставалось ещё более получаса, дежурное звено винтокрылов уже взлетело прямо со стоянок и сейчас набирало высоту, уходя куда-то на юг. Весь аэродром гудел, будто потревоженный улей, а Урядин, хмурый и недовольный даже больше обычного, на ходу поспешно объяснял подопечной:

- Отдохни пока. Толком неясно, что там. "Погранцов" наших в горах прижали, они помощи запрашивают. Сейчас мы - на их площадку, подбираем десант и... Куда скажут. В боевой вылет тебя брать пока права не имею.

Не снимая, на всякий случай, вентиляционого костюма, Аня следующие пару часов провела в предполётном классе - бездумно пролистывая новости, играя на браслете и иногда, для порядка, освежая в памяти некоторые места из "Наставления по работе борттехника на вихрелёте модели Че-15, образца 2036 года, выпуска авиазавода в г. Улан-Удэ". Момент, когда машины начали возвращаться с вылета, Аня упустила, и лишь явно усилившийся в помещении шум разговоров отвлёк её от очередной страницы. Увидев среди вошедших знакомую фигуру Рафика Ильгизова - лётчика из эскадрильи винтокрылов - Нюша преодолела свою обычную неприязнь к нему:

- Рафик, привет! Там наши не вернулись ещё?

Лётчик обернулся и ответил, против обыкновения, без подначек и шуточек:

- А ты сходи, посмотри сама. Возвращаются ваши, вроде...

Рафик поразил девушку своим видом. Обычно молодцеватый и подтянутый, сейчас он выглядел усталым и больным стариком. Руки его плетьми свисали вдоль туловища, будто шлем и кислородная маска вдруг стали для них непомерно тяжелы. Что же там такое произошло? Снедаемая нехорошим предчувствием, Аня поспешила на лётное поле.

"Глазастик" как раз недавно приземлился. Почему-то его на полосе встречал санитарный теплокат и рядом с пилотской кабиной суетились какие-то люди. Краска на борту в нескольких местах была сколота; подбежав ближе, Аня разглядела, что каждый скол означает небольшую вмятину на обшивке с аккуратно просверлённым по центру маленьким отверстием... Прострелы! Пилота грузили на носилки - судя по всему, он уже был без сознания. Борттехник Урядин с противоположной стороны выбирался из кабины, вроде бы, сам, но и его почему-то поддерживали под обе руки.

- Юрий, что с вами случилось?

Инструктор или не разобрал вопроса, или не захотел перекрикиваться с подопечной через разделявший их вихрелёт - просто обернулся к Ане, изобразил слабую улыбку и махнул рукой: не волнуйся, мол. Стало заметно, что на правую ногу он почему-то не наступает, из-за чего товарищи и держат его под руки. Вслед за носилками с пилотом Урядина усадили в санитарную машину, которая тут же уехала, оставив Аню наедине со своими переживаниями. Ей вдруг очень ярко представилось, как после очередного вылета из этой кабины вытаскивают на носилках её саму...

С экипажем погибшего винтокрыла прощались в воскресенье. Ане, как временно прикомандированной, было велено встать в сторонке - вместе с нестроевым персоналом. Там же она обнаружила и борттехника Урядина с загипсованной ногой, сидящего в самоходном кресле.

Целостной картины того, что произошло в горах, у Ани так и не сложилось. Насколько она поняла, пограничники столкнулись там с хорошо подготовленной диверсионной группой или несколькими; переброшенные по воздуху подкрепления угодили в засаду, а отставший от группы винтокрыл диверсанты даже сбили - благо, он уже успел высадить десант, так что погиб в нём только экипаж. Погибших - майора Смолина и капитана Васильева - она не знала, но всё равно у девушки защипало в глазах, когда по рулёжке между шеренгами солдат и офицеров полка к транспортному самолёту торжественно пронесли два закрытых гроба. Чтобы отвлечься от подступающих слёз, она шёпотом спросила:

- Юрий, а почему гробы закрыты?

- Так ребят нету там.

- Как - нету?

- А вот так. У них взорвались баки. После такого в гроб положить, обычно, нечего. Кладут землю из воронки. Примерно, по весу.

Вздохнув, Урядин зачем-то добавил:

- У Смолина была жена-красавица и двое малышей. Кажется, в Воронеже. Он всё мечтал сюда их перевезти, когда семейное общежитие достроят...

Больше сдерживать слёзы Аня уже не смогла.

Серьёзно раненого майора Донжевского, командира в Нюшином экипаже, ещё в пятницу переправили самолётом в алматинский госпиталь; в понедельник туда же был увезён и борттехник Урядин, у которого с повреждённой ногой начались какие-то осложнения. "Глазастика" на восстановление отогнали в техническую часть - так практикантка сразу осталась и без экипажа, и без машины. Послонявшись до вторника без дела, Аня получила назначение на "ноль-восьмой" борт, на котором ей и предстояло завершить свою практику.

Борттехник на "ноль-восьмом" - лейтенант Молдагазыев - обладал настолько непривычным для русского слуха и от того незапоминающимся именем, что все называли его просто "Маугли". При первом же взгляде на невысокого смуглого лейтенанта с густой копной чёрных волос происхождение этого прозвища становилось понятным. Под началом у Маугли Аня быстро вспомнила поговорку о том, что "всё познаётся в сравнении". Юрия Урядина, своего прошлого инструктора, она всегда считала довольно вредным и чересчур требовательным человеком, но на фоне Маугли Урядин был сама доброжелательность. Новый инструктор страшно гордился собой и своей должностью, и первым делом прочёл подопечной маленькую лекцию:

- Как ты думаешь, кто на вихрелёте главный? Пилот? Не-а! Если с пилотом что-то случается, управление берёт на себя автопилот. А кто обеспечивает безотказную работу автопилота? Я! Поэтому, - он поднял вверх тёмный кривоватый палец, - без борттехника вихрелёт никогда не летает! Вопросы есть? Вопросов нет. Так что бери с собой механика и марш выполнять ва-ажнейшую задачу - менять масло в правом редукторе... Мало ли, что раньше этого не делала - инструкция у тебя на что?

Видимо, обучаемую Маугли считал кем-то вроде приставленной к нему дармовой помощницы, на которую можно свалить всю самую грязную работу. С огорчением разглядывая вечером следы от масла и сажи, никак не отмывающиеся с рук, Аня ещё раз вспомнила Урядина. За всё время под его началом она даже не замечала, сколько всяких трудоёмких и неприятных мелочей приходится делать борттехнику чуть ли не ежедневно... Урядин делал это всё сам, оставляя Ане максимум времени для изучения и наладки самых сложных блоков бортовой аппаратуры. А по этой части Маугли, похоже, и сам сильно "плавал" - во всяком случае, когда им надо было настроить измеритель угла сноса, техник несколько раз бегал консультироваться у соседей по стоянке. Наставник, называется... Да как бы там ни было - в женском полку, если она туда всё же попадёт, предстоит делать всё то же самое самой. Там инструктора уже просто не будет - ни "доброго", вроде Урядина, ни "злого" как Маугли... И что теперь - так и работать? "Регламент-200", "регламент-1800", тысячи пунктов и подпунктов, вечно сорванные ногти, въевшаяся в ладони грязь?

- Я решила увольняться, - сказала она родителям во время очередного звонка домой, - теперь вижу, пап, как ты был прав... Я не представляла, на что подписываюсь.

Мать всплеснула руками и радостно улыбнулась, отец почему-то нахмурился. Или это лишь показалось на маленьком экранчике браслета?

- Нюша, я на самом деле был против. И сейчас не думаю, что ты выбрала подходящее занятие... Но штука в том, что ты уже подписалась на это дело. А теперь хочешь уходить, хлебнув только пены по верхам...

- Да что ты такое говоришь, Макся, - возмутилась мама, пихнув супруга локтем в бок. - Не слушай его, скорее возвращайся домой, доченька! Гражданская работа сейчас для всех есть, зачем носить на себе эту жуткую форму? Фиг с ними, с баллами соц-ответственности... Придумали, блин, ерунду такую!

- Дело твоё, конечно - мы тебя примем дома с радостью, - невозмутимо продолжил свою мысль отец, - но лучше бы ты сперва как следует освоилась, а потом решала, остаться или бросить. Для тебя же лучше... Ты ведь в части - сколько? Месяца полтора где-то? Первое время на новом месте всегда самое трудное. У меня так было...

Немного опешившая от реакции отца, Аня нашлась с ответом не сразу:

- Ну, вообще-то, я и не собиралась подавать рапорт прямо сейчас. У нас на днях зачёты по парашютным прыжкам... Вот как прыгну - так рапорт и оформлю.

Мать ахнула:

- Нюточка, зачем ещё прыгать? Как раз и уволилась бы, не рисковала! Неужели тебе не страшно?

- Страшно, - честно призналась Аня, - вот именно поэтому так и решила. Никто не сможет сказать, что я ушла, испугавшись прыжка...

Мама иронически улыбнулась, пренебрежительно махнула рукой:

- Ой, блин, да кому там важно мнение твоих сослуживцев! Высший свет себе нашла! "Подумайте, что станет говорить княгиня Марья Алексевна", ага? Да ты просто уедешь от них, и всё!

- От себя-то всё равно не уедешь, - твёрдо возразила Аня.

- Но...

- Успокойся, Анжелка, - перебил жену отец, - Нюша дело говорит. Ничего с ней не случится... Я вот девять раз прыгал, и в полном порядке.

- Ага, если не считать того вывиха, - обиженно буркнула мать. Аня сделала успокаивающий жест рукой на камеру:

- Мам, не сердись, мне это на самом деле нужно... А тебе спасибо за совет, па. Так-то я всё уже решила, но всё равно спасибо.

- Ты всё-таки подумай, Нюша.

- Я подумаю.

Выпускающим у их группы был сам Пётр Петрович Рахимов - начальник парашютно-десантной службы полка. Низенький и грузный, заросший чёрной густой бородой до самых глаз, подполковник Рахимов чем-то напоминал медведя. Перед прыжком, обходя на линии осмотра строй нервно улыбающихся и через силу перешучивающихся друг с другом офицеров лётного состава эскадрильи, Петрович почему-то остановился перед Аней и пару секунд пристально вглядывался в её лицо. Девушка даже слегка покраснела и опустила глаза, подтягивая на бедре пряжку и так затянутого ремня подвесной системы.

- Значит, Котикова Анна... Отчество как?

- Максимовна... Та-ащ подполковник.

- А сама из Харькова?

- Да, - удивилась Аня.

- Привет отцу передавай. Лет двадцать назад мы с ним вместе прыгали.

Проверив замок на ранце основного парашюта и подстыковку страховочного прибора, выпускающий перешёл к следующему в строю, оставив Аню в лёгком обалдении. Правду говорят - мир тесен!

Десантный отсек винтокрыла Ка-100 тесным назвать было трудно: рассчитанный на восемнадцать десантников с полным боекомплектом, сейчас он легко вместил всю группу в двадцать "парашютистов по обязанности" вместе с выпускающим. Впереди отсек продолжался пилотской кабиной, так что Аня могла наблюдать и за работой экипажа. Она вспомнила десантное отделение "Глазастика" - маленькое, еле-еле на восемь человек, сверху "придавленное" основанием двигателя и двумя редукторами, из-за которых в конструкцию не вписался хоть какой-нибудь лаз из десантного в пилотское отделение... И всё-таки "Глазастик" был уже каким-то своим, родным. Не то, что этот "салон-вагон", в котором их будут сейчас вывозить для прыжка с парашютом.

Запустились, взлетели. Винтокрыл полз на рабочую высоту мучительно долго, или это лишь казалось? Браслет Аня оставила в шкафчике, чтобы ненароком не разбить, так что время оценить было нечем.

Самый воздух в кабине, казалось, был наэлектризован от нервного напряжения. Девушка слышала уже где-то, что большинство лётчиков терпеть не могут прыжки с парашютом, хотя и обязаны время от времени прыгать на зачёт - сейчас это чувствовалось очень хорошо. Для выполнения прыжков крышки десантной рампы в хвосте были сняты, так что в зазор между рампой и её проёмом светилось небо и громко шелестели воздушные потоки. Зрелище этой бездны явно никому не добавляло боевого духа - Аня даже порадовалась, что, как самая лёгкая, сидит от рампы дальше всех. Рядом с ней на скамью усадили худощавого Маугли, и тот сейчас был бледен настолько, что казался даже утратившим свою природную смуглость вместе с приобретённым загаром. Обернувшись к соседке, борттехник нервно ругнулся:

- И какая только сволочь придумала покидать исправный аппарат с этой тряпочкой за спиной?! Долго нам ещё, не знаешь?

Аня в ответ ему лишь пожала плечами. Ей самой было сильно не по себе - страх будто ледяной рукой сжимал внутренности. Чтобы отвлечься, она постаралась вспомнить дом. Как же здорово будет вернуться... В Харькове ещё раннее утро, наверное. Аня представила, как солнце через окна легло квадратами на паркетный пол. У них очень старый дом, ещё на заре первого Союза строился, лет сто тому назад. В квартире - паркет, высоченные потолки, толстые стены, так хорошо держащие прохладу летом и тепло зимой... Мама, скорее всего, сейчас хлопочет на кухне, а папа...

Её мысли прервал Петрович, выпускающий. До сих пор безучастно взиравший на нервничающих подопечных, он вдруг сказал что-то экипажу винтокрыла в переговорку, потом прошёл в хвост и уселся на поднятую рампу, равнодушно свесив короткие ноги в пропасть. От его расслабленного силуэта с небрежно болтающимся на объёмистом пузе запасным парашютом - основного он не одел - веяло каким-то буддийским спокойствием. Ни на кого не глядя, он всем своим видом говорил: расслабьтесь, мол, ребята, нашли тоже повод для волнений...

Удивительно - когда-то папа прыгал вместе с Петровичем, а теперь вот Аня заняла место отца. Ненадолго, правда. Завтра же она подаст рапорт и скоро забудет все тяготы и смертельные опасности вместе с вечной неразберихой военной службы, как страшный сон... На ум пришёл недавний разговор с родителями. Значит, хватала только пену по верхам? Вот уж нет, папа, здесь ты не прав! Она вспомнила, как ей впервые пришлось устранять достаточно сложную неисправность - не желающий включаться автономный насос смазки одного из вихредвижителей. На борту насос заменили резервным, а основной Урядин просто отдал Ане, вместе с описанием и схемами: "разбирайся". Три дня она возле стенда в мастерской ковырялась в упрямом блоке, проклиная своего наставника... И ведь разобралась, в конце концов! Она хорошо помнила свою радость, когда упрямый агрегат засветил, наконец, зелёный огонёк готовности и заработал, погнав масло в подставленную ёмкость. Урядин тогда улыбнулся, что бывало нечасто, и сказал: "вот теперь ты уже можешь говорить, что стала техником..."

...В десантном отсеке пронзительно два раза прозвучал ревун, предупреждая о выходе на боевой курс. Петрович сошёл с рампы, давая экипажу возможность её опустить, и показал один палец: "первому приготовиться". Встал рослый молодой лётчик из третьей эскадрильи - как самому тяжёлому, ему идти сейчас "пристрелочным". Шум двигателей стал заметно тише, прозвучал один ревун. Провожаемый почти дружеским тычком в спину от Петровича, "пристрелочный" бедолага исчез в шелестящей бездне. Двигатели опять зашумели в полную силу, ещё один мучительно долгий круг... Видимо, то, как приземлился "пристрелочный", подтвердило расчёт на выброску. Когда вновь стало тише и прозвучал двойной ревун, Петрович вытянул перед собой ладонь и приподнял её вверх - "приготовиться всем". Своих ног Аня почти не чувствовала, но они как-то сами подняли её со скамьи. Только бы не застрять на обрезе рампы, только шагнуть бы, когда придёт её очередь...

Один ревун и громкое "пошли, ребята, пошли!!" от Петровича всё-таки застали её врасплох. Две короткие колонны сослуживцев двинулись вдоль бортов, быстро по очереди проглатываемые разверстым зевом рампы. Перемещающаяся впереди спина Маугли с парашютным ранцем на ней вдруг замерла у самой границы светлого ничто, которым кончался пол кабины. Чего он так долго?

- Пош-шёл, не задерживай!

Рука с волосатыми короткими пальцами появилась перед Аней, толкнула остановившийся ранец. Маугли с воплем унёсся навстречу раскинувшейся внизу степи. Та же рука Петровича тормознула Аню, рванувшуюся вслед за товарищем:

- Подожди, не сразу... Вот теперь - пошла!

И она пошла.

Тишина... Все звуки остались там, в кабине. Здесь звуков нет. И ничего нет. Пустота.

В пустоту вдруг вплыл винтокрыл. Почему-то снизу. Или это её перевернуло?

Ей ведь нужно что-то сделать, вспомнила Аня. Что-то очень важное... Конечно - кольцо!! "Шестьсот двадцать один, шестьсот двадцать два, шестьсот двадцать три", - лихорадочно отсчитала она про себя, как учили, затем нашарила на груди кольцо и дёрнула. Без видимого эффекта.

Испугаться этому, правда, она толком и не успела: за спиной зашелестело, потянуло кверху, потом вдруг с силой рвануло - даже защитный шлем налез на глаза, а лямки подвесной чувствительно врезались в пах. Звуки вернулись - посвистом ветра в стропах, стрёкотом лопастей винтокрыла сверху. Изображения, правда, не было - обзор закрывал съехавший шлем. Нервное напряжение и страх начали, наконец, отпускать, и на их место пришли спокойствие и расслабленность... Она всё-таки смогла! Сама вышла, сама раскрылась! Всё самое страшное позади! Позади ведь?

Кое-как поправив шлем, Аня сумела разглядеть круглящийся вверху купол. Да, круглый и целый, как полагается... Что там дальше делать надо?.. Она осмотрелась в поисках других парашютистов - они все были ниже, как им и следовало. То есть с этой стороны тоже ничего не грозит. Где-то далеко-далеко внизу маленькие пушинки первых выпрыгнувших уже плавно опускаются на землю, а ближе, почти под ногами, видны туго надутые купола тех, кто выходил из винтокрыла прямо перед Аней. Красота!

Идиллию спуска нарушил зуммер страховочного прибора. То есть метров до четырёхсот уже снизились, скоро готовиться к приземлению. И вдруг Аня вспомнила: запаска!!! Лихорадочно ухватилась за пухлый "конвертик" запасного парашюта на животе, попыталась отыскать там нужную стропичку, вытащить её... Поздно. Сработавший прибор вырвал стропичку прямо из пальцев, "конвертик" распахнулся, и из него выпало лёгкое облачко парашюта. Еле-еле незадачливая парашютистка успела поймать его и прижать к себе обеими руками...

В наушниках ей что-то приказывали, твердили про направление ветра, какие-то клеванты и малый снос, но Ане было пока не до того - она старалась поудобнее перехватить эту скользкую ткань, не дать ей выпасть и раскрыться. Девушка даже не заметила, как снизу к ней коварно подкралась земля, резким ударом сложила ещё расслабленные ноги и очень больно стукнула по копчику...

Потом, немного отойдя от грубой посадки, она неловко, одной рукой, собирала основной купол в сумку, второй рукой зачем-то всё ещё прижимая к себе раскрытый запасной. Как заклинание, повторяла про себя - "ухожу... ухожу!" Горячие слёзы обиды катились по её лицу. Ну почему, почему ничего у неё не получается как следует?..

В "высотный домик" прихрамывающая Аня Котикова приплелась в числе последних. Из-за прижатой к животу "запаски" она казалась слегка беременной, а на спине её пригибала книзу объёмистая сумка с основным куполом. К Ане подскочил Маугли, счастливый и добродушный, как после успешного визита к стоматологу, восторженно затрещал:

- "Запаску"? Забыла? Тоже? Давай сумку, донесу!.. А я тоже "запаску" забыл расчековать! Только поймать её не успел! Так на двух куполах и спускался. Ты видела? Раскачало меня в воздухе, чуть не поломался при касании! Хорошо, пронесло!.. Ты только в журнале не забудь себе зачёт записать. Я себе уже отметил! Петрович придёт - завизирует.

- Зачёт? - недоуменно переспросила Аня, и осеклась. Действительно, зачёт по прыжкам она всё-таки сдала. Пусть и с замечаниями, но прыгнула, раскрылась и приземлилась.

В помещение зашёл Петрович, который вернулся вместе с винтокрылом. Пряча улыбку в бороде, подполковник прислушался, как группа молодых офицеров полка делится друг с другом впечатлениями от прыжка, восторженно матерясь от избытка чувств.

- Товарищи офицеры, в крайнем подъёме у нас не заполнено четыре места, - прервал Петрович их излияния, - купола уложенные тоже есть. Я смотрю, вам понравилось... Никто не желает закрепить навыки?

Разговаривающие смущённо умолкли. Одно дело - бахвалиться просто так, зная, что зачёт сдан и в ближайшие полгода обязательных прыжков уже не будет. Совсем другое - прямо сейчас опять одеть парашют и взлететь для нового прыжка...

Неожиданно для себя самой Аня расцепила карабины свободной рукой, отбросила распущенную "запаску" в угол и шагнула к подполковнику, вытянувшись по стойке "смирно":

- Разрешите мне!

Петрович удивлённо приподнял правую бровь, так что девушка пояснила:

- Я сделала много ошибок, хочу повторить... Уже без замечаний!

Удивление на лице подполковника сменилось пониманием. Сверкнув сквозь бороду белыми зубами, он ответил:

- Ну, раз так - то кто ж тебе запретит? Иди планироваться на вылет... Анна Максимовна!