В следующем году будет отмечаться тридцатилетие одного из самых знаковых (и действительно значимых, поскольку во многом предопределило дальнейший путь одной из ключевых держав) событий конца прошлого века: подавление оппозиционных выступлений на площади Тяньаньмэнь в Пекине.
О гибели в тот день то ли сотен, то ли тысяч человек (данные предсказуемо разнятся) можно говорить много и долго, но особо хочется выделить один аспект: она не привела к серьезным внешнеэкономическим и внешнеполитическим последствиям для Пекина. Например, Япония, приостановившая выдачу кредитов Китаю, уже год спустя отказалась от этих санкций.
Однако с культурной и идеологической точки зрения Китай на многие годы стал объектом острой и прямо-таки тотальной критики (по сути, очернения) со стороны Запада. А тема гибели людей под гусеницами танков активно педалировалась во всех гуманитарных сферах – от правозащиты до массовой культуры.
Десятки популярнейших голливудских фильмов 1990-х годов использовали ее в своих сюжетах. Там, разумеется, в самом светлом виде были представлены рвавшиеся к свободе и демократии студенты и в самом мрачном – безжалостно их уничтожившая тоталитарная государственная машина.
Примечание Владимира Зыкова. Не, ну а как ещё? Потратили миллионы на очередную оранжевую революцию, и всё впустую, как тут не возмущаться? :)
Сейчас эта история вновь приобрела актуальность в новом и несколько неожиданном ракурсе.
В политической и правозащитной сферах на Западе раскручивают новую тему, связанную с нарушением прав и свобод человека в КНР. Речь идет о том, что официально именуется «специальными учебно-тренировочными центрами» и «перевоспитательными центрами для экстремистов» и что критики Пекина называют «концлагерями для уйгуров-мусульман».
В конце августа был опубликован доклад комитета ООН по искоренению расовой дискриминации, в котором было заявлено, что, по «многочисленным сообщениям», в данных «перевоспитательных лагерях» могут находиться до одного миллиона этнических уйгуров. Более осторожные оценки настаивают на десятках тысяч. В любом случае это очень масштабное явление.
Любые обвинения в свой адрес Пекин отвергает, подчеркивая, что данные учреждения предназначены для лиц, оказавшихся под влиянием террористической и экстремистской идеологии, но подозреваемых в совершении незначительных правонарушений. По утверждению властей, акцент в этих центрах сделан на обучении китайскому языку (который для уйгуров неродной) и профессиональным навыкам, кроме того, идет работа по укреплению «сопротивляемости терроризму и экстремизму». А на претензии, что в реальности условия жизни в этих лагерях не соответствуют официальной радужной картинке, Пекин холодно отвечает, что все это инсинуации, ничем не подтвержденные и не соответствующие действительности.
С одной стороны, не приходится спорить, что именно уйгуры являются основной средой, в которой распространяется исламизм и из которой исходит главная террористическая угроза в Китае. С другой, особой веры в гуманизм и мягкость китайских методов «перевоспитания» нет, так что немалая доля обвинений в адрес Пекина выглядит вполне обоснованной.
Но это тот самый случай, когда происходящее является внутренним делом страны, а невмешательство в подобные темы является одним из важнейших принципов российской внешней политики, в чем с ней согласна большая часть российского общества.
Однако речь сейчас о другом. Когда тема «концлагерей для уйгуров» возникла в информационном поле (причем на столь высоком уровне, как ООН и Госдеп США), казалось, что ее моментально раскрутят до всепланетного скандала. Кошмарные тоталитарные практики коммунистического Китая – что еще нужно для пропагандистского сопровождения обостряющегося геополитического противостояния Вашингтона и Пекина?
Но тема явно «не взлетает».
Нет, публикации на эту тему, разумеется, есть, в том числе в наиболее влиятельных мировых СМИ. Но в целом вяло. Очень вяло. А массовая культура и вовсе не отреагировала на разоблачения и бьющих во все колокола правозащитников.
Представляется, что разгадка данного феномена проста и коренится в вечных ценностях. То бишь в деньгах.
КНР – это не просто очень большой, а колоссальный рынок, попасть на который мечтает вся современная массовая культура – от музыкантов до киношников. Это двадцать лет назад китайцы были нищими и не представляли интереса для Голливуда и поп-звезд, зато были крайне удобным объектом для демонстрации своей гражданской позиции и использования в качестве инфернальных злодеев в каждом втором голливудском блокбастере.
Ныне все изменилось.
Голливуд пишет сценарии и снимает фильмы, чтобы вписаться в строгие правила проката на территории Китая. Никого уже не удивляет присутствие в голливудских блокбастерах популярных китайских актеров на ролях второго плана. Никого не удивляет, что в недавнем «Докторе Стрэндже» действие было перенесено из каноничного для комиксов Тибета в политически и идеологически нейтральный Непал. Ведь с Тибетом у фильма не было бы ни малейших шансов на прокат в КНР, а так свои 109 миллионов (из 677) он там заработал.
С прочими сферами массовой культуры дела обстоят аналогично. Мало кто из шоу-бизнеса позволит себе поддержку уйгуров и критику китайских властей, пока есть хоть малейший шанс на заработки в Китае.
Но в случае с Россией, как известно, Голливуд и шоу-бизнес не пришлось долго уговаривать присоединиться к кампании по очернению нашей страны. И потому, что рынок российский не настолько большой и привлекательный, и потому, что сами русские куда терпимее относятся к подобным ситуациям, крайне редко запрещают прокат фильмов, где они показаны злодеями, и любят посмеяться над «клюквой» на сеансах.
Шутки шутками, но в борьбе с Китаем Штаты в данный момент лишены существенной части того пропагандистского подспорья, на которое могли рассчитывать еще 20 лет назад. Ссориться с Пекином для Голливуда теперь слишком накладно.
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.