Атомный проект интересен, в числе прочего, тем, что в нем воедино слились его военная и гражданская часть. Изобретения, разработки перетекают из обороны в энергетику и обратно, раз за разом становясь основой для развития самых разных отраслей науки и техники.
Но нам кажется, самое интересное в атомном проекте – это люди, творцы проекта. Ученые не могут находиться в пределах одной отрасли – так уж устроен разум человека, что искусственные границы не могут его сдержать.
После предыдущей статьи Аналитического онлайн-журнала Геоэнергетика.ru, об истории становления отечественной атомной энергетики, должен был последовать рассказ о создании Первой АЭС. Первенцем мировой атомной энергетики, первым в мире атомным энергетическим, а не «военным» реактором стал АМ – «атомный малый».
«Первая АЭС дала ток в энергетическую систему СССР в 1954 году в городе Обнинске»
Именно так звучит «каноническая фраза», посвященная этому событию, но, если внимательно в нее «вслушаться», обнаруживается много удивительного. В 1954 году города Обнинска просто … не было, его только-только начали строить. Что означает аббревиатура АМ? Почему «малый», если энергии он давал больше, чем уже работавшие у нас к этому времени реакторы? Кто-то может сказать, что реактор АМ стал основой для реактора РБМК, «реактора большой мощности многоканального» – тот же обогащенный уран, тот же графит в качестве замедлителя, только технологических каналов и ядерного топлива больше. Но почему тогда такой большой разрыв по времени – Первую АЭС ввели в строй в 1954 году, а разработка проекта РБМК началась только 10 лет спустя, первый РБМК-1000 был принят в эксплуатацию на Ленинградской АЭС только в 1973 году. Фраза, которая кажется простой, как видите, содержит в себе сразу несколько загадок, ответы на которые не так просты. Иногда эту фразу дополняют подробностью «Проект Первой АЭС был разработан в ФЭИ, Физико-энергетическом институте» – это как бы должно расширить кругозор читателей. Здорово, отлично, вот только дата рождения ФЭИ – 1960 год.
Сергей Кириенко однажды произнес фразу, которая, на наш взгляд, должна считаться классической – ее можно «отливать в бронзе»:
«Главное в атомном проекте – Люди»
Простая «формула», которая стала причиной того, что в этой статье мы рассказываем не столько о Первой АЭС, сколько о людях, ее создавших. Их биографии, их удивительный коллектив дают ответы на все перечисленные вопросы, складываясь в удивительный сюжет. Да, если честно, мы хотели обойтись без этой статьи, рассказать только про «умное железо», но в дело вмешался … президент России, 1 марта зачитавший послание Федеральному собранию. Спасибо, Владимир Владимирович, что нам так не скучно! Но – обо всем по порядку.
Полное название ФЭИ в наше время – АО «Государственный научный центр РФ – ФЭИ им. А.И. Лейпунского». А почему, собственно, «им. А.И. Лейпунского»? «Ну, все ясно – Александр Ильич Лейпунский наверняка был основателем и первым руководителем этого института!» – очевидный ответ. Но Александр Ильич не был основателем ФЭИ, нет его имени и в списке его директоров. Атомная энергетика – наука, таящая в себе много тайн!
Активное развитие атомного проекта в США началось из-за того, что американские физики, и особенно эмигранты из Европы, бежавшие от гитлеровского режима, были уверены, что немецкие физики во главе с Вернером Гейзенбергом могут создать оружие невиданной мощи. Развитие нашего отечественного атомного проекта стартовало с невиданной, немыслимой для разрушенной войной страны скоростью после ядерного пламени над Хиросимой и Нагасаки. При этом от нашей внешней разведки руководство СССР было осведомлено о том, что происходило в недрах Манхэттенского проекта уже с 1943-1944 годов, что мы отстаем от американцев, что нам нужны титанические усилия для того, чтобы догнать Штаты. В таких условиях хороша была любая помощь, и совершенно логичным было решение руководства Спецкомитета использовать все, что успели сделать ученые в Германии и самих немецких специалистов.
А.П. Завенягин
В структуре НКВД появилось Девятое управление, руководство которым поручили Авраамию Павловичу Завенягину. «Девятка» искала в Германии все, что относилось к урановому проекту – сам уран, оборудование немецких лабораторий и заводов, немецких ученых, конструкторов, инженеров, техников, имевших отношение к тайнам уранового ядра. Но «Завенягин образца 1945 года» не был физиком-ядерщиком и, при всех его организационных способностях, с такой работой в одиночку никогда бы не справился. Ему нужны были люди, отвечающие сразу двум критериям: они должны были быть специалистами в ядерной физике и при этом знать и разбираться в том, что из себя представлял немецкий урановый проект. Кого искать, что искать, где искать – не простые проблемы, решать которые требовалось с максимально возможной скоростью, поскольку, по данным разведки, «охоту» на немецких специалистов и технологии начали и США.
Так в составе «Девятки» появились научные руководители – физики, непосредственно соприкасавшиеся с немецкой наукой в предвоенные годы, в силу этого знавшие «имена, фамилии, явки». Если вообразить себе разговор генерал-лейтенанта НКВД Завенягина с его научными помощниками, то, возможно, звучал он так:
«Вы скажите, кто нужен, а уж найти и предложить поработать на Советский Союз – моя проблема»
С учетом того, что многие немецкие физики участвовали в различных военных программах нацистов, выбор у них не отличался разнообразием. Или согласиться побыть гастарбайтерами годиков так десять, занимаясь наукой, или провести те же десять лет в совсем иных условиях. Нет, конечно, были единичные случаи, когда для согласия работать на СССР хватало разговора с нашими физиками, были даже те, кто сам искал контакты и добровольно соглашался работать, но чаще всего «предложение подписать контракт» делали вежливые люди из ведомства, которым совсем недавно командовал глава Спецкомитета Лаврентий Берия. Случаев отказа не зафиксировано, да и предлагаемые условия по тем временам были очень неплохими. Комфортабельное жилье, в котором можно было обустроиться с семьями, высокие оклады, любая помощь с любым оборудованием – просто в строго определенных местах и под контролем строго определенных людей. Научное оборудование и урановые материалы из Германии вывозились вагонами и чуть ли не составами, времени на церемонии не было. Не так давно кто-то из политиков этой страны заговорил о том, что мы, дескать, не имели право на вывоз ценностей, не законно все это было, не справедливо. Но немецкие физики, которых везли в СССР, из окон поездов видели, во что превратили нашу страну их соотечественники и понимали, что справедливо было бы даже испытание «изделия», над созданием которого им предстояло работать, не на полигоне, а посреди Германии…
В шинелях с погонами полковников больше года работали в Германии Исаак Кикоин, Юлий Харитон, Александр Лейпунский, Лев Арцимович, Кирилл Щёлкин – настоящие корифеи отечественной физики. Спецкомитет относился к немецким специалистам бережно и рационально – для них в разных местах были организованы четыре лаборатории, получившие литерные наименования «А», «Б», «В», и «Г».
«А» и «Г», расположенные в Абхазии на базе санаториев НКВД, стали основой Сухумского физико-технического института. Причем тут послание Путина? Входивший в систему Министерства среднего машиностроения СССР, СФТИ участвовал в проектировании и создании запущенной в 1964 году первой в мире 800-ваттной термоэлектрической установки «Ромашка», способной напрямую преобразовать тепловую энергию ядерных реакций в электрическую. Сергей Павлович Королев намеревался использовать «Ромашку» на космических аппаратах в комплекте с ионными плазменными двигателями, однако после смерти великого конструктора испытания были прекращены, в космос этот реактор так и не поднялся. Зато опыт, полученный на «Ромашке», пригодился при разработке реакторов «Бук» и «Топаз», которые в космос летали, причем весьма успешно. Конструировали «Бук» и «Топаз» в научно-производственном объединении «Красная Звезда», но проектировали его в ФЭИ, который до 1960 года был просто Лабораторией «В».
Примечание Владимира Зыкова. Кроме Бука с Топазом были их предки с общими названиями ТЭЛП и ТЭМП () Причём я ещё студентом в 1977 году знал эти названия по хоздоговорной теме СПД - плазменных движков в ХАИ. Теперь СПД серийно делают в Калининграде. Название РИТЭГ появилось позже.
Игорь Васильевич Курчатов и Сергей Павлович Королёв
Литеры «уходили» значительно медленнее, чем эти лаборатории покидали те, для кого их создавали. После того, как в 1949 году была успешно испытана наша первая Бомба, выяснилось, что она имела сугубо гуманное предназначение – «контракты» с немцами закончились условно-досрочно, им было позволено вернуться на родину. Многие этим воспользовались, хотя был целый ряд ученых, которые предпочли остаться в СССР – в отличие от разрушенной Германии, у нас они могли продолжать заниматься наукой.
В декабре 1945 года Совнарком принял решение о создании «Объекта В» – небольшом научном поселке для Лаборатории «В». В качестве места расположения была выбрана станция Обнинская в Калужской области.
«Начинался Обнинск так, как начинались в то время многие стройки – в труднейших условиях нехватки людей, материалов и энергии. Дощатые бараки, неуютные «финские» дома для сотрудников.
Примечание Владимира Зыкова. Финские сборно-щитовые дома были весьма неплохими: одна печка, отопление - паровое, батареи в комнатах, ванная с дровяным титаном-водонагревателем...
Основное здание (сейчас – главный корпус Физико-энергетического института, ФЭИ) осталось от интерната для детей, прибывших из Испании в 1936 году… В светелке этого старого здания, позднее превращенного в гостиницу и принявшего немало высоких гостей, в то время жил … одинокий старый козел, пугавший запоздалых прохожих. … Небольшая старая турбина с генератором мощностью 500 кВт «на все про все».
Если она останавливалась, весь поселок и стройка погружались в темноту и холод, никто не был избавлен от этих неудобств. Начался перенос деревни Пяткино» – так много позже в своих мемуарах вспоминал то время будущий директор Лаборатории «В», основатель и директор Объединенного института ядерных исследований (ОИЯИ) в Дубне Дмитрий Иванович Блохинцев. Что касается светлой памяти деревни Пяткино – так именно на том месте, где располагалась покойная, и была построена Первая АЭС.
А.И. Лейпунский
Биография Александра Лейпунского – часть истории рождения советской школы физики. Для того, чтобы помочь своей многодетной семье, 15-летний Александр с 1918 года – посыльный, рабочий, помощник мастера, но при этом в 1921 он сумел заочно получить образование в Рыбинском механическом техникуме и в том же году поступил в Петроградский политехнический институт. Весной 1923 Абрам Федорович Иоффе привел в свою лабораторию в физико-техническом институте шестерых студентов, одним из которых был Александр Лейпунский. По окончании политеха, в 1928 году Лейпунский, после небольшой стажировки в Германии, стал сотрудником Ленинградского физтеха. В конце того же года по инициативе Иоффе в Харькове был создан Украинский физико-технический институт, и молодой выпускник Лейпунский направился в новый вуз. Старший физик, заместитель, а потом и директор УФТИ, Александр Лейпунский сумел превратить этот вуз в ведущий в нашей стране центр ядерной физики.
В 1934 наркомат тяжелой промышленности отправил молодого директора в длительную командировку. Сталинизм, страшное время, приказы не обсуждались – вот и пришлось Лейпунскому больше года работать в Кембридже, в лаборатории Резерфорда. Первый в мировой физике эксперимент по обнаружению нейтрино принес молодому физику европейскую известность и звание действительного члена АН УССР. С 1939 года УФТИ – ведущий вуз, занятый изучением проблемы деления урана, научным руководителем этого отделения стал Александр Лейпунский. Он проектировал и строил циклотрон, участвовал в работе ядерной и урановой комиссий АН СССР, вел множество экспериментов. Научная работа была прервана войной, во время которой Лейпунский, работал на оборону страны. Мог ли Игорь Курчатов «забыть» об Александре Лейпунском – физике, который в 1932 году на созданном им же ускорителе, сумел впервые в СССР искусственно расщепить ядро лития? Риторический вопрос – появление Александра Лейпунского в научно-техническом совете Спецкомитета было совершенно логичным.
Несмотря на время, которое Александру Лейпунскому пришлось потратить в Германии, он «не потерял форму» как ученый. Мало того – он составил очень хорошо продуманный план экспериментальных и теоретических разработок, необходимых для того, чтобы создать проекты энергетических атомных реакторов на быстрых и промежуточных нейтронах. В 1948 году Лейпунский вернулся из Германии и, судя по всему, сам и принял решение о том, что продолжит работу в Лаборатории «В». В октябре того же года он выступил перед научно-техническим советом (НТС) Спецкомитета с предложением начать работы по созданию энергетических реакторов на быстрых нейтронах с металлическим теплоносителем. С учетом научного «веса», авторитета, опыта предложить Лаборатории «В» другую тему – создание энергетического реактора на «медленных», тепловых нейтронах, было практически невозможно, но случилось именно так, а не иначе.
В предыдущей статье о становлении нашего атомного проекта мы писали о совещании с участием И.В. Курчатова, Н.А. Доллежаля, А.П. Александрова и Б.С. Позднякова 29 ноября 1949 года. Оно проходило вечером того же дня, когда проходило заседание НТС, на котором рассматривались «возможности разработки проектов силовых установок с использованием атомной энергии для применения их в качестве силовых двигателей для крупных кораблей и подводных лодок». Стране нужно было отвечать на очередной вызов со стороны США – разведка доложила, что там уже были начаты работы по атомным подводным лодкам. Спецкомитет во главу угла ставил именно этот вопрос – нужны были двигатели для подлодок, но «малое совещание» не противоречило этому государственному заказу.
Да, к концу 1949 года в СССР уже работало несколько реакторов, в том числе и АИ, в котором топливом был обогащенный уран. Да, они охлаждались именно водой. Но давайте при помощи простой логики прикинем, какие сложности предстояло пройти, чтобы создать реактор, способный длительное время обеспечивать ход морского судна. Для наработки плутония и трития уран помещается в активную зону реактора на достаточно короткий промежуток времени, но частые перегрузки топлива в случае атомного реактора подлодки – абсурд. Нужно было добиться, чтобы ядерное топливо работало как можно более длительное время или, как говорят атомщики, «требовалось максимально продлить топливную кампанию». Никто не знал, как будет вести себя при этом ядерное топливо. Например, в числе продуктов деления урана-235 есть и газы – ксенон и криптон. Как будет вести себя уран, в котором накапливаются газы – не растрескается ли, не распухнет ли? Из какого материала делать оболочку тепловыделяющего элемента (твэла), какой сплав способен длительное время выдерживать высокую температуру и радиацию? Это только часть вопросов, на которые нужно было искать ответы, но именно вопрос о твэлах был центральным – удастся создать конструкцию, которая обеспечит контролируемое выделение энергии длительное время или нет.
О том, что проблему твэлов нужно будет решать, Игорь Васильевич Курчатов, безусловно, знал, но до августа 1949 работа над первой Бомбой отнимала все его время и силы. Однако Спецкомитет был «сконструирован» так, что многие «системы» в нем дублировались.
А.П. Александров
Одним из самых близких соратников, помощников Курчатова был Анатолий Петрович Александров, будущий президент Академии Наук СССР. Несмотря на то, что в 1918 году, когда началась Гражданская война, Анатолию Александрову едва исполнилось 16 лет, он прошел через ее горнило, причем вовсе не в тыловых частях. Потомственный дворянин, Александров служил юнкером Русской армии генерала Врангеля, и за эти прегрешения перед Советской властью Александрову пришлось… Да ничего не пришлось. Отсидел в 1920-м три месяца в лагере для военнопленных, да и вернулся в родной Киев, где и получил образование на физическом факультете университета. После Киева – приглашение Иоффе на работу в ленинградский физтех, где и произошло становление Александрова как ученого, разработавшего основы ряда разделов науки о полимерах. В годы Великой Отечественной Курчатов и Александров разработали метод защиты кораблей от магнитных мин, успели сделать вклад в оборону Севастополя – «метод ЛФТИ» (Ленинградского физико-технического института) впервые был использован для защиты корпусов кораблей Черноморского флота, потом последовали командировки на Северный флот, на Волжскую флотилию.
С момента создания Лаборатории №2 Александров стал заместителем Игоря Васильевича, работая с ним, что называется, «плечом к плечу». Именно по предложению Александрова, поддержанного Курчатовым, НТС Спецкомитета в июле 1949 года согласился на разработку проекта нашего первого испытательного реактора РФТ (реактор физический, технологический). То есть сначала – решение о проектировании испытательного реактора для того, чтобы отработать технологию твэлов, через четыре месяца – решение о проектировании реактора для Первой АЭС.
Результатом решений двух совещаний 29 ноября 1949 года в Лаборатории №2 (Курчатовский институт) начали проводить физические расчеты, в НИИХиммаш группа Доллежаля приступила к проработке проекта «корабельного реактора». Обогащенный уран в твэлах, графит и вода. В феврале 1950 решение «малого совещания» было одобрено руководством Спецкомитета: да, атомный реактор для подлодок может быть создан и по другой технологии, но начинать нужно с уран-графитового. Требовалось «принципиальное подтверждение практической возможности преобразования ядерных реакций атомных установок в механическую и электрическую энергии».
К маю того же года в Лаборатории №2 были окончательно приняты основные показатели, которые требовалось получить от проектируемого реактора: тепловая мощность – 30 МВт, электрическая – 5 МВт, обогащение урана – от 3 до 5%. Еще раз подчеркнем, что Первая АЭС была задумана сразу с несколькими целями. Она должна была не только дать ток в энергосистему страны, наши атомщики должны были получить новые знания, необходимые для решения оборонной задачи – создания атомного двигателя для корабельных установок.
Ну, и как водится, об «ужасах тоталитарного режима» в Спецкомитете, которым руководил сам Лаврентий Берия. Александр Лейпунский, внимательно изучив все планы предстоящих работ, принял решение продолжить разработку реакторов на быстрых нейтронах с различными металлическими теплоносителями. Решил – и продолжил. Это под его руководством были спроектированы и построены исследовательские реакторы на быстрых нейтронах БР-5, БОР-60, промышленно-опытные БН-350 и БН-600. Это Лейпунский успел начать разработку проекта БН-800 и даже БН-1600, но уже не успел довести их до конца. Александр Ильич был убежден, что уран-графитовый реактор в качестве транспортного перспективы не имел, что для этого нужны реакторы только и исключительно на быстрых нейтронах – и оказался прав.
То, что он не стал принимать участия в разработке Первой АЭС, не встретило возражений со стороны руководства Спецкомитета – напротив, ему предоставили все возможности для его проекта. И Лейпунский продолжал работу в Лаборатории «В», где с мая 1950 разворачивалась работа по проектированию и строительству не только реактора АМ, но и Первой АЭС. Решение о том, что АЭС появится именно возле станции Обнинская, было принято советом министров СССР 16 мая, еще пара месяцев ушла на то, чтобы определить руководителей проекта. Главным конструктором стал Николай Доллежаль – тут поводов для дискуссий просто не было, а вот заместителем Доллежаля по физическим вопросам стал Дмитрий Иванович Блохинцев, его же назначили и первым директором Лаборатории «В», которую вывели из подчинения НКВД/МВД.
Д.И. Блохинцев
Дмитрий Блохинцев – представитель московской школы физиков, выпускник и преподаватель МГУ, один из сильнейших теоретиков страны. Он занимался самыми фундаментальными проблемами физики и одновременно решал проблемы прикладные, технические. От создания собственной трактовки квантовой механики, которая так и называется – «интерпретация Блохинцева», до создания приборов акустического обнаружения подлодок и самолетов в годы войны. В наши дни даже представить такой кругозор невозможно, а на «рассвете атомной эры» такие люди работали на самых важных для страны направлениях. Конечно, наибольшую известность Дмитрию Блохинцеву принесло проектирование и создание Первой АЭС – уже по той причине, что объяснить, что такое квантовые ансамбли и в чем проблемы нелинейной акустики, намного сложнее. Дмитрий Блохинцев и стал основателем ФЭИ – при нем Лаборатория «В» получила такое развитие, что стала одним из важнейших центров нашего атомного проекта.
Почему не «атомной энергетики», а именно «атомного проекта»?
Да потому, что здесь же, в ФЭИ, под руководством Блохинцева были начаты и успешно завершены проекты атомных двигателей для подлодок, проекты ядерного ракетного двигателя, ядерных установок для «летательных аппаратов авиационного назначения». Вы слышите что-то знакомое в этой формулировке? Все верно – новость, с которой нас познакомил 1 марта 2018 года В.В. Путин, имеет очень серьезный фундамент, двигатель для крылатой ракеты неограниченного радиуса действия не появился «сразу и вдруг». Здесь же, в ФЭИ стала создаваться и технология корпусных водно-водяных реакторов – тех самых, которые теперь являются главными «рабочими лошадками» мировой атомной энергетики.
А теперь мы очень просим вас внимательно прочитать каждое слово: разработка проектов реакторов на быстрых нейтронах с разными металлическими теплоносителями, водно-водяных реакторов, реакторов для подводных лодок, ракет и самолетов в ФЭИ были начаты в … 1952 году. Все проекты развивались одновременно, развивались успешно – в то время, когда основной задачей было проектирование и запуск Первой АЭС. Одна Лаборатория «В» и – полтора десятка принципиально новых и разных проектов. И – ни одной ошибки, ни одного неудачного проекта. Ни до, ни после ни в одной стране мира такого темпа работы не было, и, вероятнее всего, уже не будет.
Одновременно выполнялись расчеты для реакторов трех энергетических типов – уран-графитового, водно-водяного, на быстрых нейтронах с разными вариантами металлических теплоносителей, создавать транспортные ядерные энергетические установки для подлодок, ракет и самолетов, проектировать реакторы исследовательские, создавать для исследования материалов ускорители. Сейчас само описание всего, что делал коллектив Лаборатории «В», кажется страницей научно-фантастического романа. И еще одна немаловажная деталь, характеризующая это невероятное время. В квартире-музее Александра Лейпунского на его рабочем столе лежит очень интересный музейный экспонат – логарифмическая линейка Александра Ильича.
Логарифмическая линейка, Фото: all-ht.ru
Она и была главным инструментов для числовых расчетов, до создания больших и малых ЭВМ, персональных компьютеров оставалось еще пара десятков лет. Трудно рассказывать об этом без эмоций – фантастическое время, невероятные люди, умевшие делать за неделю то, на что в обычных условиях уходят годы и годы.
«Идея создания корпусного водно-водяного реактора появилась намного позже, через полтора месяца» – вполне обыденная фраза из мемуаров тех людей, которые творили будущее нашей страны, обеспечивали ее оборонный щит.
В одной статье описать все, что происходило в те годы в Обнинске – невозможно, о Лаборатории «В» и Физико-энергетическом институте можно и нужно писать десятки книг, ведь биография каждого человека, выдерживавшего такой темп работы, достойна нашей с вами памяти. Мы обязательно продолжим рассказ, постараемся вспомнить как можно больше славных имен. Расскажем о Владимире Александровиче Малых, который в 23 года, не закончив физфак МГУ, пришел в Спецпроект – это он создал проект твэла для Первой АЭС, который оказался лучше, чем 11 вариантов, разработанных в нескольких других институтах, в том числе и в Лаборатории №2. В технологическом секторе ФЭИ, который он возглавил в 28 лет, были спроектированы, созданы, проверены твэлы для реакторов Белоярской и Билибинской АЭС, для реактора ВТ подводных лодок, для ядерной энергетической установки БЭС-5, для ядерного ракетного двигателя – список можно продолжать и продолжать.
Обязательно расскажем об Игоре Ильиче Бондаренко, который в 1951 году, в разгар работы над Первой АЭС, в свободное от работы время и по собственной инициативе вдвоем со своим 25-летним сверстником Виктором Яковлевичем Пупко, начал разработку малогабаритного высокотемпературного реактора для ракеты. Из-за нелепой врачебной ошибки Игорь Бондаренко прожил всего 37 лет, успев разработать проект ионного двигателя, ядерные энергетические установки «Бук» и «Топаз».
Множество имен, за каждым из которых – достижения в развитии атомного проекта, новые научные и технологические школы, десятки открытий и изобретений. К истории ФЭИ нужно относиться бережно и очень внимательно, и недавнее послание президента России стало еще одним напоминанием об этом. Для того, чтобы связь речи руководителя страны, произнесенная 1 марта 2018 года с событиями, происходившими более 50 лет назад в Лаборатории «В», была очевидна, мы процитируем часть описания истории ФЭИ, размещенного на официальном сайте института.
«Усилиями А.И. Лейпунского и Д.И. Блохинцева в 1950-е годы была окончательно сформирована долгосрочная программа научной деятельности института. Ее основные направления:
Программа деятельности действительно оказалась весьма долгосрочной. Результаты первых двух направлений нам известны – они воплощены в наших АЭС. О двух других направлениях мы знаем намного меньше, да и вспоминали о них в последние годы нечасто, рассказывали нам о них очень коротко и не очень содержательно. Однако обстоятельства изменились, поэтому эта статья – всего лишь знакомство с этими темами, которые нам кажутся интересными и важными.
Фото: келдыш.рф
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
