Грузом, который тянет европейскую экономику на дно, являются вовсе не Афины — это Берлин
Грузом, который тянет европейскую экономику на дно, являются вовсе не Афины — это Берлин
("
Патрик Чованек (Patrick Chovanec)
©
В прошлом году положительное сальдо торгового баланса Германии достигло рекордного уровня и составило 217 миллиардов евро (246 миллиардов долларов), и эта страна заняла второе место в списке крупнейших мировых экспортеров после Китая. С точки зрения некоторых экспертов, это делает Германию ярким пятном на фоне вялой экономики еврозоны — «локомотивом роста», как однажды сказал министр финансов страны Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schäuble). Но на самом деле хронический профицит торгового баланса Германии лежит в основе всех проблем Европы: вместо того чтобы укреплять мировую экономику, Германия ослабляет ее. Лучшее, что может сделать Германия для еврозоны — это выйти из нее.
Обычно Германия реагирует на подобного рода обвинения с некоторым смущением и обидой. Немцы терпеливо объясняют, что мы получаем профициты торгового баланса, потому что мы попросту гораздо более конкурентоспособны, чем большинство наших торговых партнеров. Разве можно нас винить, спрашивают они, в том, что мир предпочитает покупать качественные немецкие товары (и не может предложить нам ничего, в чем мы нуждались бы)? Таков их главный аргумент: другие страны должны прекратить свои игры, навести порядок у себя дома и стать больше похожими на Германию. А пока не нужно нас ненавидеть, потому что мы прекрасны…
Вопреки общепринятой мифологии нет никаких причин полагать, что «конкурентоспособность» обязательно приводит к положительному сальдо торгового баланса. Еще в 1817 году экономист Давид Рикардо (David Ricardo) отметил, что оптимальной основой для торговли является сравнительное, а не абсолютное преимущество. Другими словами, если та или иная страна лучшая во всех сферах, ей необходимо экспортировать те товары, которые ей удается производить лучше всего, и импортировать те товары, которые удаются ей хуже. Обладание преимуществом по всему спектру товаров вовсе не означает, что стране целесообразно производить все эти товары самостоятельно и тем более продавать больше, чем ей нужно взамен. Или, иначе говоря, нет никакой закономерной причины, которая бы объясняла, почему государство, получающее огромные средства от экспорта, не тратит их активно на импорт и на инвестиции в расширение производственных мощностей.
Профицит торгового баланса получается тогда, когда государство решает тратить меньше, чем оно зарабатывает — когда у него появляются избыточные сбережения, объем которых превышает объем внутренних потребностей. Это государство одалживает свои избыточные сбережения другим экономикам, финансируя таким образом способность других государств тратить больше, чем они производят, и при наличии торгового дефицита покупать избыточную продукцию своего кредитора. Разумеется, высокопроизводительное государство может обладать необходимыми средствами для формирования избыточных накоплений, тогда как менее производительное государство, вероятнее всего, скорее будет брать кредиты, чем тратить накопления, в которых оно нуждается. Однако в целом торговый дисбаланс возникает не из-за конкурентных преимуществ одного государства над другим, а вследствие решений, касающихся того, сколько средств накапливать и где эти накопления нужно хранить — внутри страны или за рубежом.
Есть ли какой-либо смысл в поддержании торгового дисбаланса? Разумеется, есть. В 19 веке Промышленная революция в Великобритании позволила заработать огромные средства вследствие увеличения объемов производства, и часть этих средств Великобритания инвестировала в США. Деньги, вложенные в стремительно растущую американскую экономику, принесли гораздо более значительный доход, чем они могли бы принести на родине, одновременно создав рынок для сбыта британских товаров. Это была беспроигрышная ситуация: американцам было выгодно брать взаймы, британцам — одалживать. Однако этот пример также заключает в себе то, о чем многие часто забывают: иметь торговый профицит значит финансировать чей-то торговый дефицит.
Кризис еврозоны часто называют долговым кризисом. Но на самом деле у Европы в целом нет проблем с внешним долгом, ее проблемы связаны с внутренним долгом: положительное сальдо торгового баланса Германии и растущий долг стран, находящихся на периферии еврозоны, это две стороны одной монеты. Германия всегда много копила, а переход на единую валюту в еврозоне побудил ее — вместо того чтобы экономить меньше или инвестировать эти ресурсы внутри страны — давать деньги взаймы другим странам, чтобы те покупали немецкие товары. К 2007 году торговый профицит Германии достиг 195 миллиардов евро, три пятых которых поступили из еврозоны. Берлин может называть это «бережливостью», но вряд ли кто-то станет утверждать, что избыточные накопления Германии, которые ее банки часто пытались каким-то образом использовать, были выгодно инвестированы. Вместо этого они внушали немцам иллюзию процветания, позволяя обменивать реальный труд (отражающийся в показателях ВВП) на бумажные долговые расписки, средства по которым могут так никогда и не вернуться.
Необходимо было что-то менять, но что? Обычно каждое государство имеет свою собственную денежную политику, пользуясь механизмами регулирования валютного курса, чтобы смещать кривую спроса с тех, кто не может себе этого позволить, в сторону тех, кто может. Однако в условиях единой валюты сделать это невозможно. Вместо этого должники были вынуждены резко уменьшить спрос за счет мер жесткой бюджетной экономии и необходимости платить по кредитам. Их дефициты в торговле с Германией резко снизились, но это произошло за счет того, что они стали меньше покупать, а не продавать. Объемы торговли Португалии, Ирландии, Италии, Греции и Испании с Германией уменьшились — в случае с Грецией и Ирландией более чем на треть. Таким образом, получилось, что Европа стала выходить из кризиса исключительно ценой своего роста.
Еврозона оказалась в ловушке. Ее странам необходимо было двигаться в двух разных направлениях, но в условиях единой валюты они могли двигаться лишь с зафиксированным шагом. Европа, которая бы жила по средствам, подразумевает такую Германию, которая продолжила бы откладывать больше, чем она тратит, а не постегивать столь необходимый спрос. Монетарное стимулирование — и ослабление евро — просто перенаправят внутренний дисбаланс Европы вовне. Профицит торговли Германии с США резко вырос (на 49% с 2007 по 2013 год), а дефициты торговли с Китаем и Японией резко уменьшились (на минут 71% и минус 78% соответственно). Между тем, в торговле Германии с Бразилией и Южной Кореей на место дефицита пришел профицит.
С 2012 года практический весь чистый прирост ВВП еврозоны ежегодно получается за счет чистого экспорта — еще одно подтверждение того, что внутренний европейский спрос нельзя назвать локомотивом роста. Тем не менее, стратегия, в рамках которой ставка делается на то, что американцы продолжат копить долги — и рискнут оказаться на месте Греции — весьма ненадежна. Теоретически, сокращение дефицита торговли Европы с Китаем имеет больше смысла. Но на практике это обернется не столько выходом на массовый потребительский рынок Китая, сколько продажей оборудования и предметов роскоши Китаю, переживающему инвестиционный бум, который также основывается на поддержании чрезмерного профицита в торговле с США. Вопрос заключается не в том, что справедливо, а в том, что рационально. А опираться на американцев, которые взяли на себя роль мировых потребителей последней инстанции, занимая деньги, чтобы тратить больше, чем они производят, абсолютно нерационально.
Что нужно сделать? Лучшее решение — и наименее реалистичное — заключается в том, чтобы Германия покинула еврозону и вернулась к немецким маркам. В этом смысле стоит обратить внимание на пример соглашения пяти ведущих стран Запада 1985 года. В то время как усиление иены практически никак не повлияло на структурный торговый профицит Японии, Германия гораздо активнее отреагировала на усиление немецкой марки.
В прошлом году немецкие политики продемонстрировали значительно большую готовность к тому, чтобы попытаться подстегнуть спрос путем увеличения минимальной заработной платы, уменьшения пенсионного возраста и увеличения размера пенсий – эти шаги могут помочь, но они также могут негативно сказаться на производительности, которая в конечном счете, является источником потребительских возможностей немцев. Между тем, те же самые политики отказываются сократить налоги и повысить расходы на общественные нужды, что в 2014 году привело к тому, что Германия обнародовала свой первый с 1969 года сбалансированный федеральный бюджет — на год раньше, чем планировалось. С точки зрения большинства немцев, любые предложения ослабить фискальную дисциплину сильно отдают греческой расточительностью, но это можно рассматривать и с несколько иного ракурса. Избыточные накопления уже есть, и вопрос заключается в том, куда их вложить. Если одалживать эти средства внутри страны, а не давать их взаймы тем государствам, которые объективно не могут себе позволить приобретать немецкие товары, это поможет выходу еврозоны из кризиса.
Учитывая старение населения, вполне понятно, почему немцы хотят сделать накопления. Однако нет никаких причин направлять эти накопления за границу, когда они необходимы внутри страны. Тот «рост», который Германия демонстрирует, финансируя торговый дисбаланс — внутри и за пределами еврозоны — это иллюзия. Рост Германии взят взаймы у других стран, и только на время. Для Германии и для всего мира это очень невыгодная сделка.
Оригинал публикации:
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.