В начале августа США и ЕС объявили о новых санкциях против России в области ТЭК. Они касаются запрета на передачу компонентов и технологий для высокотехнологичной добычи — на шельфовых проектах и для разработки трудноизвлекаемых запасов. Кроме того, существуют ограничения и в привлечении зарубежного финансирования.
Хотя с момента принятия санкций, направленных на российский ТЭК, прошло уже две недели, специалисты продолжают спорить о реальном влиянии этих мер на российский нефтегазовый сектор, равно как и на экономику страны. В какой степени и когда принятые США и ЕС меры скажутся на объёмах добычи? В какой степени удастся запрещённые технологии заменить — как с опорой на собственные силы, так и с китайских товарищей? Полной ясности здесь пока нет.
Тем более что, как и в других санкционных мерах, запреты ударяют по обеим сторонам. Иностранные сервисные компании не хотят терять крупного клиента, добывающие — отказываться от совместных проектов с мощной ресурсной базой. В том числе и поэтому понимание границ применения санкционных режимов пока размыто. Об этом красноречиво говорит недавний запуск разведывательного бурения в Карском море — совместный арктический проект американской ExxonMobil и «Роснефти».
Тем не менее проблемы объективно существуют. В первом приближении их можно разделить на две части — финансовую и технологическую.
С финансовой частью — два аспекта. Во-первых, отсутствие доступа к дешёвому зарубежному кредиту. Проблема теоретически легко решается за счёт собственных валютных резервов. Тем более что уже многократно и без всяких санкций раздавались возмущения: зачем хранить свои запасы на Западе с минимальной доходностью, когда российские компании одновременно берут там же кредиты под больший процент. До практической реализации этой идеи, конечно, необходимо многое , да и какую-то подушку безопасности в любом случае нужно оставить.
Вторая финансовая проблема — это снижение денежных поступлений. Как в форме валютной выручки, так и при наполнении бюджета. В первом случае пока запас прочности остаётся большой, так как профицит торгового баланса сам за себя.
Больше сложностей при снижении объёмов нефтегазового экспорта может появиться при формировании бюджета. Хотя и здесь пока остаются деньги, но запас прочности уже не столь велик.
Но касательно наполнения бюджета нужно отметить два момента. Во-первых, санкции направлены на новые, сложные, а потому дорогие проекты, где налоговые изъятия в виде природной ренты в любом случае были бы меньше, чем на традиционных месторождениях. А потому простая арифметика с вычетом нефтегазовых доходов по текущим формулам здесь не работает.
Во-вторых, по оценкам наблюдателей отрасли — проблемы, даже если режим санкций сохранится, появятся только через несколько лет. Тогда может начаться плавное снижение добычи нефти — на несколько процентов ежегодно.
Поэтому санкции направлены в первую очередь не на текущую ситуацию (это фактически невозможно сделать, не отказавшись от импорта нефти и газа), а на перспективу — и в первую очередь на ограничение технологического развития нашего нефтегазового сектора. А также — на снижение объёмов поставляемых на экспорт энергоресурсов в будущем.
Это, кстати, косвенно подтверждает тезис, что наша нефтянка — это не только валютные поступления, но и, во-первых, инструмент геополитического влияния, а во-вторых, база для технологических решений, которые в дальнейшем могут быть распространены и в другие сферы.
Как уже неоднократно отмечалось, у США и России есть общий интерес — высокие цены на нефть. Так как Россия — экспортёр этого топлива, а Штаты надеются увеличивать сланцевую добычу, для чего им и необходима дорогая нефть. Но дальше интересы расходятся. Каждая из стран заинтересована, чтобы конкурент добывал меньше.
Для США же снижение российской добычи — это сразу три «плюса». Во-первых, снижение российских нефтяных доходов. Во-вторых, уменьшение доли российского топлива на мировых рынках — и, как следствие, снижение геополитического влияния РФ. В-третьих, снижение объёмов российских поставок ещё больше увеличит нефтяные цены.
Отдельный вопрос — газ (точнее — трубопроводный газ). ЕС по понятным причинам вывела газовую отрасль за рамки режима санкций.
Что касается сжиженного природного газа (СПГ), то тут вопросы остаются: сохранится ли доступ к этим технологиям. У России, как известно, на ближайшее время было запланировано сразу несколько крупных проектов по сжижению. И понятно, что быстро создать (даже за несколько лет) собственные технологии крупнотоннажного сжижения газа не удастся. Пока основной индикатор здесь завод «Ямал СПГ», строительство которого должно начаться в самое ближайшее время.
Так же непросто в сжатые сроки разработать собственные технологии для шельфовой добычи. Совместные проекты подразумевали создание исследовательских центров, а значит, какие-то формы передачи технологий. И как сейчас это будет реализовываться — если тот же ExxonMobil не готов отказываться от совместной разработки Арктики — пока неясно.
Проще будет восполнить пробелы в относительно простых агрегатах из области машиностроения, где также сохранялась зависимость, а также технологии для нетрадиционной добычи на суше.
В любом случае, заниматься этим нужно было и раньше — а сейчас просто критически необходимо. Кризис — это всегда и возможности. Без санкций российская нефтянка ещё десятилетия в той или иной степени зависела бы от западных технологий. Удастся ли мобилизовать силы и изменить ситуацию в условиях форс-мажора — посмотрим.
Конечно, сейчас нужно будет проводить импортозамещение сразу по нескольким направлениям, и на всё сил не хватит. Но ТЭКу нужно отдать приоритет — это слишком важная для нашей страны сфера, наравне с оборонкой защищающая нашу страну от резких движений со стороны соседей.
Подытоживая. Санкции сработают не сразу. Из-за большой инерции нефтегазовых проектов запас прочности в несколько лет у нас в любом случае есть. Правда, та же инерция через несколько лет сможет сыграть против нас. Ведь новые проекты, которые планировалось начинать сейчас и запускать через несколько лет, — могут быть отложены.
В любом случае, за это время необходимо попытаться сделать две вещи. Во-первых, мобилизовать собственные силы, чтобы в максимальной степени не зависеть от западных технологий в нефтегазовой сфере. Даже если режим санкций со стороны ЕС будет мягче.
Во-вторых, этому смягчению может способствовать применение ответных шагов. Пока даже простая продовольственная «ответка» сработала значительно оперативней европейских мер. И это при том, что о возможности применения «газового оружия» ещё даже речи не идёт.
Одновременно необходимо в ясном виде доносить тезис, что снижение российской добычи приведёт к дефициту мирового предложения нефти и, соответственно, к новому росту цен, намного выше пока ещё разумных значений в 100 с небольшим долларов за баррель. С определёнными поправками то же самое относится к газовой сфере.
То, что от такого развития событий выиграют США, — понятно. Также понятно, что проиграют Китай, ЕС, а также Япония, которые будут страдать как от роста цен, так и от недостатка предложения со стороны территориально близкого поставщика. Не секрет, что с помощью высоких нефтяных цен Штаты и раньше пытались ограничивать развитие своих геополитических конкурентов. Но раньше это происходило в рамках обычных игр. Сейчас, когда Штаты идут ва-банк, интересы США и Евросоюза расходятся окончательно. И хотя ситуация в нефтянке — здесь лишь частный случай, чем раньше ЕС осознает, что «игры закончились», тем будет лучше для всех стран Евразии.
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
