Комэск

Я влетел в служебный «пазик» не раздумывая и плюхнулся на свободное место, сразу за водителем. Едва отдышавшись, обратил внимание на подполковника, сидевшего на самом теплом месте, рядом с двигателем. Сквозь темные очки ниже козырька фуражки, я скорее почувствовал, чем увидел взгляд, упершийся в меня.

Заболотский В.В.

В октябре, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, после окончания ЦОЛТШ, шесть новорожденных летчиков-инструкторов, в том числе и меня, направили в Калужский учебный авиационный центр. Нас представили командному составу КУАЦ. Это были командиры трех эскадрилий, их замы и замы начальника центра. Всех вызвали из отпуска на день, тем самым нарушив планы последних. И, тем не менее, встреча командиров в неурочное время прошла на высшем уровне.

Темные очки смотрели на меня не отрываясь. Это уже спустя много лет, когда у меня появилась собака, я понял: так смотрит дог на щенка лабрадора.

- Ты что ли инструктор?

- Да. И диплом с отличием.

- Ни хера ты никакой не инструктор.

- ?????

- Вот первый год ты научишься заполнять документацию. Второй год научишься материться как сапожник. Третий год отлупишь своего курсанта, и только тогда ты станешь инструктором».

Я попытался возразить: ну про документы согласен, но ругаться и тем более ударить - это не про меня.

Очки, внимательно смотревшие на меня, вдруг отвернулись и стали смотреть на дорогу.

Это был командир первой эскадрильи Евгений Алексеевич Пикулев (папа Женя). С тех пор много времени утекло, но его слова оказались пророческими.

В конце ноября начался ввод в строй. Раскидали нас по эскадрильям: в первую попали Володя Кравец и я, в две другие Юра Меньшенин и Виктор Соловьев, Володя Лимарев и Володя Черных.

Попав в «лапы» Пикулева мы сначала подумали, что над нами он издевается. По пять, шесть раз мы переписывали полетные листы и каждый раз принесенный на подпись к командиру разорванный лист падал в мусорную корзину. То помарка, то исправленная цифра, то ошибка. Но со временем рваных листов становилось меньше, а текст уже писался каллиграфическим подчерком. Иногда казалось, что командир просто капризный человек и придирается. Это со временем пришло понимание того, что каждая фраза, слово или запятая имеют огромное значение, особенно в нашем деле, и этот текст надо продумывать и проанализировать и предвидеть последствия. Пройдя снова школьный курс орфографии, пунктуации и чистописания, мы уже стали соображать, когда и где надо ставить запятую в фразе «казнить нельзя помиловать».

Однажды на предварительной подготовке папой Женей был задан вопрос: «А для кого вы пишите полетное задание?» Ни один из ответов не удовлетворил нашего комэска. И он резюмировал наши ответы одной фразой: «Полетное задание пишется для прокурора».

Обычно текст полетного задания заканчивался словами «Выполнить посадку» и все. На разборе мы для себя вдруг выяснили, что посадки самолетов тоже бывают разные. Грубое приземление, «козление», посадка на повышенной скорости, что сейчас принято называть модной фразой: «жесткая посадка», но любая из вышеперечисленных посадок имеет определенные параметры, которые выходят за пределы нормальной посадки. И снова командир подвел итог. Заканчивать текст полетного задания необходимо фразой: «Выполнить посадку по центру полосы, с нормальным профилем, на два основных колеса, с нормально поднятым передним колесом. Вы должны помнить, для кого вы пишете полетное задание».

Еще запомнился один разговор на предварительной подготовке: «Представьте, летите парой, вы ведущий, а курсант ведомый. В какой-то момент ваш ведомый исчезает из вашего поля зрения. Вы пытаетесь найти его, осматриваете воздушное пространство и видите самолет на фоне земли, следом столкновение с землей, взрыв, черный дым и катастрофа. Ваши действия?» Все молодые инструктора ответили примерно одно и тоже, отличался только порядок действий: «Засекаем время, место, докладываем и т.д.»

«Запомните», - лицо командира стало жестким, - «Во-первых, вы должны досчитать до десяти и успокоиться. Потом передать в эфир «выведи из крена, не снижайся, катапультируйся». И только после этого сообщайте время, место и остальное. Только это позволит вам избежать лишних разговоров недоброжелателей и «умников». В тот момент мне показалось, что папа Женя с болью рассказывает какую-то свою историю. И это подтвердилось, когда отношения у нас стали более дружескими.

Вскоре распределили курсантов по группам и мне дали четверых. Николай Шабанов и Геннадий Анучин из Воронежа, Володя Клевцовский из Москвы, Толя Олимпиев из Липецка. Все они уже прошли первый год обучения на L-29, им присвоили звание сержант. На первой встрече я признался им, что они мои первые курсанты и постараюсь свои знания и умения передать им, а взамен прошу помочь мне в этом. Отношения в группе сложились доверительные. Самым способным оказался Николай Шабанов, он стал старшиной эскадрильи и в группе. Всегда в коллективе есть более способные ребята, есть и менее способные, но гонору у тех и других через край. Они напоминали мушкетеров из Дюма, и все хотели быть лучшими. Комэск часто заглядывал на предварительную и предполетную подготовку, особенно к молодым инструкторам. Однажды он отвел меня в сторону и сказал: «Никогда не «целуй» курсанта, у него везде жопа». Значение этой фразы, я понял значительно позже.

Вот мне и пригодились знания, приобретенные в ЦОЛТШ. Аэродинамику, СВЖ и другие предметы курсантам и так каждый день читают, так что только подправляй, а вот психология, педагогика и методика летного обучения, стали для меня настольными книгами. Как я благодарен своим преподавателям за полученные знания и опыт. Один из них был Борис Владимирович Бастанжиев, участник Челюскинской эпопеи и человека с удивительной судьбой. Это были люди прошедшие войну, участвовавшие в воздушных боях, бомбившие Берлин, воевавшие в Корее. Это были практики, испытавшие на себе всю тяжесть летной профессии.

Участники любого коллектива всегда определяют, кто лидер, а кто находится в конце списка. Но что их всех объединяет, это то, что все они хотят стать первыми. Так получилось и в нашем маленьком коллективе. Среди курсантов моей группы лидером стал Николай Шабанов, тем более что у него в семье складывалась летная династия.

В апреле начались полеты. Сначала ознакомительные, потом вывозные. Мордашки курсантов, откормленные за зиму, стали приобретать летные очертания, а в глазах появился неугасающий блеск. К середине лета нагрузка на летный состав стала максимальной, над Воротынском постоянно стоял рев двигателей самолетов. На стартовую позицию помимо резерва выводилось двадцать четыре МиГ-15УТИ и Миг-17. Около восемнадцати самолетов находилось в воздухе, а остальные на заправке и подготовке к вылету. А руководил полетами в основном комэск - папа Женя. Он как шаман сидел в клубах дыма от любимых сигарет «ароматные», и в это время к нему лучше не подходить. В самые горячие дни доходило до двухсот сорока вылетов за шестичасовую смену.

Примечание Владимира Зыкова. Да, когда мой армейский друг, служивший на РСП (радиолокационная система посадки) перевёлся из боевого полка в учебный, поначалу был шокирован количеством вылетов, самолётов в воздухе, непредсказуемыми курсантами и необходимостью успевать управлять всем этим. "Как вы в этом бардаке летаете?"...

Почти все курсанты уже летали самостоятельно в зону, по маршруту, типовые атаки и на другие виды летной подготовки.

МиГ-15

Беда пришла неожиданно. В середине летной смены на УТИ МиГ-15 (УТИ - учебно-тренировочный истребитель, спарка, двухместный и с двойным управлением - В.З.), я с курсантом Олимпиевым был уже на кругу на первом развороте и слышал, как из пилотажной зоны, доложив об окончании задания запросился восемьсот шестидесятый, это был Николай Шабанов. Своих курсантов не только по позывным, а и по голосу узнаешь. РП, дал выход на привод тысяча восемьсот метров. Погода была прекрасная, видимость на миллион. Через небольшое время в эфире прозвучала фраза «Пара над приводом тысяча двести метров, снижение к первому». РП разрешил снижение. Это была пара УТИ Миг-15 - инструкторы Володя Кудряшев и Николай Желтов с курсантами. Примерно через минуту в наушниках услышал: восемьсот шестидесятый, над приводом тысяча восемьсот, снижение». Снова РП дает команду: «Восемьсот шестидесятый разрешаю снижение». К тому моменту я на спарке находился уже на траверзе полосы и стал искать, где снижается Шабанов. И через какое-то мгновение увидел три самолета рядом, и они как-то неестественно перемещались друг относительно друга. Еще через мгновение раздалась команда: «Катапультируйся, катапультируйся». Над землей последовательно возник гриб черного дыма, наполнился один купол парашюта, но тут же купол парашюта погас и рядом возник черный гриб дыма.

Последовала команда всем закончить задание и следовать на посадку. Голос РП был спокойный, а команды четкие, как будто бы ничего не случилось. На посадку пришлось заходить самому, у впереди сидящего моего курсанта была легкая паника. На пробеге было видно дым справа и в конце полосы. Рядом с полосой лежал купол парашюта и на земле сидел пилот. Это был Володя Кудряшев. Из кабины самолета все это выглядело как кино или сон, но стоило только открыть фонарь кабины, как наступила реальность.

Катастрофа это всегда ужасно, но то, что увидели на месте падения МиГ-17, даже вспоминать страшно. Николай Шабанов катапультировался из самолета, на снижении и на малой высоте, и не успел отделиться от кресла. Его самолет в перевернутом положении врезался в край строящейся бетонной рулежки, части фюзеляжа отрекошетили от бетона и убили четырех военных строителей. Во втором самолете Володя Кудряшев кричал курсанту «прыгай», и только когда самолет начал валиться, катапультировался с высоты триста метров. Динамический рывок от раскрытия купола парашюта совпал с приземлением летчика, а самолет вместе с курсантом, перевернувшись, упал на концевую полосу безопасности. Больше всех повезло ведомому Николаю Желтову. Он видел, как схлестнулись самолет ведущего Кудряшова с другим самолетом и подумал, что они сошлись с другой парой, и сейчас его ударит ведомый этой пары. Каким то невероятным полупереворотом он ушел от мнимого ведомого и вывел самолет в трех десятках метров от крыши ТЭЧ, изрядно напугав работающих там людей.

Расследование вела Главная военная прокуратура. Для начала всех участников этого события собрали в кабинете начальника КУАЦ. Капитан, следователь прокуратуры, разъяснил, как будет проводить расследование и что он ждет от каждого из нас. В разгар этого совещания в кабинет врывается генерал Якименко А.Д., он в то время командовал авиацией ДОСААФ, и сходу дает команду следователю: «всех участников этой катастрофы посадить». Капитан попробовал возразить, но, как говорится, «Остапа понесло». Генерал был в ярости, и его монолог прервал только звонок из Главной военной прокуратуры. Трубку передали следователю, и мы слышали только его ответы: «Да, провожу расследование, …Есть первые результаты, … Да, давление оказывают! ... Есть докладывать ежедневно». В кабинете наступила мертвая тишина. Первым из кабинета вылетел Якименко и вроде как бы воздуха стало больше.

В дальнейшем следователь разговаривал с каждым отдельно. Все писали объяснительные, он тоже что-то писал. Когда вызвали меня, я написал объяснительную, что помнил, и подписался. Вышел из кабинета, в меня уперся пронзительный взгляд комэска. Расспросив, что я написал, он сказал: «Ты меня посадил». Потому что в тот момент, когда прозвучала команда «860 разрешаю снижение», менялась запись на другой магнитофон, и слова «разрешаю» нет». В эту паузу можно было вставить: разрешаю, запрещаю, прекратить снижение. Недолго думая, я развернулся и снова вошел к следователю. «Я могу уточнить свои показания? Я не помню, чтобы была команда РП, разрешающая или запрещающая снижение». Мне в ответ: «садись и пиши». Подписав новые показания, я протянул её следователю. В его руках оказалось два листка с моими объяснениями. «Вы знаете, что может быть за дачу ложных показаний?» - спросил он. Я ответил: «Да, знаю, и поэтому уточнил свои показания». Наступила «мертвая» тишина, мы стояли напротив друг друга и смотрели в глаза. «Что, узнал про запись на магнитофоне»? - спросил следователь. «Не знаю, о чем вы» ответил я. Второй лист медленно опустился на стол, а первый также медленно был разорван. «Свободен». Не помню, как я вышел из кабинета и сел рядом с папой Женей.

Для меня расследование длилось недолго. Не прошли зря уроки комэски по заполнению документации. Тренажи по катапультированию пройдены вовремя и записаны, заполнены рабочие тетради и летные книжки. Курсант катапультировался, но не хватило высоты. У Володи Кудряшёва было все сложнее. Были просрочены сроки тренажа по катапультированию, и курсант остался в самолете. Ему пришлось уволиться. Папу Женю долго таскали по экспертизам в Институте Авиационно-космической медицины, где были поражены его уникальными способностями по реакции, объему внимания и памяти. Проводил эту экспертизу тогда еще мало известный адъюнкт Владимир Александрович Пономаренко, ставший в последствии величайшим ученым в области авиационно-космической медицины. Для Евгения Александровича Пикулева обошлось понижением в должности, он стал зам комэска.

Неизгладимое впечатление оставила встреча с отцом Николая Шабанова. Тяжело видеть родителя, потерявшего сына. Он, попросил рассказать, что случилось, и я постарался как можно мягче преподнести эту катастрофу. Внимательно выслушав мой рассказ, отец поднял на меня глаза, и мне показалось, что я однажды уже видел похожий взгляд. «Сынок! Коля, наверное, рассказывал обо мне», - и тут мне вспомнилось, что рассказывал мой курсант об отце. «Я закончил службу командиром полка на МиГ-17, повоевал в Корее. Так, что давай как на духу». Мне пришлось рассказать все как было, и больше всего меня поразили последние слова отца: «Если бы Николай остался жив, я не знаю как бы с таким грузом он жил дальше».

https://zen.yandex.ru/media/id/5a527f2ac89010b7c615d82e/komesk-5e84ccf0e42ae3177731bccf