В жизни каждого человека наступает переломный момент, когда он что-нибудь себе ломает. Я поломал руку. Спасибо, Господи, что не правую. Помните, как в фильме «Бриллиантовая рука»: «Поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся – гипс». В моем случае все было так, кроме одного: между «очнулся»” и «гипс» была госпитализация. И это определило дальнейший ход событий.
Что я люблю в нашей тактической медицине, так это антураж. Супрун приложила немало усилий, чтобы превратить советскую “Скорую помощь” в псевдоамериканских парамедиков. В общем, приезжают фельдшеры. В модном прикиде. Без врачей и медикаментов. На лбу шахтерский фонарь. В темном парадном помогает. В квартире не очень. Померили температуру моим градусником. Пощупали мою руку своими руками в одноразовых перчатках. Все поняли. Погрузили в модную каталку. Повезли с сиреной.
Приезжаем в больницу. Сюда Америка еще не пришла. Тут сплошной “Савэцкий Союз”. Но с местными особенностями. В лифт – только лежачие. Инфаркт, инсульт, перелом обеих ног, обширный ожог (под вопросом). Остальные пешком.
Пошли мы на пятый этаж пешком. Осмотрели меня оперативно. Говорят: “Нужна срочная операция. Будем вас класть в отделение. Идите оформляйтесь”. Спрашиваю: “Куда идти?”. Оказывается, на первый этаж. Но, поскольку состояние моего здоровья вызывало обоснованную тревогу даже у любопытных пациентов, решили для начала поставить капельницу.
И тут возникла бюрократическая проблема. Ставить капельницу кому попало нельзя. Это форменная коррупция. А неоформленный пациент – почти как левый груз на таможне. Надо было срочно меня легализовать. И пошли мы с капельницей с пятого этажа на первый в приемный покой, оформляться в больницу. Растолкали по дороге нигерийских студентов, которые чувствовали себя в больнице как дома (у них, видимо, там такой же антураж). Пришли в пункт назначения.
Пристроился я в очередь за теткой с аппендицитом и мужиком с обширной черепно-мозговой травмой. Пока дожидался своего “допроса”, усвоил истину №1: кто не умер в момент оформления госпитализации, будет жить долго и, возможно, счастливо.
Ответил на все заковыристые вопросы: имя, фамилия, телефон, прописка, место работы, рост, вес, индекс массы тела, юридический адрес для больничного, болел ли болезнью Боткина. Получил заветные бумаги. Пошел на пятый этаж с капельницей.
В отделении встретили как родного. Поменяли в капельнице бутылочку и отправили... на второй этаж – на рентген. Пошли мы с ней (капельницей) на рентген. Вы знаете, что такое бесплатный рентген в госбольнице? Это очередь.
Костыльники, колясочники, на каталках без очереди, “женщина, вы за кем занимали?”, “мужчина, стойте, я на мочу схожу и вернусь”. Пристроились мы с капельницей в конце процессии. Дождались своего часа. Получили качественный снимок во всех проекциях (аппаратура хорошая, новая, ничего не скажешь) и побрели обратно. Снова на пятый этаж.
Доктор посмотрел снимки. И говорит: мы у вас не взяли анализы. Взять сможем только завтра. Потому что надо натощак. Так что аккуратно ложитесь, ничего себе не доломайте. Оперировать будем завтра.
Я так думаю: нужно ли было мчаться с мигалкой при таком раскладе? Ну ладно. Лег на кроватку имени Брежнева с полосатым одеялком тех же времен. К розетке велели не подключаться – коротит, кран в туалете не трогать – пусть так и капает, а то сорвется и хуже будет. И тут принесли обед.
Врать не буду – в киевских больницах кормят нормально. Не мишленовские звезды с неба хватают, но вполне немецкое меню под стать мэру Кличко – любимому боксеру баварских бюргеров: супчик с горохом, тушеная капуста и даже настоящая сосиска. На полдник кефир. Вечером итальянская кухня – вермишель а-ля спагетти в соусе розмазня. Сытый и довольный в объятиях уколотого в жо...у кетанова я заснул до следующего утра.
Утром начался операционный день. Наш доктор – мужчина в летах (еще в Афгане собирал ноги-руки из “запчастей”) принялся колдовать над пациентами. Складывал, гипсовал, чистил, вырезал, подшивал. Из каких-то диковинных запчастей собирал аппараты Илизарова.
Я так понимаю, государство, кроме бинтов и антисептиков, ничего не дает, поэтому у каждого опытного хирурга есть знакомый токарь дядя Вася, который что-то там вытачивает, выстругивает, пластины выковывает, и все это без европейских сертификатов и всемирного нормативного признания спасает людям руки-ноги. А кому меньше других повезло – тазобедренный сустав.
Присмотрелся к контингенту. В мегасовковой больнице оказались весьма мажорные персонажи. Один – мотоциклист. Проехался на крутом “Харлее” боком по асфальту. Рука и нога “в хлам”. Другой гонял на спортивной тачке. Ему дверка в бок зашла. В сезон много лыжников, а особенно “фристайлистов”. Летом попадаются велосипедисты-экстремалы и любители походить голыми ногами по морским ежам, а потом досидеть с гниющей пяткой на море, чтобы путевка не пропала.
Всесезонные персонажи – это строители, спортсмены, алкоголики, “падальщики” с лестниц, драчуны. Разок привозили тетку из “Зеленбуда”, которая сумела в голеностопный сустав загнать острую ветку. Мальчика, который перелазил через ржавый арматурный забор и там прицепился промежностью. И канатоходца, на которого во время репетиции сверху упал воздушный гимнаст. Переживаю, почему не привезли гимнаста? Он, наверное, в шейно-позвоночном осел.
В общем, коллектив подобрался разносторонний, дружный, общительный. Персонал строгий. Просит не курить, не шуметь, мимо писсуара не промахиваться. И в туалете не закрываться, а то, как кто-то грохнется на костылях, выламывай потом двери.
Печальнее всего отсутствие нормальных розеток. Одна на три палаты по пять человек – это не дело. Очередь на зарядку мобильников нон-стоп. О телевизорах речи быть не может. Сгорят на раз-два. Пациентов обрекают на скуку и общение с собственной болью. Считаю это негуманным подходом. Люди тут неделями лежат без горячей воды, достаточной анестезии и личной жизни. Можно хотя бы электропроводку починить?
Но этот вопрос возникает в первые три дня пребывания в стационаре. Дальше наступает привыкание. Жили же наши предки без телевизоров и даже смартфонов? И ничего! Книги можно читать. Непривычно, но почему нет? Общаться с людьми. Наблюдать за происходящим.
За тем, как медсестры на копеечную зарплату покупают лежачим бабушкам мандарины. Потому что ходячие здоровые дети их не проведывают. Как доктор в тысячный раз собирает чьи-то ноги и руки по только ему известной методике из осколков и эти осколки срастаются.
Ты видишь вдруг, что этот доктор – один. И он немолод. А где те, что помоложе? Они давно в Канаде, Польше, Израиле. А он просто не выучил английский. Потому что некогда было. Да и не хотелось. Он привык делать свою работу. Каждый день. Вне зависимости от медреформы, политического момента, правых и левых, коммунистов и демократов, политических симпатий и антипатий. Ломаются все люди. И кто-то должен их чинить.
На третий день я поймал его на обходе. Спросил, не нужен ли благотворительный взнос на палату? Или в фонд больницы? Или что-то полезное сделать? Он ответил, что самое полезное в моем случае – это лечиться и быстрее выписываться. На мою койку уже очередь. И пошел дальше – ощупывать переломы больных. Вот уж эта советская закалка... Никакой реформой ее не сломаешь.
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
