Первый пилотируемый запуск частного американского космического корабля, который должен был состояться (по изначальным планам) ещё в 2011 году, вновь перенесён — на сей раз на начало 2019 года. Такое решение приняло руководство американского Национального Аэрокосмического Агентства NASA.
С задачей возвращения астронавтов в космос, напомним, пытаются справиться параллельно несколько передовых высокотехнологичных компаний, включая Lockheed Martin, Boeing, SpaceX и пр.
Для нас это интересно, как ни парадоксально, вот чем: это никому не интересно.
Да, неудачи и непрерывные переносы сроков вызывают некоторое злорадство у любителей космической темы в обеих странах, у которых собственные пилотируемые корабли в наличии. Но ничего похожего на нервную истерику/торжество времён великой Космической Гонки 1957-1975 годов не наблюдается. Ни в самих Соединённых Штатах, ни в России, ни в Китае.
Впрочем, появляющиеся время от времени сообщения о разработке в России или США нового вундерваффе, грозящего свести на ноль обороноспособность противника — тоже не вызывают ни по одну сторону Тихого и Атлантического океанов никаких истерик. И даже кратковременными сенсациями практически не становятся.
И это, как представляется — есть главное отличие двадцать первого столетия от предыдущего, двадцатого.
Штука вся в том, что двадцатый век в своём «масс-культурном» измерении был столетием рекордных коллективных ужасов и рекордных же коллективных ожиданий человечества.
Достаточно кратко перечислить ужасы, которые возникли и оформились в качестве массовых в двадцатом столетии, чтобы понять, насколько нервным оно было.
Ужас перед инопланетянами: сегодня об этом странно помнить, но уже в начале двадцатого столетия признанным фактом было не просто существование на Марсе гигантских каналов, но и наличие там сезонного изменения окраски поверхности. То есть не подлежало сомнению, что там, всего в десятках миллионов километров от нас, есть жизнь, и более того — жизнь разумная.
Разумеется, уже тогда раздавался голос скептиков, объявляющих каналы оптической иллюзией, а представление о тёплом в экваториальных областях климате и жидких водоёмах — ошибочным и не совпадающим со спектральным анализом атмосферы Марса. Однако достаточно осознать тот факт, что критические тексты появлялись с нулевых годов двадцатого века, а писатели Толстой и Берроуз спустя десятилетия ещё вовсю населяли Марс цивилизациями, чтобы понять: голос скептиков был едва слышен.
Наши предки начала XX века не были одиноки в Солнечной Системе. И они имели все основания бояться марсианских завоевателей — пусть и во многом переносили на соседнее небесное тело собственные колониальные тенденции.
Европейцу начала XX столетия вполне естественно было опасаться, что однажды придёт некто более развитый и поступит с ним так же, как он сам поступает с «миром банту» Чёрной Африки.
Ужас перед измерениями: идея существования иных измерений, населённых пугающими и, возможно, неизмеримо более могущественными, чем мы, существами не то чтобы родилась (представление о невидимых мирах сопровождает нас с дописьменных времён), но получила второе дыхание в конце девятнадцатого века. Почему — понятно: открытие новых излучений, невидимых глазу, неощущаемых частиц и прочей «сокрытой Вселенной» не могло не заселить её заново бесами.
Собственно, это заселение и произошло. Великий бог Пан, Ктулху, Древние и прочие иномирные монстры заселили масс-культ — причем именно как угроза. Любопытным признанием в этом смысле звучит ранний рассказ Говарда Филипа Лавкрафта «Дагон», под занавес Первой мировой войны сообщающий об исполинских древних существах, которые в любой момент могут прийти и снести с лица земли «выродившееся, измождённое войной человечество».
Ужас перед системой: это наиболее известный сегодня ужас начала прошлого века, но и в нем есть один интересный нюанс. «Процесс» Кафки — 1915 год. «Мы» Замятина (он же первая антиутопия) — 1920 год. «Метрополис» Ланга — 1926 год. И если германец что Ланг Систему в индустриальном, стимпанковском, чадящем трубами и грохоущем заклёпками капитализме, то Замятин ощущал её в «советском» коллективизме.
Однако итоговый результат у обоих мастеров страха оказался весьма схож: обнуление, стирание личности бессмысленным общественным механизмом.
Ужас перед новыми варварами: сегодня об этом смешно вспоминать, но антантовский агитпроп в годы ПМВ именовал германцев не иначе как «гуннами» – на том хлипком основании, что исторический Атилла и его хунну завершили свой победный марш в Паннонии, а венгры изначально пришли некогда из-за Урала.
Позже на ужас перед новыми варварами наложился также ужас перед перенаселением, достигший апофеоза парадоксальным образом тогда, когда бэби-бум в западном мире уже пошел на спад, к началу 1970-х.
Наконец, ужас перед тотальным уничтожением, пришедший вместе с Хиросимой — только сегодня нам кажется банальным. А ведь он был первым настоящим, не придуманным способом истребления людей, с которыми человечество столкнулось в своей истории.
Чтобы понять уровень «ядерного шока», необходимо представить, что мы живём в мире, где поголовное истребление человечества невозможно.
Нам сейчас крайне трудно это представить — а ведь именно таков был мир до Хиросимы: всегда оставались наши доблесть, наш героизм, наше умение переносить тяготы и своевременно прятаться в убежища, которые могли остановить всесожжение. И вдруг человечество открыло, что доблесть, героизм и умение переносить и прятаться — не значат решительно ничего, потому что прилетит один-единственный самолёт и уронит, не слишком даже точно, несколько тонн металла, внутри которого будет ещё немного особо тяжёлого металла.
…В то же время двадцатый век был также веком рекордных ожиданий. Помимо совершенно логичного ожидания, что к 1980-м годам появятся если не марсианские, то уж точно лунные поселения (раз между первым спутником и первым человеком на Луне прошло чуть более десятилетия) — имелись также ожидания «преодоления экономики» (достаточно вспомнить, что в «Стар Треке» человечество жило при практическом коммунизме. Да-да, в главном фантастическом мире американской мечты не было денег).
Были также ожидания победы над болезнями (всеми) и, вероятно, смертью (в связи с чем вопрос перенаселённости планеты как раз решался расселением по Вселенной). Ожидания бескрайнего развития человеческого мозга, установления вечного мира и всего такого.
…Двадцать первое столетие наглядно показало две вещи.
Во-первых, великие ожидания предыдущего столетия — поголовно не оправдались. «Блок идеалистов» рухнул, экономику (или хотя бы бедность) не преодолели. Смерть и болезни не победили (и ещё долго победы не предвидится). Космическая гонка оказалась всего лишь побочным эффектом гонки вооружений — и завяла как невыгодная.
А вот большинство ужасов двадцатого столетия внезапно реализовались — но оказались выносимы и не смертельны.
Тотальная слежка за гражданами со стороны государств сегодня, строго говоря, – рутина. Нашествие условных «варваров» — испытывают на себе практически все страны «белой цивилизации», причём уже которое десятилетие. Манипуляция общественным сознанием со стороны СМИ — банальность, а тотальное уничтожение пришло в медленном, плавном и нестрашном облике депопуляции. Захват власти над миром крошечным сверхбогатым меньшинством произошёл — и он оказался вовсе не так страшен, как в мрачных романах Уэллса.
…Собственно, наше столетие отличается от предыдущего именно этим.
У нас нет ни ужасов XX века, ни его мечтаний.
Едва ли можно говорить о «деградации цивилизации» по сравнению с предыдущим столетием, но о «деградации мотиваций» – пожалуй, говорить уместно.
И когда мы рассматриваем нынешние геополитические и межцивилизационные противостояния как продолжение битв двадцатого столетия — мы должны, безусловно, учитывать этот простой факт: нам до него далеко.
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
