Сталин «памятник себе воздвиг нерукотворный»

Во-вторых, насчет моего «махрового низкопоклонства» перед Сталиным и утверждения г-на Юрченко «автору, видимо, кажется, что точно так же низкопоклонствует перед «Иоськой» весь русский/украинский народ...»

«Низкопоклонствовать» и «отдавать дань уважения заслугам» — вещи разные. Если мой текст и показался кому-то чрезмерно пафосным, то только потому, что высокопарно высказывались о Сталине, его заслугах в Победе над фашизмом, выдающихся личных качествах как Верховного главнокомандующего знаменитые советские полководцы, хозяйственники, конструктора (которых я обильно цитировал). Впрочем, уровень оценок обусловлен масштабом личности. Как писал о Сталине в мемуарах министр иностранных дел Великобритании времен Второй мировой Антони Иден, «Его личность говорила сама за себя, и ее оценка не требовала преувеличений».

«Иоську» оставляю на совести Юрченко, которому, видимо, кажется, что подобная «аргументация» придает убедительности его комментарию. А что до Иосифа Виссарионовича и отношения к нему народа, об этом можно поговорить. Отношение украинских граждан мне неизвестно. А вот россияне в подавляющем большинстве согласны с моей точкой зрения.

Накануне 65-летия Великой Победы Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) опубликовал результаты исследования, свидетельствующие о том, что россияне признают высокой личную роль Сталина в победе над Германией: по мнению 37%, Верховный главнокомандующий сыграл ведущую роль в разгроме нацизма, еще 44% отметили его значительный вклад в достижение Победы. Лишь 8% полагают, что Сталин незначительно повлиял на эти события, а 3% считают, что он и вовсе не сыграл никакой роли (РИА Новости).

Иными словами, 81%(!) россиян считают заслуги Сталина либо решающими, либо значительными. А можно вспомнить и историю проекта «Имя Россия» двухлетней давности, где россияне также вполне недвусмысленно выразили свое отношение к Сталину.

За что ставят памятники Петру I?

Плакат КНР

26 декабря 2007 г. в китайском Шаошане был открыт очередной памятник Мао Цзэдуну — к 114-й годовщине со дня рождения великого кормчего. Во сколько обошлась Китаю эпоха Мао Цзэдуна? Этого до сих пор никто точно не знает — миллионов 50 или даже 70! Человеческих жизней. «Большой скачок» 50-х, «культурная революция» 60-х, голод, политические репрессии, хунвэйбины и цзяофани... Но китайцы — прямо скажем, не самые глупые люди на планете — несмотря ни на что не занимаются низвержениями и развенчаниями Мао Цзэдуна. Потому что именно под его руководством Китай избавился от полуколониальной зависимости и это он сыграл роль «китайского Бисмарка», объединив страну после тысячелетней раздробленности и дал старт превращению Китая в великую державу. И для Китая это главное.Американская монументальная пропаганда

В США никто не предлагает покрыть позором отцов-основателей, заклеймив их как извергов — Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Бенджамина Франклина, Джеймса Мэдисона и пр. — например, за геноцид индейцев или за рабство (тот же Вашингтон, первый президент США и главнокомандующий американскими войсками во время войны за независимость, был богатым плантатором-рабовладельцем). Не наблюдается «художественного свиста» на предмет сооружения им памятника, в основании которого лежали бы индейские скальпы и черепа рабов. С позиций сегодняшнего времени отцов-основателей почитают не за вышеперечисленное, а за то, что сделали США независимыми, разработали конституцию, дали Америке стартовый толчок на пути превращения в мировую супердержаву.Британский консерватизм

В центре Лондона стоит памятник Оливеру Кромвелю — тому самому, который за три года завоеваний в Ирландии вырезал половину населения (600 — 700 тыс. человек). Кто он по отношению к ирландцам? Самый настоящий «английский Гитлер», носившийся с идеей завоевания «лебенсраум» для англичан, которыми он хотел заселить Ирландию. Кровопролитными были походы Кромвеля в Шотландию. Огромных жертв стоили гражданские войны в самой Англии, где с побежденными не церемонились. Но в то же время Кромвель — великий полководец и политик, оставивший значительный след в английской и мировой истории — англичанам этого достаточно, чтобы не сносить памятник ему.

Великие дела и военные походы Наполеона — в угоду собственным амбициям — стоили Франции миллионов жизней. Итог правления Бонапарта известен: все проиграно, страна разрушена и оккупирована иностранными армиями. И тем не менее французы чтут Наполеона как великого соотечественника, при котором — пусть и на очень короткий срок — Франция достигла пика своей славы и могущества. Отмечают французы 14 июля — день, казалось бы, начала кровавой национальной трагедии. И даже поют «Марсельезу» (национальный гимн Франции), рожденную во времена якобинского террора: Aux armes citoyens! Formez vos bataillons!/ Marchons, marchons,/ Qu’un sang impur abreuve nos sillons — К оружию, граждане! Стройте ваши батальоны!/ Марш, марш,/ Пусть нечистая кровь будет поить наши борозды.

За что ставят памятники Петру I? Почему его называют Великим? Рубил головы стрельцам. Жестоко подавлял народные восстания. Выстроил Санкт-Петербург на человеческих костях. Эпоха Петра обошлась России в 20 — 25% населения! Каждый пятый-четвертый житель Российской империи погиб в военных походах, был казнен, умер от голода или непосильного труда. Вон сколько поводов воскликнуть: какой же он великий? Как можно ставить памятники Петру, «проср...шему начало войны» (пользуюсь лексикой г-на Степанкова) со Швецией, в момент потерявшего под Нарвой почти всю русскую артиллерию? Можно вспомнить неудачи Азовских походов, катастрофу Прутского похода 1711-го и возопить: да как же можно?..

Но Петр вполне заслуженно именуется Великим — за модернизационный рывок России, за победу в Северной войне и выход к Балтике. Заслуги Петра перед государством, его победы на чаше исторических весов перевешивают все остальное. И когда ставят очередной памятник Петру I, то никому в голову не приходит впадать в схоластику «памятник надо ставить не Петру, а народу» — хотя, как мы понимаем, он (Петр Великий) не в одиночку громил шведов. Ибо во все времена есть тот — царь, король, князь (одним словом — лидер, чья воля вела и направляла) — кто олицетворяет победы народа той или иной страны.

Писк комаров не заглушит грохот Ниагары

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Строки Пушкина очень удачно подходят для характеристики роли личности Иосифа Виссарионовича Сталина в русской советской истории. Сколько Сталина ни «развенчивают», «ниспровергают», «низвергают с пьедесталов», а он стоит! Наличие/отсутствие материальных памятников Сталину сути дела не меняет. Лучший монумент вождю не в граните, мраморе или бронзе — а в народной памяти, из которой не одно десятилетие пытаются вытравить все положительное об Иосифе Виссарионовиче, но все тщетно (вышеприведенные данные ВЦИОМ — тому подтверждением).

Сталину приписывают выражение: «На мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории ее развеет». Говорил он эти слова или нет, но в любом случае они оказались пророческими. Да иное вряд ли могло быть. Ибо как писк многомиллионной стаи комаров не заглушит грохот великой Ниагары, так и все вместе взятые сталиноненавистники не в состоянии покрыть мусором исторической фальши такую глыбу, как Сталин. Мусор фальши истлеет и исчезнет, унесенный ветрами истории, а Сталин останется — в ряду тех немногих исторических фигур, деяниями которых будут восхищаться и через тысячелетия. В принципе И. В. Сталин не нуждается ни в моей защите, ни в чьей бы то ни было еще. Свое всемирно-историческое значение, свою роль в истории России он доказал своей работой. Он, и никто другой, приняв Россию «с сохой», вывел ее на пик могущества. И это неоспоримый факт. Как скажет о нем Юхо Кусти Паасикиви, бывший премьер-министр (1918, 1944 — 46) и президент (1946 — 1956) Финляндии, лично знавший Сталина по неоднократным переговорам с 1939 г., «Сталин... прочно вписал свое имя не только в историю Советского Союза, но и во всемирную историю... Он поднял СССР до уровня могущественной мировой державы — сделал его могущественнее, чем когда-либо была и могла быть Россия. Сталин — один из величайших созидателей государства в истории».

Именно в сталинскую эпоху такие в прошлом опасные соперники России, как Англия, Франция, Германия, Япония превратились во внешнеполитических пигмеев по сравнению с СССР.

Сталин — это не только коммунистическая идеология, благодаря которой, кстати, Россия впервые в своей истории получила шанс побороться за мировое лидерство — предлагая коммунизм в качестве универсальных общечеловеческих ценностей. Сталин — это экономический рывок, это победа над фашизмом, это мощь державы и национальное величие.

Достижения Советской России при Сталине не отрицает даже такой отъявленный русофоб, антисоветчик и антикоммунист, как Збигнев Бжезинский, который в книге «Большой провал. Рождение и смерть коммунизма в ХХ веке» пишет: «Сталинская эпоха в значительной степени интерпретировалась как эпоха великих социальных перемен, стремительной динамики, перехода от сельскохозяйственной экономики к индустриальной. И, в некотором смысле, это верно. При Сталине Советский Союз действительно стал великой индустриальной державой. Действительно произошел отток его населения из деревень. Была в полном объеме отстроена централизованная социалистическая система. И при этом у советской экономики был относительно высокий темп роста. Согласно советской официальной статистике национальный доход увеличился вчетверо в годы первых пятилеток, ежегодно давая прирост почти в 15 процентов. Это потребовало перемещения больших масс людей — за тринадцать лет число городских жителей удвоилось. С 1928-го по 1940 г. годовое производство электроэнергии выросло с 5 миллиардов киловатт до 48,3 миллиарда, производство стали — с 4,3 миллиона тонн до 18,3 миллиона; производство станков... с 2 тысяч до 58400 в год; автомобилей стали выпускать не 8 тысяч в год, а 145 тысяч. В канун войны промышленность составляла 84,7 процента всей советской экономики. Даже если эти цифры и преувеличены официальной статистикой, то факт, что советская экономика добилась больших успехов, отрицать не приходится».

Так и слышу реплики антисталинистов: но какой ценой!

Ценой больших жертв. А был ли другой вариант?Чарльз Сноу

Английский писатель, крупный ученый-физик, общественный деятель и политик Чарльз Сноу рассуждал: «России в десятилетия предстояло сделать примерно то же, на что у Англии ушло 200 лет. Это означало: все шло в тяжелую промышленность... Это означало необходимое усилие, никогда ни одной страной не предпринимавшееся. Смертельный рывок! — и все же тут Сталин был совершенно прав. Даже сейчас, в 60-е годы, рядом с техникой, не уступающей самой передовой в мире, различимы следы первобытного мрака, из которого приходилось вырывать страну. Сталинский реализм был жесток и лишен иллюзий. После первых двух лет индустриализации, отвечая на мольбы попридержать движение, выдерживать которое страна больше не в силах, Сталин заявил: «Задержать темпы — это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим!.. Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Поныне на это никому из умеренно беспристрастных людей возразить нечего.

Индустриализация сама по себе означала лишения, страдания, но не массовые ужасы. Коллективизация сельского хозяйства дала куда более горькие плоды. Осуществление грандиозной индустриализации требовало больше продуктов для городов и меньше работающих на земле. Крестьянское хозяйство для того не подходило. Нам в Англии повезло: наша аграрная революция, или система сельскохозяйственного совершенствования (куда вошли и огораживания — это темное пятно, оставшееся в исторических хрониках и народной памяти, — в конечном счете все же бывшие необходимыми) предшествовала революции промышленной, а потому в целом было легче снабжать продуктами растущее промышленное население. В Советском Союзе оба процесса приходилось осуществлять в одни и те же месяцы, в те же самые два-три года. С чудовищными человеческими потерями. Целый класс богатых крестьян (кулаков, то есть фермеров, использовавших наемных рабочих) был стерт с лица земли. Миллионы бедных крестьян, в том числе и часть шолоховских казаков, голодали и мерли от истощения. Рука не поднимается писать об этом в сдержанных и отрешенных выражениях. От деревянных сох к атомным реакторам. Мрачная история Сталина. Триумфальный взлет России. Страшная цена для целого поколения...».

«Время было такое»

Все великие дела во все времена стоили жертв. Сталинские жертвы воплотились в заводы и фабрики, институты и университеты, каналы и плотины, в военную мощь, которая сломала хребет германским полчищам и заняла пол-Европы, наконец, превратила СССР в супердержаву с ракетно-ядерным потенциалом. Сталинские жертвы — это Днепрогэс и «Криворожсталь», это то советское наследство, за счет которого до сих пор живет в т. ч. и Украина. Поэтому, когда речь идет об эпохе Сталина, хотя бы понятно — во имя чего эти жертвы были принесены.

Гораздо хуже, когда жертвы оказываются бессмысленными (по крайней мере в моем понимании), когда невозможно ответить на вопрос «во имя чего?». Во имя чего были т. н. «реформы» начала 90-х? И разве они не привели к сотням тысяч или даже миллионам погибших в ходе конфликтов на постсоветском пространстве, миллионам беженцев из бывших имперских окраин, десяткам миллионов безвременно умерших (ввиду недостатка средств к существованию, плохого питания, недоступного «рыночного» медицинского обслуживания) и не меньшему числу неродившихся? Это не жертвы? Во имя чего? Во имя «демократии» и обогащения «эффективных собственников»?

Отмечу при этом, что ни к историческим фигурам, ни к событиям и явлениям прошлого неприменим подход «сквозь призму дня сегодняшнего» — через современные методы решения тех или иных проблем. Есть избитое, но тем не менее глубокое в своей сути выражение: «время было такое». Каждая историческая личность, всякое событие и явление прошлого принадлежат своему времени. Нелепо мерить сегодняшними аршинами сталинскую эпоху, тем более период самой великой в истории человечества войны, когда вопрос стоял о жизни и смерти государства и народа, когда «мы их или они нас».

«Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!».

Если бы подобный текст появился в каком-либо издании в наши дни — автора сочли бы сумасшедшим. И тем не менее этот великий текст из статьи Ильи Эренбурга «Убей немца!». И абсолютно адекватный для своего времени. «Убей немца!» была опубликована в газете «Красная звезда» 24 июля 1942 года — незадолго до появления приказа № 227 (от 28 июля 1942), известного как «Ни шагу назад!».

«Так же и на фронте стреляли «заградотряды» — ибо Сталин приказал: «Ни шагу назад», — пишет г-н Юрченко. Да, Сталин приказал. Да, стреляли. Потому что время было такое. Какое?

Об этом говорится в самых первых строках приказа Сталина: «Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором».

Если этого мало, то вот дальше: «Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского Союза — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, — это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги... После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн. населения, более 80 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба... Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».

И вот именно поэтому «Ни шагу назад!». Вполне адекватно для того времени, ибо на кону стояла страна. Народ, конечно, великий, но и его время от времени требовалось приводить в чувство суровой правдой и жесткими мерами военного времени. А что было делать?

В известном фильме Н. Михалкова «Сибирский цирюльник» звучат слова Александра III, обращенные к юнкерам — будущим офицерам: «храбрость — это терпение в опасности»... Кому на войне не страшно? Всем страшно! Кому хочется умирать? Никому! Но одному страшно, и при этом он выполняет приказ командира и свой долг перед Родиной, даже ценой своей жизни. Другому страшно, и он, невзирая на приказ и долг, спасает свою жизнь любой ценой. Обоим страшно. Но первый — храбрец, а второй — трус. Кто из них более достоин жить? Тот, кто ценой своей жизни спасает Родину и, следовательно — тех самых отцов и матерей, жен, братьев, детей, о которых вел речь Сталин в своем приказе, либо второй — спасающий себя (а можно выразиться и «свою шкуру»), обрекая тем самым на гибель вышеуказанные категории населения (возможно, и своих собственных родителей, жен и детей)?

И вопрос — кто более достоин жить? — стоял вовсе не в теоретической плоскости. Ведь что значит трусость второго? Это значит, что первому придется воевать «за себя и за того парня». Следовательно, и шансов выжить меньше. Добавим, что каждый боец в строю имеет свои обязанности, от выполнения которых зависит боеспособность/живучесть всего подразделения в целом. Как и боеспособность/живучесть соседних (фланговых) частей и подразделений.

Скажем, одна дивизия дерется стойко, держит свой участок фронта, исполняя приказ командования и долг перед Родиной. А вторая, в которой либо командир паникер и трус, либо критическая масса трусов среди бойцов — сдает свои позиции, бежит, отступает. Результат: для первой дивизии возникает проблема на флангах, ей грозит окружение и уничтожение... Как следует поступить в данной ситуации? Пожалеть трусов, обрекающих своих боевых товарищей, честных бойцов, на гибель? Или же поставить позади них заградотряд? Разве не честнее, не справедливее, не правильнее со всех точек зрения — и с военной и с моральной — обратить страх труса в несколько иное русло: чтобы он боялся отступить еще больше, чем остаться и удерживать позицию в соответствии с приказом? Чтобы трус знал: выжить на передовой у него есть шанс (уничтожив врага), но бегство в тыл означет для него однозначную смерть.

В приказе вполне доступно объясняется, кого следует расстреливать и зачем: «расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной». Тому, кто честно и добросовестно исполнял свой долг, — никакие заградотряды были не страшны. Наоборот — помогали воевать, ограничивая трусов и паникеров в возможностях покидать поле боя без приказа.

О некоторых случаях «бреда» антисталинистов

Г-н Степанков пишет о моем, как он выражается, «бреде» следующее: «не занимайтесь-ка вы ерундой, уже переходящей в прямую провокацию... Вы вторите галицким экстремистам с их памятниками Бандерам да Шухевичам, устанавливая на другом конце размаха маятника памятники другому палачу, кстати вместе с Жуковым проср...шему начало войны, бросившему миллионы в плен, а жизни других миллионов угробившему за взятие городов к очередному празднику, как это случилось при взятии Киева...

Сталину пусть в Ивано-Франковске памятник ставят — это он их к нам, «змоскаленим східнякам» «за ганебним «пактом Риббентропа — Молотова» присобачил да еще «украинцами» сделал».

Во-первых, у меня и в мыслях не было противопоставлять Сталина бандерам и шухевичам. Фигуры несопоставимые. Бандеры и шухевичи против Сталина даже не пигмеи, а исторические лилипуты. Точно так же считаю полным «бредом» подходить к установке монумента Верховному главнокомандующему ко Дню Победы как к некой «ответной» акции, в противовес установленным в Галиции памятникам пособникам нацистов. Сталин заслуживает памятник не «в пику» кому бы то ни было, а ввиду собственных заслуг.

Стандартный демагогический прием антисталинистов, который использует и г-н Степанков, — это обвинения советского военно-политического руководства в несостоятельности на основании того, что было допущено большое количество жертв, что значительное число красноармейцев оказалось в плену, что в начальном периоде войны Красная армия потерпела ряд крупных поражений.

Рассуждатели подобного рода предполагают, что победа в войне Советскому Союзу была гарантирована, а разгром Германии предопределен заранее. И вся проблема заключалась только в том — какой ценой и в какие сроки? Иные итоги войны — например, поражение СССР — в учет не берутся. Только победа! Играючи. Два-три перехода — и в Берлине.

Обличатели-развенчатели будто и не знают, что на СССР напала лучшая армия мира, имеющая за плечами двухлетний опыт войны, руководимая плеядой блестящих полководцев, вооруженная по последнему слову техники и опирающаяся на экономическую мощь практически всей Европы. Гитлер со своими стратегами вовсе не собирались исполнять роль мальчиков для битья, и нападали на СССР, будучи твердо уверенными в своей победе, причем быстрой.

При других обстоятельствах — в частности, при ином руководстве во главе Советского государства и Красной армии — и жертв могло быть больше (все знакомы с планами Гитлера относительно «неполноценных славян»), и поражения Красной армии катастрофичнее, наконец, сам итог войны вполне мог быть другим...

Г-н Степанков предлагает поставить памятник Сталину в Ивано-Франковске. В последнее время вообще вошло в моду «бросать камни» в Сталина за присоединение западноукраинских земель. Узко мыслите, господа антисталинисты.

Хотя я тоже считаю политическую роль Галиции в нынешней Украине деструктивной, но территориальное переустройство 1939-го следует рассматривать и с военно-стратегической точки зрения.

Известный американский историк Уильям Ширер в работе «Крах нацистской империи» пишет: «Гитлер развязал войну против Польши и выиграл ее, но куда в большем выигрыше оказался Сталин, войска которого вряд ли произвели хоть один выстрел. Советский Союз получил почти половину Польши и взялся за Прибалтийские государства. Это, как никогда ранее, отдалило Германию от ее основных долгосрочных целей: от украинской пшеницы и румынской нефти, остро ей необходимых, чтобы выжить в условиях английской блокады. Даже польские нефтеносные районы Борислав, Дрогобыч, на которые претендовал Гитлер, Сталин выторговал у него...».

Благодаря событиям августа-сентября 1939-го СССР смог осуществить территориальные приобретения за счет Польши и упрочить свои стратегические позиции, что сказалось в ходе войны с Германией.

Если возьмем только Украину, то до 17 сентября 1939-го польская граница проходила в 30 км от Каменца-Подольского, в 40 км — от Новоград-Волынского, в 100 км — от Коростеня, в 50 км — от Проскурова, в 150 км — от Житомира.

После переустройства граница от Каменца-Подольского проходила в 300 км (т. е. была отодвинута на 270 км), от Новограда-Волынского — в 240 км (+ 200 км), от Коростеня — в 280 км (+ 180 км), от Проскурова — в 320 км (+ 270 км), от Житомира — в 400 км (+ 250 км). Летом 1941-го немцам пришлось с боями проходить эти дополнительные сотни километров — теряя технику, людей и, что самое главное, — драгоценное время, которое было использовано для мобилизации, эвакуации населения и заводов, подготовки новых оборонительных рубежей. На линию Новоград-Волынский — Проскуров — Каменец-Подольский немцы вышли на 17-й — 18-й день войны. Бои под Коростенем длились до 53-го дня войны.

Этот «буфер» из бывших польских территорий сыграл немалую роль в срыве германского «блицкрига»...

Наконец, о «взятии Киева к очередному празднику». Г-н Степанков, видимо, почерпнул этот форменный бред из какого-нибудь кинофильма. «Не занимайтесь-ка вы ерундой», г-н Степанков, а лучше потратьте время на изучение исторических источников, тех же мемуаров цитированных мной полководцев — людей, составлявших военные планы, непосредственно отдававших приказы (и, кстати, широко использующих в своих работах архивные документы).

Во-первых, взять Киев спешили не по «праздничным» соображениям, а сугубо по причинам военно-стратегического характера: «Ставка и Генеральный штаб пришли к выводу, что наибольшего успеха в разгроме немецко-фашистских войск можно ожидать на юго-западе советско-германского фронта и, в частности, на киевском направлении. Поэтому Верховное Главнокомандование усиленно направляло свои резервы Воронежскому фронту, предвидя, что овладение Киевом решит участь вражеских войск на Правобережной Украине, в Крыму и на Кубани» (Москаленко К. С. На Юго-Западном направлении. 1943—1945. Воспоминания командарма. Кн. 2. — М., 1973. – С. 124).

Во-вторых, то, что Киев был взят к очередной годовщине Октябрьской революции (отмечается 7 ноября) — это «заслуга» немцев, упорно оборонявшихся на Днепре. На самом деле Киев планировали взять гораздо раньше. Но несколько попыток овладеть столицей Украины не принесли успеха.

Самую первую попытку овладеть Киевом предпринял по собственной инициативе командарм Черняховский еще в конце сентября 1943-го. Неудачно.

28 сентября командующему Воронежским фронтом Ватутину Ставка ВГК направила директиву, в которой ставились задачи по разгрому киевской группировки противника и овладению столицей Украины. Во исполнение указания Ставки штаб Ватутина разработал план операции по взятию Киева с букринского плацдарма. Овладение Киевом поручалось 38-й армии. Был назначен и срок взятия Киева — 7 октября.

Однако начать наступление в определенные планом операции сроки по разным причинам не получилось. Пришлось вносить коррективы по ходу дела. Далее читаем у Москаленко:

«На 12 октября командующий фронтом назначил начало наступления с букринского плацдарма с целью прорыва вражеской обороны и обхода Киева с юго-запада...»

Неудачно.

«Произведя за ночь частичную перегруппировку, 40-я армия 13 октября возобновила наступление... и 13 октября мы, как и другие армии фронта, действовавшие на букринском плацдарме, заметного успеха не имели. Таков же был результат и последующих попыток, предпринимавшихся вплоть до 15 октября».

«В результате Ставка отменила намеченное фронтом на 16 октября новое наступление, потребовав подготовить новую операцию с предварительным сосредоточением необходимых сил и средств...»

«Второе наступление, предпринятое войсками Воронежского фронта на правом берегу Днепра 21 октября, также больших результатов не дало...»

«Тем не менее командование нашего фронта, переименованного 20 октября в 1-й Украинский, приняло решение начать в конце октября третье наступление с букринского плацдарма...» (Москаленко, Указ. соч. – С. 144—151).

Но вмешался Сталин, и третье наступление 1-го Украинского (ранее Воронежского) фронта на Киев с букринского плацдарма не состоялось. По инициативе Ставки были перегруппированы силы фронта на лютежский плацдарм, что привело в конечном итоге к успеху и взятию Киева 6 ноября 1943 г.

А то, что пропагандисты использовали совпадение сроков третьего (оказавшегося успешным) наступления войск 1-го Украинского фронта на Киев с очередной годовщиной Октябрьской революции и отразили это в своих призывах к войскам — это вполне понятно.

Сергей ЛОЗУНЬКО