После того как Юрий Луценко подслушал разговоры на Западной Украине: «Не пора ли уже разделять страну?», и доложил о них общественности, мы тоже задумались о его информации.
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
После того как Юрий Луценко подслушал разговоры на Западной Украине: «Не пора ли уже разделять страну?», и доложил о них общественности, мы тоже задумались о его информации.
Я не стал бы касаться этой болезненной темы, если бы не разлетевшееся на днях по медиа скандальное откровение бывшего министра внутренних дел Юрия Луценко. «Простые люди, живущие на Западной Украине, сейчас интенсивно обсуждают необходимость разделения страны, — заявил он. — Я в выходные был на Западной Украине — в Тернополе, во Львове, был в Луцке, Ровно. Я видел обстановку среди людей. Я в основном был в книжных магазинах и разговаривал с продавцами. Такого напряжения и количества вопросов: «Не пора ли уже разделять страну?», я никогда раньше не слышал. Сегодня начинают говорить, что страна стенка на стенку дальше жить не может — или миримся, или разделяемся. Не дай бог об этом говорить политикам, но это начали говорить простые люди».
Интересно, что бы сказал грозный министр Юра, озвучь нечто подобное пять лет назад кто-нибудь из политиков Восточной Украины — в те времена, когда «оранжевая влада» метала громы и молнии в адрес участников Северодонецкого съезда, а сам Луценко сторонников не то что отделения, но даже безобидного федерализма честил не иначе, как «федерастами»? Кто бы мог подумать, что длинный язык Юрия Витальевича заведет его так далеко от стольного Киева? И не просто в оппозицию, а почти в сепаратизм!
И все-таки дело не только в любви одного бывшего чиновника к пустопорожней болтовне в тернопольских книжных магазинах. Впервые с призраком галицкого сепаратизма мне пришлось столкнуться весной 2003 года во время очередной поездки во Львов. На одной из центральных улиц прямо на заборе крупными латинскими литерами белой краской было начертано: «Svobodu Galichini!». Я сразу же вспомнил ходившие тогда в некоторых западно-украинских газетах рацпредложения перевести украинский язык с отсталой православной кириллицы на передовую западную латиницу.
Было это на исходе кучмовского правления, закончившегося великой «помаранчевой» бузой. Вернувшись из Львова, я оказался в компании галицких «эмигрантов» в Киеве и поделился с ними своими наблюдениями о посещении их малой родины. Один из них — с кольцами и перстнями чуть ли не в носу, как у папуаса, — тогда рок-музыкант, а впоследствии прославленный телеведущий правильной евроориентации, который пять лет будет бросать свои «пять копеек» на одном из честнейших телеканалов, объяснил мне: «То не жарти! У нас на Галичині є великі розчарування і навіть настрої відділятися, якщо все так піде далі».
Стояла, повторяю, весна 2003-го. Тихим, но уверенным шагом продвигалась кучмовская украинизация (читай — «галицинизация»), вытеснялся русский язык из школ, фабриковались в открытую новые мазепинско-бандеровские «герои», которые через пару лет станут монументами. И пусть этот шаг еще не напоминал по опереточному выбросу ноги размашистый ющенковский, но делалось все явно на пользу моему собеседнику, а не, скажем, донецкому шахтеру, одесскому моряку или мне, опальному киевскому литератору, оплачивающему эти культурные «эксперименты» над собой. Подумалось тогда: чего же вам еще хочется? Неужели этой самой латиницы?
Люди на западе и востоке нашей страны действительно очень разные. Сколько третировали культуртрегеры из Западной Украины схидняков за то, что они неправильные — «несвідомі» украинцы! И как болезненно были восприняты в ответ Галичиной статьи Дмитрия Табачника, заявившего, что украинцы-малороссы и украинцы-галичане — это два разных народа.
Раздел этот давний. Просто в нашей официальной историографии он долгое время был табу. Основоположники украинского национализма, сформулировавшие свой проект единой неделимой Украины на рубеже XIX—XX веков, как раз тогда, когда ее будущая территория была разделена между двумя крупнейшими восточноевропейскими империями, исходили из теоретического постулата, что галичане и надднепрянцы — один народ, разделенный только по злой воле австрийского и русского императоров. И что их вековечная мечта — жить в одной общей стране «од Сяну до Дону», где ясные зори и тихие воды, Карпаты и широкий Днипро, степи с запорожцами и полонины с пляшущими гуцулами.
В эту прекрасную утопию совершенно не вписывалось то, что с середины XVII века Галичина и Украина не имели общей истории. Раздел между ними произошел во время восстания Богдана Хмельницкого. Понятия «украинцы» тогда еще не было. Все православное население Речи Посполитой называло себя русинами. Русины востока поддержали Богдана и выбрали ориентацию на Москву. Русины Галичины остались с польским королем. Вскоре к этому прибавился еще и религиозный раскол. В конце того же XVII столетия последний православный епископ Львова Иосиф Шумлянский перевел свою епархию в унию. В это же время Восточная Украина не только сохранила православие, но и дала подавляющую часть церковных иерархов для русской православной церкви (как пишет современный немецкий историк Андреас Каппелер, «коли Петро Великий почав «озахіднювати» Росію… 60% єпископів Росії прибули з України». Пока малороссы — предки нынешних схидняков — принимали активное участие в создании Российской империи, становясь фельдмаршалами, министрами и всемирно известными писателями, русины Галичины незаметно превращались в неизвестный народ. Австрийское правительство, получившее этот край после раздела Польши, обнаружило, что этот самый многочисленный и одновременно наиболее отсталый этнографический элемент края, живущий под властью польских помещиков, представлен только «хлопами» и попами.
Под воздействием культурного возрождения в Малороссии — появления таких писателей, как Котляревский, Квитка-Основьяненко и Шевченко — произведения которых просачивались через русскую границу в Галичину, там тоже начался поиск «корней» и ответов на вопросы: кто мы и чьи мы? Это породило жаркие идеологические споры. Ныне предпочитают не вспоминать, что даже в начале XX века среди греко-католического населения Галичины существовало три этнических самоидентификации. Одни галичане считали себя общим народом с малороссами Российской империи. Другие (так называемые «москвофилы») утверждали, что они русские — такие же, как в Москве или Костроме, только «испорченные» многовековым польско-австрийским владычеством. А третьи — те, чью точку зрения ныне озвучил Луценко, пришли к выводу, что они и не великороссы, и не малороссы, а просто галичане — отдельный народ с особой исторической судьбой.
В целом же, несмотря на эти различия, галичане оставались глубоко лояльными к Австрийскому двору, надеясь только на заступничество «доброго цісаря» в своем извечном региональном конфликте с поляками, господствовавшими в королевстве Галиция и Лодомерия. Они даже заслужили от Вены прозвище «тирольцев Востока» — не за арийское происхождение, а за демонстративную экзальтированную преданность австрийскому императору, отличавшую уроженцев немецкоязычного Тироля — самой германской области многонациональной Австро-Венгрии. Кстати, до самого 1918 года не существовало даже понятия Западная Украина — эту территорию называли или на немецкий манер Галицией, или Червонной Русью.
Восток и Запад — Франко с женой
Нельзя сказать, что немногочисленные энтузиасты нарождающегося во второй половине XIX века украинского движения не понимали этого ментального водораздела по пограничному Збручу. Они всеми силами, насколько умели, пытались преодолеть пропасть, казавшуюся такой же несерьезной, как воды этой мелкой речушки. Когда в 1886 году галицкий писатель-радикал Иван Франко женился в Киеве на дочке генерала-малоросса Ольге Хоружинской, продвинутая украинская общественность видела в этом, по определению современного львовского франковеда Ярослава Грицака, ни много ни мало, как «перший всеукраїнський «соборний» шлюб, що поєднував двох українців по два боки австрійсько-російського кордону. У тому сенсі цей шлюб мав бути ніби малою моделлю української нації. Ідея поєднати Галичину з «великою Україною» в образі Франка та Хоружинської була лейтмотивом промов і тостів під час їхнього шлюбу в Києві».
Символический брак «двух Украин» в образе Хоружинской, переехавшей во Львов, и Франка закончился совершенно непредсказуемо даже для самых заядлых его скептиков: в результате совместной жизни оба сошли с ума. Причем, не в переносном, а в прямом смысле, о чем в школе не рассказывают. Сначала Иван Яковлевич определил в дурдом Ольгу, как он говорил, на почве «сказу еротичного», а потом и сам начал заговариваться и окончил дни в богадельне. При этом Иван Яковлевич регулярно изменял жене со своей старой польской подругой, на которой так и не решился жениться, и жаловался, что с другой женой он бы «досяг більшого». Как это напоминает жалобы нынешних галичан, что, если бы не эти «несвідомі східняки», то они бы уже давно были в Евросоюзе! По словам того же Ярослава Грицака, «у кінцевому рахунку і Франко, і Хоружинська схильні були вважати свій шлюб катастрофою — що було розплатою за «шлюб без любові, а з доктрини».
Министр-этнограф Дорошенко
Галичина казалась схиднякам такой же Украиной, как их собственная, только до первого визита во Львов. Как писал в частном письме министр иностранных дел гетманского правительства Дмитрий Дорошенко о галичанах: «…аж тепер тільки розкусив їх. Дійсно, то зовсім інші люди, з іншою психікою, іншою етикою, іншим світоглядом». И если бы один он так считал! Евгений Чикаленко — издатель первой украинской газеты «Рада» записывает в дневнике 6 марта 1921 г.: «Ріжні історичні та політичні умови виробили у галичан та наддніпрянців ріжні психології, ріжні орієнтації і ми одні одних не розуміємо… Я казав Петрушевичеві (диктатору ЗУНР. — О. Б.) — добивайтесь ви самостійності Галичини, а до Наддніпрянщини не втручайтесь, бо ви її не знаєте і не розумієте».
«А ми хлопці-молодці — петлюрівці». Козаки «Дієвої армії Української Народної Республіки»
Совершенно закономерно, что, когда в результате Первой мировой войны и революций распались Австро-Венгерская и Российская империи, на их окраинах в 1918 году возникли сразу две Украины — Украинская Народная Республика в Киеве и Западноукраинская Народная Республика в Галичине. У них было два правительства, два войска («Дієва армія УНР» и «Галицька армія»), две территории, разделенных все тем же Збручем и, по сути, два разных народа. Распиаренная «злука» двух Украин 22 января 1919 года осталась только на бумаге. «Брак» ЗУНР и УНР закончился таким же сумасшествием, как и идеологический союз Ольги Хоружинской и Франко — Галицкая армия перебежала сначала к белогвардейцам, а потом к красным, а УНР стала союзницей Польши, признав передачу ей Галичины.
Позволю с полной уверенностью утверждать: если бы ЗУНР удалось разбить поляков, а УНР — белых и красных «москалів», и так называемые «визвольні змагання» закончились бы победой двух братских украинских стран, они бы не объединились. Молодые независимые друг от друга бюрократии Киева и Львова просто не смогли бы решить, кто из них главнее. Возможно, до открытой войны между ними так и не дошло бы, но пограничные столбы по Збручу остались бы — ведь никто не снял их и после 22 января 1919-го — той самой легендарной «злуки».
«О, мои тирольцы востока!». Последний император Австро-Венгрии Карл инспектирует галичан
Один из моих старых приятелей-оппонентов, бывший в начале 90-х чуть ли главным идеологом УНА-УНСО (поэтому его признание для меня было особенно неожиданным!), как-то воскликнул в частном разговоре: «Но ведь у нас нет с галичанами ни одной войны, в которой бы мы воевали на одной стороне! Мы — разные!». Я вспомнил его слова накануне второго тура выборов, когда моя знакомая львовянка, живущая в Киеве, заявила, что уедет домой, если… победит Янукович. Услышав ее фразу, я про себя усмехнулся: уедет она или нет, еще не известно, но я-то знал наверняка, что никогда не перееду из Киева во Львов — кто бы не победил или проиграл. Это и есть невидимая черта, разделяющая Галичину и Великую Украину.
И все-таки есть нечто общее, что объединяет эти две Украины. Обе они в 1991 году бежали из СССР. И обе, что предпочитают теперь не вспоминать, в стародавние времена были частями единой Руси — от Карпат до Новгорода и Суздаля, что намного шире, чем ограниченная и географически, и духовно концепция «од Сяну до Дону». Можно сколько угодно объявлять «Слово о полку Игореве» памятником исключительно «давньоукраїнської літератури», но стоит его открыть, и сразу увидишь, что речь там идет о всей Руси, и что автор его взывает защитить отчий киевский престол и галицкого Ярослава Осмомысла, и суздальского Всеволода Великое Гнездо, владевшего Москвой. Галичина — тоже Русь. Отталкивание-притяжение с другими частями русского мира не обойдет и ее. Историю не отменишь. Возможно, сегодня брак по любви между Великой Украиной и Галичиной не возможен. Но совместное проживание в одной квартире — более, чем вероятно. А, значит, для его обустройства нет ничего лучше, чем федерализм. Единство — всегда в многообразии.
Как человек, постоянно занимающийся историей, должен заметить: в политике бывают ситуации, когда истории — слишком много. Можно, конечно, зациклиться на том, что у Ивана Франко ничего не вышло с Ольгой Хоружинской, и сделать вывод, что Галичина и Надднипрянщина не уживутся. Но не думаю, что неудача двух не вполне нормальных людей должна сказываться на судьбе целой нации. Окружающие просто возлагали на них нереалистичные надежды. Сегодня как раз и наступает тот момент, когда разные части Украины при всем своем региональном различии осознают себя частями единого целого — нового, буквально на наших глазах возникшего государства, которое мы все вместе создаем. Давайте спросим себя честно: хочет ли кто-то его распада? За исключением отдельных экстремистов и на западе, и на востоке ответ будет однозначен: нет. Кажется, так легко отделить Галичину. Но почему тогда Россия приложила такие титанические усилия и пошла на такие жертвы, чтобы не дать отделиться Чечне? Потому что в Москве понимали: это будет прецедент, за которым последует полный распад страны. Гипотетическое отделение Галичины привело бы к оживлению сепаратизма во всех остальных регионах. Крым первым бы потребовал после этого отделения.
А выиграла ли бы сама Галичина? Она тут же оказалась бы в ситуации маленького государства, окруженного соседями с территориальными претензиями к ней. Первыми пришли бы те же поляки с требованием реституции — возвращения собственности, принадлежавшей до 1939 г. их предкам. Почему галичане в свое время так мечтали о присоединении к Великой Украине? Почему во время выбора национальной самоидентификации там все-таки победила украинская? Потому что они боялись остаться наедине с многочисленными врагами и искали союзника, которыми могли быть только надднипрянцы — наиболее близкие им этнически. Галичина принесла немало жертв и усилий для достижения Украинской независимости. В нашей нынешней стране она играет роль искры в двигателе, заставляющей мобилизоваться другим регионам. Без управляемого внутреннего конфликта, без региональной «драматургии» невозможно развитие страны. Важно только, чтобы этот конфликт не выходил за рамки, и искра приводила к зажиганию, а не взрыву. Всем политикам, рискующим набирать очки на теме сепаратизма, следует помнить об этом. Они тоже окажутся среди проигравших.
Олесь Бузина
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
