90 лет назад поляки вместе с Петлюрой захватили Киев. Эта оккупация запомнилась киевлянам концертами, спекуляцией на базаре, а еще взорванным на прощанье мостом.
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
90 лет назад поляки вместе с Петлюрой захватили Киев. Эта оккупация запомнилась киевлянам концертами, спекуляцией на базаре, а еще взорванным на прощанье мостом.
Войска поляков вступили в Киев днем 6 мая 1920 года. Они вошли без боя и без помпы, которую можно было бы ожидать от польского национального характера. Аккуратные солдаты. Элегантные офицеры. Никаких грабежей, расстрелов и контрибуций. Это последнее нашествие иноплеменников на Киев за годы гражданской войны своим размеренным порядком до боли напоминало самое первое вторжение немцев в 1918 году. Как и немцы, поляки не безобразничали. Разве что, в отличие от них, не стали мобилизовать баб на мытье вокзала. (Никто, кстати, кроме немцев, за все те бурные годы не удосужился помыть вокзал — ни петлюровцы, ни сменившие их красные, ни белые, выгнавшие петлюровцев, ни снова красные, вытеснившие белых.) Поляков он тоже устраивал в своем естественном антисанитарном виде — может быть, они подсознательно чувствовали, что долго тут не задержатся. В остальном жизнь сразу наладилась.
Киевский мемуарист Григорий Григорьев, пересидевший в городе все перевороты, о воинстве маршала Пилсудского писал так: «Внешний порядок в городе был возобновлен. Стрельбы по ночам не замечалось, о грабежах ничего не было слышно. Даже ходить по вечерам стало свободно, без всяких ограничений, совсем не так, как это всегда делалось раньше в условиях гражданской войны».
Книга Григорьева «В старом Киеве» вышла крошечным тиражом в 1961 году. Этот абзац ее особенно ценен — чудом проскочивший через советскую цензуру, он намекал, что остальные власти, захватывавшие город, несколько безобразничали. Теперь об этом можно писать открыто: первое вторжение красных в январе 1918 года обернулось публичными расстрелами прямо в Царском саду (ныне парк Ватутина возле Верховной Рады). Там выкопали гигантскую яму и партиями валили «буржуев» — всех, кто имел приличную одежду и интеллигентное лицо. Тысячи две настреляли за несколько недель.
Взявшие Киев в декабре 1918-го петлюровцы запомнились самочинными расстрелами на улицах поддерживавших гетмана Скоропадского офицеров. Самое нашумевшее убийство — генерала Келлера — произошло прямо возле памятника Богдану Хмельницкому.
«Вторые» красные — те, что в начале 1919-го выбили Петлюру и войска УНР, в саду публично уже не расстреливали. Их ЧК теперь стыдливо валило жертвы прямо за Институтом благородных девиц (Октябрьский дворец). Расстреливали в основном русских националистов — профессоров, предпринимателей и общественных деятелей — коренных киевлян. Но были среди них и 4 тысячи рабочих, а также не меньше 1500 крестьян, свезенных из окрестных деревень. Расследование комиссии белого генерала Рерберга после изгнания красных «установило 4800 убийств в Киеве лиц, имена которых удалось установить. Из могил кладбищ вырыто 2500 трупов. Могил старше 4-х недель не открывали. Общее число перебитых достигает 12 тысяч человек». (Цитирую по книге «Красный террор глазами очевидцев», Москва. — 2009 г.)
Белые, в последний день августа 1919-го занявшие город, устроили вскоре еврейский погром, оправдывая свое поведение тем, что среди киевских чекистов преобладали евреи. По ночам «выли от ужаса» целые дома в еврейских кварталах. Эта ситуация ярко описана в статье Василия Шульгина, вышедшей тогда же в Киеве в газете «Киевлянин». Но поведение белых я тоже не одобряю — логичнее было бы взять Москву, переловить сбежавших из Киева чекистов, ну а дальше с соблюдением всех правовых норм, с чувством, толком и расстановкой, поступить с ними согласно дореволюционным законам. Правовая база для этого имелась — например, расстрел, предусмотренный военно-полевым судом.
«Третьи» красные, снова вернувшиеся после белых, особенно набезобразничать не успели. Да и не было у них такой возможности — всех, кого хотели, пустили в расход еще при «вторых». И только поляки никого не расстреливали, запомнившись только тем, что отменили все ходившие до этого в городе деньги — и деникинские, и советские, и уэнэровские, введя вместо них только свои. Бабы на базаре сразу стали хвалить белогвардейцев, которые за несколько дней после своего прихода организованно обменяли жителям советские рубли на деникинские.
Юзеф Пилсудский в молодости, как и Петлюра, был социалистом, но сумел стать настоящим вождем нации
Польское финансовое нововведение совершенно развалило товарообмен. Народ переходил на бартер, меняя одежду на картошку. И только через несколько дней Городская дума исходатайствовала у новых оккупантов разрешение пустить в оборот дореволюционные царские деньги. Но их было мало. Поэтому польские солдаты тут же оказались киевскими нуворишами, покупая за бесценок на свое армейское жалованье дорогие вещи на толкучках.
Вместе с войсками 3-й польской армии, которой командовал молодой 36-летний генерал Рыдз-Смиглы, в Киев вошли и их союзники — немногочисленные петлюровцы. Это была 6-я сечевая дивизия полковника Марка Безручко — бывшего царского капитана, уроженца Бердянского уезда, еще в 1908 году окончившего Одесское пехотное училище. Впрочем, дивизия — это громко сказано. Вся она насчитывала не больше тысячи человек. Да и держались союзники отчужденно, искоса поглядывая друг на друга. Сердечности в отношениях между поляками и украинцами не было. Зато через две недели в Киев прибыл Петлюра и, по своему обыкновению, принял парад сечевиков. Парады он просто обожал — как всякий гражданский человек, никогда не служивший рядовым.
А за Днепром, прямо под Киевом, уже проходил фронт. Главным развлечением киевлян было ходить по вечерам на днепровские склоны и смотреть, как в сумерках в районе Броваров вспыхивали артиллерийские выстрелы. Весь Левый берег еще не был застроен. Панорама открывалась куда более грандиозная, чем сегодня. До Киева снаряды полевых пушек не долетали — дальняя пальба казалась чем-то вроде фейерверка. В Купеческом саду (возле нынешней филармонии, в которой тогда было Купеческое собрание) даже постоянно играла музыка. Так и запомнилась польская оккупация — в основном вечерними концертами под аккомпанемент далекой орудийной перестрелки да работающими театрами. А еще зенитками, расставленными прямо на днепровской круче.
Есть такая глава в польской истории: «Чудо на Висле». Оно произойдет позднее, когда красные погонят из Киева поляков и остановятся только под Варшавой. А это было «чудо на Днепре» — странная война, не очень похожая на войну, и оккупация, напоминающая весенний показ мод в виде новой польской формы.
И вдруг чудо кончилось. Красная армия перешла в контрнаступление, и поляки тоже без боя, как и заняли, сдали Киев, подпортив напоследок романтическую легенду о себе. Они взорвали дом губернатора и самый старый в городе Цепной мост, построенный еще при Николае I. Еще два моста повредили, чтобы задержать красных, после чего 10 июня отбыли на историческую родину, прихватив с собой и Симона Петлюру.
Но как же так получилось, что Симон Васильевич в последний раз появился в Киеве, по сути, в польском обозе?
Перед тем как двинуться в последний поход на Киев, Петлюра 21 апреля 1920 года заключил в Варшаве союз с главой Польши Юзефом Пилсудским. Он признал включение в состав Польши Галичины, а также права польских помещиков на земли, которыми они владели до 1917 года на Правобережной Украине. По варшавскому договору, Правобережье оставалось за Украинской Народной Республикой, но так как польская аристократия до революции была тут самым крупным землевладельцем, получалось, что распаеванные поместья после победы над большевиками снова нужно будет отобрать у мужиков и вернуть тем, кто владел ими со времен польской экспансии в Украину в XVII веке.
Сложно сказать, как Петлюра собирался выполнить этот пункт. Все благоприобретенное селяне уже считали своим. Разве что польские войска заставили бы их сделать это силой. Так как у самого Петлюры в начале 1920 года вся армия вместе с обозами и госпиталями насчитывала 7 тысяч человек и 10 пушек!
Но, заключая Варшавский договор, Петлюра был счастлив — впервые его принимали в другом государстве как лидера целой страны! С почетным караулом и всеми положенными по протоколу почестями. Это был его первый и последний заграничный визит.
Крещатик, май 1920. Польская армия вступает в Киев, организованно обходя трамвай
Галичину Петлюра полякам просто не мог не «завещать». Галицкая армия в этот момент после очередного предательства стала ЧУГА – Червонной Украинской Галицкой Армией. Петлюровцам даже приходилось сражаться с галичанами. Об этом факте официозные украинские историки молчат — в очередной раз делают вид, что такого не было.
А вот как описывает этот эпизод в мемуарах, вышедших в США, командир полка Черных запорожцев Петро Дяченко — в 1920-м петлюровский полковник: «5 березня… Від комісара та галичан довідались, що місто Бершадь зайняте 3-м галицьким корпусом… Перед світанком полк підійшов до с. Устє, що віддалене два кілометри від Бершаді. Галичани чекали ворога, бо застави були виставлені, але не дочекавшись – поснули сном праведників… Всього полк узяв: 4 гармати, 4 гарматні ящі з набоями, 2 тяжких кулемети, 15 возів і понад 120 коней. Наказав вистроїтись галичанам і запропонував їм перейти до нас. До 50 стрільців погодились… По дорозі командир галицької батареї кинувся тікати. Декілька козаків пустили своїх коней за ним услід. Уже в селі загнали в суточки, але він зіскочив з коня і почав тікати городами. Влучним стрілом поклали його на місці».
Впоследствии несколько бригад ЧУГА, когда красные станут отступать, перебегут на сторону поляков. А другие — останутся у красных. Такая вот реальность той войны.
Особенной радости от того, что воевать приходится вместе с поляками, в армии Петлюры не было. Традиционный исторический враг вдруг стал «другом». Как писал впоследствии в книге «З поляками проти Вкраїни» генерал-хорунжий армии УНР Юрий Тютюннык: «Ще більшою несподіванкою для широких кол українського громадянства було те, що провід українським полонофільством захопив не хто інший, а той самий Симон Петлюра, що з початку 1919 року декламував «кари ляхам, кари!» з гайдамаків Шевченка».
На практике этот холодок в отношениях братьев по оружию вылился в то, что петлюровцы все время норовили что-то украсть у союзников. Тот же Дяченко вспоминал о подвигах своих черных запорожцев: «Весь час по шляху проходили обози польської армії… В польському обозі повно гусей, курей і свиней. Видно, що усе це не купувалось… Козачата за своїм звичаєм почали полювати на все, що погано лежало на польських возах. Тільки і чути: «Пся крев», та сміх козаків, коли вдалось щось стягнути».
Патриотический польский плакат 1920 г. «Эй! Кто поляк — в штыки!!»
В отличие от Грушевского, Петлюры и других «профессиональных» украинцев, поляки в 1918 — 1920 гг. проявили бесспорный профессионализм в «розбудові держави». Польша воскресла после Первой мировой войны буквально из небытия — из трех частей, принадлежавших Российской, Германской и Австро-Венгерской империям. Почти полтора века поляки жили без своего государства. Даже железнодорожные пути в новой стране были разные. В бывшей «русской Польше» — широкие. В остальных частях — европейские, поуже. Пришлось и их перешивать под один стандарт. Но память о славе старого Польского государства, энергичный вождь Юзеф Пилсудский и множество граждан, готовых воевать за идею великой Польши, вернуло Варшаву на геополитическую карту Европы.
После ухода в конце 1918 года из России немцев конфликт новой Польши с красной Россией был неизбежен. Поляки хотели восстановить Речь Посполитую в максимальных исторических границах — с Литвой, Галичиной, Волынью и Белоруссией. А большевики мечтали о мировой революции под лозунгом: «Даешь Варшаву!», который учили кричать красноармейцев перед атакой.
Сатирический советский плакат на ту же польскую тему
Созданная из ветеранов Первой мировой войны, воевавших в армиях трех империй, польская армия представляла грозную силу. У нее было много оружия, боеприпасов, аэропланов и западных инструкторов — преимущественно французов. Характерно, что первую в истории бомбардировку Киева с воздуха, по советским данным, провели именно поляки 19 апреля 1920 года. Правда, выглядело это достаточно смешно: прилетело несколько «этажерок», покидало легкие бомбы, но ничего не разрушило — только напугало.
Красная Армия в 1920 году, наоборот, была сильно истощена двухлетней гражданской войной. Она потеряла много наиболее активных бойцов и командиров, устала, пережила эпидемию тифа. Дефицит личного состава был настолько остр, что в состав красных частей, перебрасываемых на польский фронт, включили даже бывших белогвардейцев из армии Деникина, сдавшихся под Новороссийском. Тем не менее это воинство нашло в себе силы перейти в контрнаступление. Сдачу Киева поляками предопределил прорыв 1-й Конной армии Буденного, переправившейся через Днепр в районе Екатеринославля, где ее никто не ждал. Опасаясь обхода с юга, польские войска очистили Правобережье. А из Белоруссии двинулся в наступление на Варшаву Западный фронт Михаила Тухачевского. Однако взять столицу Польши не удалось. Война закончилась ничьей и Рижским договором 18 марта 1921 года, по которому Галичина и Волынь остались за Польшей. Мало кто помнит, что в качестве субъекта международного права его подписала не только РСФСР, но УССР — Украинская Социалистическая Советская Республика (именно в таком порядке стояли тогда слова в ее названии). Советский Союз возник только годом позднее. В осадке оказался Петлюра. Его УНР исчезла с карты, а сам он превратился в эмигранта. Как написал примерно в это время украинский поэт и дипломат Александр Олесь:
Чи не мати для нас
і для всіх УНР?
Монархіст ти чи лівий есер,
Друг чи ворог ти — міра одна…
І стоїть УНР, як корова дурна.
Олесь Бузина
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
