Истории от Олеся Бузины. Голодомор от 1933-го до 2009-го

Я никогда не стал бы писать эту статью, если бы не вал спекуляций на тему голода 33-го, который породил нынешний президент. Для меня Голодомор — это не повод для отмывания денег на очередной памятник и не тема для диссертации, которую очень удобно защищать в наши дни. Это часть биографии моей семьи — самое неприятное и тяжелое, что с ней случилось в XX веке. Поэтому, когда сытые, обросшие недвижимостью «новые украинцы» раздувают кампанию о признании Голодомора геноцидом, я не могу испытывать ничего, кроме брезгливости к ним. Потому что, по семейным рассказам, моего раскулаченного прапрадеда Якова Бубыря (1861 года рождения) ставил к стенке хаты его же односельчанин из «комитета бедноты».

Конечно, был еще и Сталин в Кремле, и ВКП(б) — Всесоюзная коммунистическая партия большевиков, определявшая политику коллективизации. Но этого украинца — односельчанина моего прапрадеда, завидовавшего ему за то, что он более умело управляется с землей, почему и числится в налоговой ведомости как «заможняк», мне особенно трудно забыть. Такие, как он, плохо вписываются в понятие «геноцид».

Меня вырастила жертва Голодомора — моя бабушка. В 33-м ей было 12 лет. Все, что ей пришлось пережить, от меня она не скрывала, хотя это был конец 70-х — начало 80-х — самый разгар брежневского застоя, когда о «перегибах» коллективизации никто с трибун не говорил, а в фильмах кулаки появлялись только как отрицательные персонажи с обрезами. А бабушка рассказывала мне о прапрадеде Якове, беспомощно стоявшем под стеной хаты, когда у него искали хлеб (а отдавать было уже вообще нечего!), о его сыне Андрее — бывшем офицере царской армии, которого арестовали за несколько лет до этого, якобы за участие в заговоре, и о своей бабушке, которая умерла от удара (от инсульта по-нынешнему) в разгар всех этих событий, не вынеся ареста сына и полного разорения семьи.

Кстати, арест прадеда спас семью от выселения. Десятка полтора других семей в селе просто вывезли в одну ночь — это была политика депортации кулаков. Я потом смотрел справку, выданную уже в горбачевские годы, о реабилитации своего прадеда Андрея Бубыря (того самого офицера) и о реквизированном у него сельхозинвентаре, двух коровах и лошади. В справку, правда, не попали отобранные личные вещи — они ушли тем, кто его раскулачивал. Это тоже была политика — подобным образом советская власть заинтересовывала энтузиастов раскулачивания своих же односельчан. Оставшиеся без отца дети чуть не умерли от голода — ели в основном варево из крапивы. Другого ничего не было. Бабушка выжила только потому, что ее забрала бездетная тетка, муж которой работал на железной дороге и получал паек. Но голодали в селе не все — те, кто участвовал в раскулачивании, наоборот, вспоминали потом начало 30-х как золотое время — они ели отобранные у соседей продукты и носили их штаны и юбки.

Людоедства, по словам бабушки, на их хуторе Новопетровском Черниговской области не было. Но один из ее рассказов меня потряс. Мальчишка-сосед забрался в чей-то огород и от голода стал вырывать из земли совсем еще крошечную — не больше фасолины — картошку, которая не успела вырасти. Хозяин огорода его убил и труп прикопал тут же на меже.

При этом по хутору действительно гуляли разговоры о людоедстве в других селах. Это был такой массовый страх. Бабушка тоже очень боялась, что ее могут съесть незнакомые люди. При этом она и ее брат, хоть и были детьми раскулаченных, на общих основаниях ходили в семилетнюю школу в соседнее село и там получали порцию жидкого супа, что тоже их отчасти спасло.

Наверное, во многих семьях, чьи корни из села, сохранились подобные рассказы. Поэтому, когда нынешние «историки», делающие карьеру на голоде 33-го, начинают говорить, что в советское время они ничего об этом не знали, я им не верю. Почему я, обычный мальчишка, знал, а какой-нибудь доктор исторических наук, восхвалявший коллективизацию, стал «догадываться» только во время перестройки? Ведь он был на целое поколение, а то и два, старше меня!

К примеру, сейчас чуть ли не главным специалистом по Голодомору считается Станислав Владиславович Кульчицкий — замдиректора Института истории НАН Украины по научной работе. Очень характерный персонаж. Родился в Одессе в памятном 1937 году. В справочнике «Хто є хто в Україні» (2001 г.) о нем сказано: «Росіянин… Батько — Владислав Веніамінович… Мати — Маріанна Карапетівна»… Три десятилетия членствовал в КПСС. Научную карьеру сделал на «трудах» по восхвалению советской власти. Докторская диссертация его называлась «Мобилизация финансовых ресурсов для социалистической индустриализации СССР (1926—1937)». Другие работы тоже имели прекрасные, идеологически выдержанные «вывески». До 1991-го даже служил в идеологической комиссии при ЦК Компартии Украины. Заведовал отделом социалистического строительства Института истории УССР, переименованном после самоликвидации УССР в «Отдел истории Украины 20—30-х годов XX века». Естественно, опровергал трактовку голода-33 как организованной акции, но при независимости полностью поменял свои идеологические приоритеты с точностью до наоборот, опубликовав статью «Сколько нас погибло от Голодомора 1933 года?»

Станислав Владиславович, не примазывайтесь к жертвам! Вас от Голодомора нисколько не погибло! Вы только размножаетесь, плодя «учеников» и до сих пор поражая цветущим видом и умением адаптироваться к любым общественно-политическим условиям — ни одна рептилия так не приспособится! Единственное, что меня пугает, так это то, что пан-товарищ Кульчицкий подготовил более сорока кандидатов и докторов исторических наук — можно только представить, какую «школу» он создал!

Стоит ли удивляться, что сегодня Кульчицкий — убежденный пропагандист Голодомора именно как геноцида? А как же иначе? В советские времена он был самым советским. Теперь — должен быть самым антисоветским. Вот только независимым историком, на мой взгляд, так и не стал.

ГОЛОД СОВПАЛ С ПИКОМ СОВЕТСКОЙ УКРАИНИЗАЦИИ

«Геноцид» в переводе с греческого — уничтожение рода. В начале 30-х искореняли роды трудолюбивых и самостоятельных, а одновременно разводили роды гнилых и угодливых. Почему-то забыли, что одновременно с Голодомором шла политика украинизации. «Вредных» украинцев советская власть уничтожала, а «полезных» оставляла на расплод. А заодно по-украински разговаривать заставляла.

Давайте откроем историю Украины канадского профессора Субтельного. На заре независимости ее издали и переиздали несколько раз. К тому же автор — патентованный, «диаспорный». «Відродження переживала україномовна преса, — радуется Субтельний. — У 1922 р. з усіх публікованих на Україні книжок лише 27% виходили українською мовою, цією ж мовою виходило близько 10 газет і часописів. До 1927 р. українською мовою друкувалася більш як половина книжок, а в 1933 р. з 426 газет республіки 373 виходили рідною мовою».

Обратите внимание: пик советской украинизации как раз совпал с пиком голода. Деревня вымирала, а в Харькове для только что созданного Союза писателей Украины строился отличный кооперативный дом, в котором новые украинские классики с упоением воспевали «радянську владу». Теперь Виктор Андреевич тоже скопом записал их в жертвы геноцида.

ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ ЗА СЧЕТ КУЛАКА

К сожалению, объективное изучение событий начала 30-х годов бывшие партийные историки, ставшие теперь «национально свидомыми», по-прежнему подменяют пропагандой. При классическом социализме все подгоняли под формулу успехов индустриализации и социалистического планового хозяйствования, теперь – под «геноцид». И то, и другое – неверно.

В 1929 году Советский Союз начал первую пятилетку, поставив цель преодолеть промышленное отставание от капиталистического Запада. По этому плану предполагалось продавать на экспорт дешевый хлеб, полученный за счет низких закупочных цен внутри страны, а на вырученную валюту покупать передовые технологии, целые предприятия и нанимать иностранных специалистов для их установки. Из полутора тысяч новых промобъектов четыреста (то есть, почти треть!) планировалось построить в Украине, что и было сделано. Например, такие знаменитые ныне, как Харьковский тракторный завод и самая крупная в Европе электростанция – Днепрогэс.

Неожиданно сталинский план столкнулся с двумя трудностями – нежеланием крестьян продавать хлеб по заведомо низким ценам и мировым экономическим кризисом. Цена на хлеб и другое сырье на международных рынках упала. Значит, хлеба нужно было продавать еще больше. Тогда Сталин выбрал путь коллективизации (из колхозов можно было изымать хлеб централизованно) и уничтожения кулака как класса. Именно в это время из Украины было депортировано в северные районы СССР более миллиона самых зажиточных крестьян.

Отобранные у них коровы, лошади и инвентарь передавались колхозам. Проводить эту политику можно было только сделав ставку на зависть самых бедных крестьян к более зажиточным и присылку из городов рабочих-коммунистов (так называемых «двадцатипятитысячников»), которые становились первыми председателями в колхозах. Но присланные из города чаще всего не умели хозяйствовать на селе. Плохо это получалось и у загнанных в колхоз «незаможников» - бедняков. Не обошлось и без очковтирательства. Тогда же появилась шутка: «Колхоз организован. Присылайте колхозников». Заработать нормально колхозы смогли, только когда в них пошли все те же чудом уцелевшие кулаки – например, мой прадед, вернувшийся после отсидки на Беломорканале. Очевидно, что цель «геноцида» - то есть, уничтожения всего народа, не ставилась. Уничтожался социальный класс. Эту цель большевики открыто провозглашали и воплощали в жизнь. Теперь, не желая разбираться в подлинных обстоятельствах той трагедии, ющенковский режим просто творит новый национальный миф, чтобы отвлечь внимание от своей неспособности обеспечить развитие Украины и нынешнего вымирания нашего народа.

КАК СЧИТАЕТ ТРУПЫ В ИНСТИТУТЕ ИСТОРИИ КУЛЬЧИЦКИЙ

До сих пор не ясно и то, сколько же людей действительно умерло в 33 году? Для меня, например, остается загадкой, как считают потери официальные историки. Тот же Кульчицкий рассказывает об этом настолько мутно, что его трудно понять. А когда ты, наконец, находишь у него конкретную цифру, то и она на поверку оказывается… приблизительной. «Если говорить о гибели людей от голода в Украине в 1933 году, — пишет он, — следует называть только одну цифру — 3238 тысяч человек. Или, принимая во внимание неточность статистики, цифры в диапазоне от 3 до 3,5 млн чел.».

Так все-таки: три миллиона или три с половиной? Это же две большие разницы, как говорят в родном городе Кульчицкого. Что это за «неточность» статистики такая? По какой методике считали? И сколько среди них было украинцев? Ведь «в Украине» и «украинцы» — это тоже две большие разницы! Крестьянство, особенно на юге республики, состояло еще и из русских, болгар, молдаван (в состав УССР тогда входила целая Молдавская Автономная Республика — нынешнее Приднестровье) и многочисленных немецких колонистов, от которых сегодня не осталось никого. А на западе и из людей с польскими фамилиями, отдельные потомки которых записались в «русские» и «историки»! Но это стараются не расшифровывать, автоматически превращая все жертвы в «украинцев», а из интернациональной трагедии делая геноцид только «титульной нации».

Читая размышления Кульчицкого и его некоторых коллег, я пришел к выводу, что им сегодня так же невозможно верить, как вчера, когда они воспевали социалистический строй. Меняется их фразеология, но внутренняя сущность и желание соответствовать требованиям очередной политической кампании остаются неизменными.

Меня особенно насторожила следующая фраза в статье Кульчицкого: «Действительно, если естественный прирост населения снизился с 662 тыс. в 1927 году до 97 тыс. в 1933 году (без учета умерших от голода) и 88 тыс. в 1934 году, то разве не следует эти косвенные потери включать в последствия голодомора?» Получается, что, несмотря на Голодомор, в Украине был положительный прирост? Просто с 27-го по 33-й он снизился? Фраза Кульчицкого настолько мутная, что трудно поддается интерпретированию. Такое впечатление, что он что-то прячет от нас. Поэтому даже его цифра 3—3,5 миллиона не внушает доверия. Разве можно верить человеку, в прошлом умело замалчивавшему факты ради карьеры?

Но страшные выводы напрашиваются, если перенести методику Кульчицкого, подсчитывающего «косвенные» потери от Голодомора, — то есть неродившихся — в наши дни. Известно, что с 1991 года население Украины сократилось на 6 миллионов. Это два Голодомора, «по Кульчицкому», если принять за основу цифру 3 миллиона! А сколько тогда составляют косвенные потери — дети, которые могли бы увидеть свет, но так и не родились в условиях экономического развала и хаоса в эпоху от Кравчука до Ющенко? Вопрос остается открытым.

Олесь Бузина