Истории от Олеся Бузины. Устим Кармалюк: конец «партизана-конокрада»

В каменец-подольскую тюрьму Кармалюк вернулся, как домой. Он уже сидел тут и был, как сказали бы мы, «авторитетом». Буквально через несколько дней знаменитый разбойник подговорил сокамерников и бежал. Но караул начал стрелять. Атаман был ранен в ногу и вновь заключен в крепость. Через несколько месяцев (следствие на этот раз шло быстро) в феврале 1824 года душегубу дали 100 ударов кнутом на рыночной площади в Каменце, заклеймили и сослали в сибирские рудники пожизненно. По приговору суда, он должен был сгнить на каторге.

Но не таков был Устим Кармалюк, чтобы покориться судьбе. В Тобольск по этапу он добирался около года. По дороге часто «болел». Тогда его оставляли в этапных острогах до выздоровления. Однако сбежать не удалось, и в начале следующего 1825 года, памятного историкам восстанием декабристов, Сибирь раскрыла Кармалюку гостеприимные объятия.

Крепость-тюрьма в Каменце. Второй «дом» Устима Кармалюка

Но каторга каторге рознь. В Тобольске с бывшего предводителя шайки сняли кандалы и направили в Ялуторовск на винокуренный завод. Это было место, о котором может только мечтать любой рецидивист — сивушный рай. Администрация полюбила Кармалюка. Он работал добросовестно, всем видом показывая желание исправиться. Повторяю, это был человек с замечательными артистическими способностями! Если бы вы не знали, кто перед вами, то даже не подумали бы, что этот светловолосый молодчага благообразной наружности мог кого-то убивать, жечь и пытать, насыпая ему в сапоги раскаленные угли из печки.

Через три месяца, залечив ноги, натертые на этапе кандалами, Кармалюк снова сбежал, обманув администрацию в ее лучших чувствах. И снова был пойман и водворен на медеплавильный завод. Это была уже настоящая каторга — предбанник у входа в вечность. От медных паров каторжане рвали кровью. При виде этой вдохновляющей картины Кармалюк снова воспрял духом — бежать нужно было немедленно, пока позволяло здоровье. Через неделю он так и сделал.

На сей раз побег удался. Ноги сами несли в Украину — в край веселых девчат и зажиточных «куркулей», которых так приятно грабить. В мае 1826 года Кармалюк был уже в Киеве, украл тут пару крестьянских лошадей на базаре у какого-то чумака, по обыкновению купил тот наряд, который носила любимая им «загоновая шляхта» и под видом мирного чумака из Одессы вернулся в родные края.

Тут Устима ждала еще одна приятная новость. В России сменился царь. Вместо умершего Александра I на пост самодержца заступил его младший брат Николай. По случаю восшествия на престол и на радостях от подавления дворянской «революции» декабристов Николай объявил амнистию обычным «неполитическим» преступникам. Толпы уголовничков потянулись к местам былых криминальных подвигов. Так Кармалюк встретил в Подолии многих своих знакомцев по тюрьме и каторге.

ПОДОЛЬСКАЯ МАФИЯ. Как раз в это благословенное время главным «бизнес-партнером» народного героя стал «бывший еврей», а теперь «честный христианин» Василий Добровольский. В своем обширном очерке о Кармалюке и его соратниках Иосиф Ролле называет Добровольского «выкрестом, сидевшим когда-то в тюрьме, неисправимым вором, теперь же арендатором трактовой корчмы под лесом на полях села Ходак».

Толкучий рынок на Подолии. Литография 1840-х годов

Молодая и аппетитная жена Добровольского очень понравилась Кармалюку, соскучившегося на каторжных винокурнях по женской ласке, и ответила ему взаимностью. Муж отнесся к этому с глубоким пониманием. Высокие экономические интересы были для него важнее низких сексуальных чувств. Сложился идеальный амур-де-труа с разумным разделением труда: Кармалюк грабил, жена корчмаря принимала награбленное, а ее официальный супруг сбывал.

Об этих высоких отношениях хорошо информированный местный народ даже сложил песню:

Ходив Кармалюк до молодиці,

Носив червінців повні саквиці...

Саквицы — это «саквы», то есть мешки — еще одно татарское слово, сделавшее древнерусский язык украинским.

Не могу не удержаться, чтобы снова не процитировать Иосифа Ролле, описавшего этот этап карьеры Кармалюка следующими словами: «Сельская полиция, видя, что против течения плыть трудно, решилась довольствоваться скромными данями, жертвуемыми ей великодушным разбойником, сидела скромно, сама даже предупреждала его об опасности. А Добровольская, простая шинкарочка шляховая, жена выкреста, служит предметом оваций! Крестьянин везде ее встречает с почтением, водку у нее пьет и хорошо за нее платит; а когда у него украдут скот, спешит к возлюбленной разбойника, преподносит ей подарки вещами и деньгами и при посредничестве всемогущей женщины старается возвратить пропавшее. Покорностью многие достигали цели, поэтому сборища в ходакской корчме были большие; напротив, каждый, кто миновал эту инстанцию и обращался к полиции, должен был потом дрожать за свою будущность, потому что мог быть снова ограблен, побит, а иногда и живьем сожжен!»

Украинская ярмарка. Гравюра по рисунку Ильи Репина

Как это похоже на бандитские 1990-е, когда криминальные авторитеты стали самыми уважаемыми в обществе людьми! Напрасно моралисты возмущаются популярностью сериала «Бригада». Он — о жизни. Кармалюк создал точно такую же систему — местная полиция куплена, народ обложен данью, а кто не согласен — тому поджарим пятки! Не исключаю, что он их утюгом и поджаривал — только не электрическим, а на углях. Жил бы в наше время — на «Мерседесе» бы разъезжал и (кто знает?) даже стал бы членом парламента и основателем благотворительного фонда, скажем, «Украина — сиротам!». Сначала наделает сирот, а потом… «помогает» им. Благотворитель!

Материалы следствия свидетельствуют: за полгода в окрестностях Бара, где промышлял Кармалюк, было украдено 2000 волов и 400 лошадей, не считая домашних вещей и одежды. Корчмари охотно все это покупали по дешевке, а потом перепродавали, пользуясь своими связями. Лисью шубу у разбойников они принимали по 4 злотых, коня — по 2 рубля. А за вола, особенно нужного в крестьянском хозяйстве (вол — это тогдашний «трактор»), давали грабителям 10 злотых.

Для сравнения, минимальный оклад армейского капитана в то время составлял 200 рублей в год. По ценам приема награбленного у кармалюковской братвы этот не самого высокого чина офицер мог обменять свою зарплату сразу на 100 лошадей. В наши дни самая недорогая лошадь стоит 3000—5000 долларов. Умножьте эту сумму на 1400 украденных за полгода конских голов, и вы поймете объемы оборотов, которыми оперировала шайка Кармалюка в содружестве с подольскими корчмарями. В современных деньгах через руки Устима Яковлевича проходили миллионы! Вполне хватило бы и на «Мерседес» и на окруженный высоким забором особняк.

На памятнике Кармалюк непокоренный. Но в реальности он и рвал цепи, и сдавал своих бывших соратников

«НОВЫЙ УКРАИНЕЦ». Кармалюк разъезжал по малой родине в шикарном экипаже, запряженном четверкой лошадей, в сопровождении лакея и кучера. Сам он был в лисьей шубе, слуги — при оружии, как было заведено у панов. Именно в таком виде однажды разбойника обложили на хате у его знакомца Ивана Литвинюка в селе Думенка под Баром. Местные жители, еще не подмятые кармалюковской «мафией», кинулись к дому с вилами. «Пан» в лисьей шубе положил первого же из нападавших выстрелом из ружья наповал, гордо изрек: «Я — Кармалюк!» и, пройдя через расступившуюся толпу, сел в сани и уехал.

На кармалюковцев устроили облаву. Несколько мелких злодеев поймали. Но сам предводитель вынужден был после такого «наезда» перенести деятельность в Литинский уезд. Там он попытался отомстить своему старому врагу Островскому, выследившему и поймавшему его в 1823 году. Кармалюк совершил налет на дом Островского в селе Комаровцы. Но тот с семьей был в отъезде — пытать и жарить оказалось некого. Раздосадованным разбойникам достались только домашние вещи небогатого шляхтича и кое-какие деньги — всего на сумму около 1000 злотых.

К этому времени относится и несколько налетов Кармалюка и на панские усадьбы. Банда увеличилась в количестве и чувствовала себя способной на «большие дела». Разбойники зарезали арендаторов в селах Гута и Гришки. Последнего долго пытали, чтобы узнать, где деньги. Это испортило отношение Кармалюка с местной шляхтой. Негласный договор — я граблю крестьян, но не трогаю панов — был нарушен. Кармалюк понимал, что губернские власти все рано будут его ловить, и хотел пожить вволю.

Пострадавшее польское дворянство, еще не утратившее инстинкт самосохранения, объявило «посполитое рушение» в одной отдельно взятой губернии. Зарезав арендаторов двух сел, Кармалюк стал, как сказали бы в наши времена, «беспредельщиком». Отморозка следовало изловить и уничтожить. Но некоторые подпанки с уголовными наклонностями наоборот сочувствовали ему. Особенно часто Устим любил отлеживаться и выпивать в гостях у шляхтича Ольшевского. На этой «малине» Кармалюка в очередной раз и накрыли.

Совершил этот подвиг пан Феликс Янчевский из Кальной Деражни. Он был ветераном двух армий (польской и русской) и за любовь произносить к месту и не к месту публичные речи получил прозвище Демосфен. Кроме длинного языка, златоуст имел еще и долгие руки с пудовыми кулаками. Янчевский пообещал лично поймать разбойника, а тот в ответ посулил подвесить храброго пана то ли за язык, то ли вообще за то место, которым делают детей, и прокоптить, как колбасу.

В ГОСТЯХ У ШЛЯХТИЧА ОЛЬШЕВСКОГО. Тем не менее победил силач-оратор. Вместе с двумя приятелями и дюжиной крестьян отставной кавалерист нагрянул в дом Ольшевского и после жаркой рукопашной схватки скрутил и связал Кармалюка и его сообщников — Василия Добровольского и Илька Скотинчука. Атаман пенился и кричал, что снова вырвется из Сибири, только чтобы отомстить Демосфену. «Мои хлопцы не украли у тебя ничего! — кричал разбойник. — А ты на Кармалюка нападаешь. Разве что сдохнешь, старый пес, только тогда не выслежу тебя!»

Под конвоем Кармалюка отвезли в Летичевскую уездную тюрьму. Потом перевели в Литинскую. Это по соседству. На допросах он заговорил и начал выдавать следствию сообщников и перекупщиков краденного. Не будем наивными — в полиции Российской империи еще были специалисты, которые умели «разговорить» любого «героя», несмотря на то, что официально пыток, как и сегодня, не существовало. Чаще всего подследственному просто не давали пить несколько дней, предварительно угостив солененьким. Впрочем, ждать трое суток было не нужно. Обычно уже наутро самый закоренелый злодей просто не мог сдержать жажду поделиться со следствием воспоминаниями о своих похождениях.

Но нашего преступного гения пытали не жаждой. Кармалюку показали чистосердечные признания его сообщников и пообещали снять с него железный ошейник и устроить свидание с любовницей Магдаленой Добровольской, сидевшей в женском отделении, если он подтвердит то, что и так было уже известно полиции. Атаман подтвердил. Ошейник не сняли. Свидания не разрешили. За такое «кидалово» Устим устроил бунт в тюрьме. Невиданное дело! Он порвал ошейник и кандалы, вооружился ими и стал вызывать на бой тюремщиков. Бунт поддержали только Скотинчук и муж любовницы — Василий Добровольский. Остальные заключенные в ужасе забились по углам. Три дня, забаррикадировавшись, Кармалюк с двумя «побратимами» сидел в отдельной камере, потом, оголодал, обессилил без воды и сдался в плен охране вместе с цепями.

Наместник Польши великий князь Константин требовал еженедельно докладывать ему в Варшаву о деле Кармалюка

Официально Подольская губерния в это время входила в Царство Польское — автономное государство в составе Российской империи. От имени царя им правил его брат — великий князь Константин. Он требовал еженедельно докладывать ему в Варшаву о деле Кармалюка. А дело разрасталось. По нему проходили 250 человек, участвовавших в грабежах, полтысячи посредников-перекупщиков и около тысячи свидетелей. Конечно, это не «партизанская» армия, но действительно огромное по меркам всего одной губернии преступное сообщество.

Приговор, вынесенный в 1828 г. был таков: Кармалюку — 100 ударов кнутом, Скотинчуку и Добровольскому — по 50 ударов, Добровольской — 25. И всем — пожизненная каторга. Сто восемьдесят менее виновных отдали в солдаты или сослали в Сибирь, а всякую мелочь просто выпороли, в том числе и шляхтича Ольшевского, на «хате» у которого поймали Кармалюка.

Супруги Добровольские и Илько Скотинчук так в Сибири и осели, а Кармалюк снова сбежал, проявив свою обычную напористость.

ХОЛЕРА ВСЕХ СИЛЬНЕЙ. В 1830 году на так называемом «черном шляху» появился новый разбойник. Убийств пока не было, но скот исчезал с такой скоростью и в таких количествах, словно его уносила нечистая сила — за два летних месяца пропало 970 волов и 700 лошадей. По округе понеслось: «Кармалюк вернулся!»

Еще в XIX веке подсчитали, что Кармалюк набегал из Сибири без всяких поездов (их еще не было) целых 15 000 верст! Это был выдающийся марафонец. Кроме того, шпицрутенов он получил свыше 4000, а ударов кнутом — больше 200. Но Устим Яковлевич снова был в прекрасной форме и горел жаждой деятельности.

Однако и этого «супермена» победили высшие силы, принявшие на этот раз образ низших организмов в виде холерной палочки. В том же году, как Кармалюк снова явился из Сибири в родные края, по всей Европе от Парижа до Петербурга прокатилась эпидемия холеры. Это был не выдуманный пиарщиками фармацевтических фирм «куриный грипп», а настоящая непобедимая вражина.

Она победила не только Кармалюка, но и его далекого врага великого князя Константина, умершего от эпидемии точно так же, как десятки тысяч простых людей. Плавало в испражнениях героическое русское воинство, подавляя польское восстание, начавшееся в том году. И в той же консистенции тонула в красивых мундирах с эполетами не менее героическая армия восставшего Царства Польского. Внимательно изучала по утрам свои экскременты российская полиция. Умирали от жестокого поноса гордые паны и забитые мужики. Иудеи, католики и православные одинаково молили Бога о спасении.

Холера прекратила любую экономическую деятельность не только в Подольской губернии, но и во всем мире. Никого больше не интересовали краденые вещи. Система сбыта угнанных бычков, которую снова стал налаживать Кармалюк, рухнула в одночасье.

ЗАСТРЕЛИЛИ У «МАРУХИ». Пять следующих лет стали временем медленного угасания знаменитого атамана. Ему даже приходилось ночевать в обычных сараях. Он снова крал по мелочам, как в молодости, заглядывал в окна хат и усадеб, выискивая, чего бы стащить, сидел в тюрьме, бегал, но уже без прежнего блеска. Это был то ли Кармалюк, то ли призрак Кармалюка.

Когда он уже окончательно всем надоел, его выследили в селе Карачинцы и застрелили на хате у любовницы — очередной чужой жены. Кармалюк почувствовал неладное, вышел в сени, столкнулся со шляхтичем Рудковским и получил пулю в висок. Труп опознали. Покойный был в кожухе, польской чемерке, высоких сапогах, имел при себе кисет с табаком, мешочек с пуговицами, ножницы, носовой платок, два пистолета, кинжал и пику: «Лицо овальное, выбритое, подстриженные усы, светлые волосы, зачесанные по-шляхетски, с пробором сбоку, орлиный нос, чело высокое — на нем два следа клейма, на плечах и спине следы рубцов от кнутов, в нижней челюсти недоставало двух передних зубов».

Почему он остался в народной памяти? Да ведь это же и есть подлинный, а не придуманный народный идеал — ничего не делать, грабить, есть, пить, гулять и хорошо одеваться! А еще — чтоб бабы любили.

Для большинства этот образ так и остается недостижимым идеалом. Воплощать его в жизнь страшно, так как расплата — каторга и пуля. Но Кармалюк преодолел инстинкт самосохранения и последовательно жил, грабил и убивал согласно народной мечте. А то, что чаще всего он грабил народ, забылось. В памяти остались только убийства нескольких панов.

Да и грабил-то Кармалюк только тех представителей народа, которые хоть чуть-чуть выбились в люди, сумев что-то заработать или скопить. А кого у нас больше всего ненавидят? Рокфеллера? Ротшильда? Нет! Более удачливого соседа. Зависть к нему особенно понятна. Эта зависть к ближнему и надула воздушный пузырь мифа о Кармалюке. Верхом на знаменитой украинской жабе въехал Устим в историю.

(Окончание. Начало читайте здесь: Истории от Олеся Бузины. Устим Кармалюк: «партизан» и свинокрад)