Для нас война началась двадцать второго июня Сорок первого года. Для Европы — на два года раньше, первого сентября Тридцать девятого. И вот, семьдесят лет спустя, когда почти не осталось живых свидетелей великой драмы, парламентская ассамблея ОБСЕ обвиняет нашу страну в развязывании Второй мировой войны. Наравне с нацистской Германией. Парадоксально: как мы могли развязать войну, в которой сами поначалу не участвовали? Это же не мешок, узел которого можно развязать, потянув со стороны.
Выдвинутая европейскими парламентариями концепция равной ответственности (сталинского СССР и гитлеровской Германии) базируется на трёх китах. Первое: русские подписали с немцами договор о ненападении. Второе: с согласия немцев русские оккупировали ряд европейских стран и территорий. Третье: наравне с немцами русские осуществляли геноцид покорённых народов. Утверждать такое можно, только смешав полуправду с откровенной ложью. Но даже с помощью этого адского коктейля невозможно обвинить нашу страну в детонации мировой бойни.
Есть ли наша вина в подписании Договора о ненападении? Вина — в криминальном смысле (разжигание военного конфликта) или хотя бы в нравственном (потворство агрессору)? Сама по себе формулировка о том, что договор о ненападении означает развязывание войны, выглядит абсурдно. Договор о ненападении отложил войну между СССР и Германией; войну, в неизбежности которой вся Европа была уверена с момента избрания Гитлера рейхсканцлером. LebensRaum, потенциальное жизненное пространство Германии, лежит на Востоке — это был краеугольный камень нацистской геополитики. «Иудобольшевизм» подлежит уничтожению — это был краеугольный камень гитлеровской идеологии. Выбор у нас был очень небогатый: вступать в войну сразу в тридцать девятом или постараться отодвинуть конфликт во времени.
Ввязаться в драку и удушить гитлеровскую агрессию в зародыше — вот что от нас задним числом требуют обвинители. Могли мы себе позволить такую роскошь в августе тридцать девятого? Нет, нет и нет! Для тех, кто видит мир исключительно с европейской кочки, напоминаю: СССР в эти дни уже вёл войну с другим агрессором, на Дальнем Востоке. Август 1939 года — разгар сражения на Халхин-Голе. О масштабах конфликта свидетельствует красноречивый факт: под Халхин-Голом Красная армия уничтожила и пленила японских солдат в три раза больше, чем польская армия вывела из строя солдат вермахта за всю сентябрьскую кампанию.
Японцы взламывали наши границы не наобум. Они ждали открытия своего «второго фронта», ждали удара немецкого союзника с запада. Не дождались. Сразу после подписания Договора о ненападении между СССР и Германией, 30 августа, развязавшее войну на Халхин-Голе правительство Хиранумы Киитиро ушло в отставку. Пришедший ему на смену кабинет Нобуюки Абэ поспешил мириться с Москвой. Одним дипломатическим ударом мы гарантировали себе мир на Востоке и на Западе. Недолгий, но всё же мир.
Был у нашей страны альтернативный выход из японско-германских тисков? Могли мы рассчитывать, что ввязавшись в драку с Гитлером, сможем опираться на английских и французских союзников? Нет, не могли. Кто мог рассчитывать на таких союзников после Мюнхена? Да, они дали гарантии Польше. Но пара английских дивизий, заблаговременно высаженных в Гдыне, была бы надёжнее всяких бумажных гарантий. А поскольку таких дивизий на польской территории не появилось, гарантии Лондона и Парижа выглядели чистым блефом. Как растоптанные в Мюнхене французские гарантии участнице «Малой Антанты» — Чехословакии.
И, наконец, за кого мы должны были воевать в тридцать девятом? За Польшу? Кто враждебнее относился к нашей стране — Польша или Германия — это ещё большой вопрос. Сами польские лидеры не хотели от нас никакой помощи. Польские руки жгло «чужое добро» — украденные под шумок Гражданской войны белорусские и украинские земли. В Варшаве прекрасно понимали — едва на восточные территории вступят красные, белорусы и украинцы восстанут. В тридцатые годы виленская и новогрудская тюрьма были под завязку забиты белорусами — сторонниками объединения с БССР. Так, за симпатии к советской Беларуси, где дети могли учиться на «роднай мове» (бел.) , был замучен в Вильне двоюродный брат моего прадеда.
Тут и пора вспомнить про оккупированные Советским Союзом территории — второй пункт обвинений ОБСЕ. Странная какая-то получается оккупация, без единого выстрела. Мы знаем, как гитлеровцы оккупировали Польшу: битва на Бзуре, подвиг Вестерплатте, пылающая Варшава. Знаем про жестокие бои в Норвегии и Бельгии, про штурм Афин и Белграда. Ничего подобного не было ни в Белоруссии, ни в Прибалтике, ни в Молдавии. Как можно ставить на одну доску гитлеровскую агрессию 1939-40 годов и парадный марш советских войск? Как-то не похоже «бархатное расширение» СССР на разжигание войны.
Почему же «советской оккупации» никто не оказал сопротивления? Да потому, что все присоединённые земли, за исключением Галичины, долгое время дотоле были частями Российского государства. Всё их взрослое население родилось ещё в России и в большинстве своём не воспринимало возвращение «старой Родины» как трагедию. Для белорусов это и вовсе было счастье, праздник национального воссоединения. На администрациях гмин и поветов люди отрывали белую часть красно-белого польского знамени и, размахивая самодельными «чырвоными сцягами», встречали освободителей.
Не спорю, в Прибалтике всё шло не так гладко. На колеблющиеся весы общественного мнения легла тяжесть советских штыков. Но ведь двадцать лет назад исход гражданского противостояния в странах Балтии тоже решили иностранные штыки. Так, с республикой Советская Латвия в 1918 году покончила немецкая «Железная дивизия». С Советской Эстонией разделался барон Маннергейм —- туда были введены финские войска. Если в девятнадцатом западные соседи могли качнуть балтийские весы в одну сторону, то почему восточный сосед двадцать лет спустя не имел права надавить в другую? Советские коммунисты не без оснований считали, что пламя прибалтийской революции было погашено насильно, и сочли удобным «исправить историческую несправедливость».
Соглашусь, что такое «исправление» корректным не назовёшь. Однако от гитлеровской агрессии оно отличается, как небо от земли. Даже британские и французские попытки подобрать утраченные в ходе Второй мировой войны осколки своих империй выглядели гораздо грубее русского возвращения в Прибалтику.
Констатируем два бесспорных факта. Первый: советское расширение 1939-40 годов было осуществлено мирным путём. Второй: Сталин старался не заступить за границу бывшей Российской империи, за пределы исторического русского пространства. Этими чертами политика СССР категорически отличалась не только от политики Гитлера, но и от колониальной политики Лондона и Парижа.
«А как же Финляндия?» — вправе спросить читатель. Да, Финляндия в ряду «бархатных приобретений» была исключением. Но исключением, подтверждающим правило. Напомним, советское правительство в 1917 году первым признало независимость Финляндии и с тех пор ни разу не покушалось на сам факт финского суверенитета. Ведь СССР не угрожал завоеванием Суоми, а банально торговался: Вы нам перешеек, мы Вам вдвое больше земли в Карелии. Но Маннергейму сотоварищи не захотелось карельской земли. Странно — раньше ради Карелии эти же самые лидеры готовы были кровь проливать. Кто не в курсе: Финляндия дважды пыталась завоевать Карелию: в 1920 и в 1921 годах. Двадцатью годами позже разразилась уже третья по счёту Советско-финская война, где наша страна попробовала всего лишь отвоевать то, что уступила прежде, выйти на петровскую границу 1721 года.
Повторю, ни о каком присоединении Финляндии не было речи. Иначе что помешало бы Сталину добить противника весной сорокового года, когда линия Маннергейма была с огромными потерями всё-таки прорвана? Помешала угроза англо-французского вмешательства? Допустим. Тогда почему Красная армия не вступила в Хельсинки летом сорокового, когда Лондону и Парижу было явно не до финнов? Или летом сорок четвёртого, когда нам уже сам чёрт стал не брат? Нет, с какой стороны ни крути, не получается из Советско-финской войны аналога гитлеровской агрессии.
И уж тем более не найти в действиях СССР геноцида. Краткая справка: геноцидом называются действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую или расовую группу. Ни одна национальная группа, оказавшаяся в пределах СССР, такому воздействию не подвергалась. Про бывшие польские территории даже заикаться не стоит: там с приходом Красной армии геноцид был не начат, а прекращён. Польша Пилсудского стирала с лица земли само имя белорусов и украинцев. (Об этом неплохо бы помнить тем варшавским политикам, которые сегодня требуют от России одностороннего покаяния!) Поговорим лучше о том, что принесла «советская оккупация» народам Заднестровья и Балтии.
В 1939 году смертность в Молдавии составляла 17 человек на тысячу, средняя продолжительность жизни молдаванина — 52 года. Под Советами к 1960 году смертность сократилась до шести человек на тысячу, средняя продолжительность жизни выросла до семидесяти трёх лет!
Кроме молдаван, на правом берегу Днестра живут гагаузы. Первые школы на гагаузском языке, первые гагаузские газеты и журналы появились только после присоединения к СССР. В Румынии Антонеску этот народ не имел никаких шансов на национальное бытиё. Гагаузы, в отличие от некоторых «носителей европейской культуры», умеют быть благодарными, и до сих пор среди них царят массовые русофильские настроения.
Наконец, коснёмся «геноцида» народов Прибалтики, которые уже и моральный ущерб успели подсчитать, и счета к оплате подготовили. Накануне присоединения к СССР естественный прирост литовского населения составлял десять промилле, в 1960 году вырос до пятнадцати промилле. В Латвии за это же время увеличился с трёх до семи промилле. Эстонцы при режиме Пятса вымирали, это была первая европейская страна с отрицательным приростом населения. В СССР тенденция изменилась, к 1960 году ежегодный прирост эстонского населения составил шесть промилле. Сейчас, когда Эстония снова стала суверенной, эстонцы снова вымирают. За весь советский период прибалтийские народы имели положительный коэффициент роста населения, в разы превышающий аналогичные коэффициенты у балтийских соседей, шведов и датчан. (Например, в 1980 году: 2,7 у эстонцев, 0,3 у скандинавов). Ещё есть желающие говорить про «советский геноцид»?
Стыдно должно быть тем, кто спекулирует подобной исторической халтурой. Тем, кто ставит на одну доску эсэсовца, заживо палившего детей в Хатыни, и русского солдата, из своего скудного пайка кормившего кашей ребятишек «покорённых народов». Стыдно должно быть разработчице скандальной резолюции, госпоже Вилии Алекнайте, которая посмела приравнять нацистов, разработавших план делитуанизации рейхскомиссариата «Остланд», и «сталинистов», подаривших литовцам старую Вильню!
Странные зигзаги совершает порой историческая память. Ведь тем, что в Европе не дымят адские печи Собибора; тем, что не надо кланяться каждому встречному в форме вермахта; тем, что никого больше не зачисляют в народы «второго сорта» — европейцы прежде всего обязаны Русскому солдату.
Но, может быть, тех политиков, кто мнит себя особенно первосортным и мечтает о поклонах суетящихся вокруг «недочеловеков», именно это в советской военной и предвоенной политике не устраивает? Может быть, в этом наша страна и виновата?
