Нам даже в голову не приходит, что при сравнении потенциалов Рейха и Советского Союза можно не брать в расчёт азиатские народы на азиатских территориях СССР. Это же наши советские люди, наши соотечественники! В то же время мы легко признаём логику, исключающую из сравнения африканские территории Французской империи и их обитателей. Почему?
Как-то раз на одном из форумов вспыхнул спор между патриотами и западниками. По теме, которая за последнее время в зубах навязла: почему наши потери во Второй Мировой войне настолько превосходят потери наших союзников? Западники, как обычно, припомнили и драгоценность человеческой жизни в мировоззрении европейцев, и наших «мясников»-полководцев.
Патриотическая сторона без обиняков заявила: мало чести тем, кто, спасая свою шкуру, сдался, едва получив первые удары. Англичане через Дюнкерк на острова удрали. Французы без боя ворота Парижа открыли. Какие могли быть жертвы у капитулянтов? А наши жертвы — это результат ожесточённого сопротивления, результат непреодолимой воли к победе. Потери героев с потерями драпёжников сравнивать невозможно. И тут поклонники западного метода ведения войн делают неожиданное заявление: мол, что же ещё оставалось делать маленькой Франции, на которую обрушилась вся военная мощь Третьего рейха? Это же не гигантский Советский Союз?! У французов за Парижем и плацдармов для отступления не оставалось: так, делянка виноградников между Альпами и Бискайским заливом1.
Однако Французская империя (даже без потенциала её могущественного британского союзника) накануне Второй мировой войны значительно превосходила Третий рейх как по территории, так и по населению. После «первых Арденн» и Дюнкерка у французов была возможность продолжать сопротивление в центральной и южной Франции (впоследствии немцы в Ла-Рошели держались до мая 1945 года, хотя дрались на чужой земле; а французам за свою кровную сам Бог велел постоять). Мало того, в случае неудачи на европейском континенте, можно было эвакуировать правительство, армию и важнейшие предприятия в Северную Африку. Массив французских владений в Африке, непосредственно примыкающий к театру военных действий, охватывал свыше 10 миллионов квадратных километров с населением почти 50 миллионов человек2. Вполне приличная база для продолжения борьбы. И это не считая удалённых частей империи: Мадагаскара, Гвианы с Мартиникой, Индокитая и прочих Коморских островов — Франция была гигантской державой, раскинувшейся на пяти континентах!
Что же ответили на такое замечание апологеты Петена? Внимание, ответ очень красноречивый: оказывается, какая могла быть надежда на всяких там арабов и негров?! Ведь алжирские мусульмане даже чинили козни против французской армии и готовили восстание в поддержку Гитлера! Да и можно ли рассчитывать на территории, удалённые от линии фронта более чем на тысячу километров?!
Кусок тирады насчёт «всяких там арабов и негров» оставим на совести наших записных либеральных «антифашистов». А вот всё остальное выбить бы аршинными буквами на каменных скрижалях — пусть читают всякий раз перед тем, как соберутся выносить очередной приговор нашей Победе. Потому что наша страна, в отличие от «колыбели демократии», не остановилась перед эвакуацией предприятий на тысячи километров. Наша страна сумела опереться на тунгусов и таджиков, населяющих восточные окраины советской империи. Наша страна не дрогнула перед «кознями» потенциальных повстанцев, будь то горных или степных. И не сдала без боя свои столицы. Вообще никак не сдала.
Теперь вернёмся к главному вопросу данной статьи, о «всяких там» арабах и неграх. Нам даже в голову не приходит, что при сравнении потенциалов Рейха и Советского Союза можно не брать в расчёт азиатские народы на азиатских территориях СССР. Это же наши советские люди, наши соотечественники! В то же время мы легко признаём логику, исключающую из сравнения африканские территории Французской империи и их обитателей. Почему?
Задумаемся: Алжир стал частью Франции в 1830 году. Примерно в то же самое время, когда в состав Российской империи вошло южное Закавказье. Большая часть мусульманских народов была присоединена к России ещё позже (казахи Среднего и Старшего жузов в сороковые-пятидесятые годы девятнадцатого столетия, дагестанцы и адыги в шестидесятые, узбеки и туркмены в шестидесятые-семидесятые). Значительная часть узбеков и таджиков формально стала нашими согражданами только в двадцатом веке, когда социалистическая революция втянула в орбиту Советской России Хивинское ханство и Бухарский эмират. До этого автономно живших хивинцев и бухарцев даже на военную службу не призывали (в отличие от сенегальцев, в годы Первой мировой формировавших весьма экзотичные роты в армии маршала Фоша). Кстати, Сенегал стал французским ещё на столетие раньше Алжира. То есть, Франция располагала значительно большими сроками для имперской интеграции своих окраин. Почему же в момент гитлеровского нашествия казахи, вместе с другими героями-панфиловцами, могли встать нерушимой стеной, защищая нашу столицу у разъезда Дубосеково, а жители Алжира и Сенегала защищать французскую столицу не могли? Почему мы смогли создать авиационное производство в Ташкенте, металлургическую базу в Темиртау и Джезказгане, химические заводы в Красноводске и Баку, а строители французской империи никакого оборонного тыла в своих мусульманских регионах не создали?
Времени у них, повторюсь, было больше. Возможностей — тоже (Франция в девятнадцатом и первой половине двадцатого веков жила заметно богаче нашего Отечества). Может, в состав России вошли народы с более развитой культурной традицией, которым оказалось легче перенимать технологические навыки? Нет, и здесь сравнение не в нашу пользу. Конечно, Самарканд и Хорезм блистали в период средневековья, но время их расцвета принадлежит далёкому прошлому. В большинстве же своём азиатские подданные нашей империи до эпохи первых пятилеток оставались простыми кочевниками или пробавлялись примитивным богарным земледелием. В технологическом смысле не только алжирцы и марокканцы, ведущие свою культурную традицию ещё от Арабского халифата и никогда не прерывавшие связи с развитой средиземноморской ойкуменой, но даже малийцы, создавшие архитектурные шедевры Томбукту, и наследники древнего Бенина могли дать серьёзную фору чабанам Памира и Тянь-Шаня.
Так почему же наши чабаны стали неотъемлемой частью советского фронта и тыла, а феллахи французской Африки — нет? Ответ, кажется, лежит на поверхности. Строители русской империи относились к азиатским народам, как к равным. Архитекторы империй Запада — как к «низшим». Париж рассматривал свои колонии только в качестве неисчерпаемых кладовых дубовой пробки, какао-бобов и слоновой кости, а Москва считала Среднюю Азию равноправным регионом нашей страны. Назвать Казахстан или Узбекистан русскими колониями — язык не повернётся.
Сейчас в «Европах» (не только в кабинетах ЕС, но и в салонах отечественной «внутренней эмиграции») стало модно говорить о сходстве двух режимов: сталинского и гитлеровского — хотя оно, в любом случае, может носить лишь поверхностный, внешний, организационно-прикладной характер. Зато совсем упускается из виду гораздо более очевидное, принципиальное сходство западноевропейских демократий с Третьим рейхом. Ведь этно-расовая иерархия Французской, Британской, Голландской, Бельгийской империй вполне соответствовала идеологии Гиммлера и Розенберга. То же самое мироустройство: наверху процветает «высший народ», внизу копошатся «низшие».
По этой причине западные демократии не могли рассчитывать на поддержку африканского или азиатского тыла в войне с Гитлером. И по этой же причине сами не слишком-то рвались в бой. Зачем проливать кровь в борьбе против идейно близкого противника? Проще открыть ворота и встретить Вермахт хлебом-солью (пардон, вином и сыром). Всё едино, свой брат, «высшая раса». Не татарам московитским и не чумазым сарацинам сдаёмся.
Не демократический Запад, а именно Россия оказалась противоположным идейным полюсом, непримиримым антагонистом гитлеровской Германии. Поэтому наши деды не остановились в смертельной схватке ни перед какими жертвами — и победили.
Владимир Тимаков
1Примерно так же в порыве отчаяния писал Сент-Экзюпери: «Нас было сорок миллионов земледельцев против восьмидесяти миллионов, занятых в промышленности! У нас один самолёт против десяти... один танк против ста.» («Военный лётчик»). Строки поэтические, но весьма далёкие от реальности. И по степени индустриализации Германия и Франция стояли рядом, и численность населения (даже если учитывать одну европейскую метрополию Парижа) различалась не так сильно, а французский танковый парк и вовсе был больше немецкого. Но для Сент-Экзюпери простительно так написать в сорок втором году: тогда требовалось вдохнуть мужество в обескураженных французов, сгладить (даже путём сознательного сгущения красок) пережитый ими позор и восстановить растоптанное национальное достоинство. А вот о чьём национальном достоинстве пекутся сегодняшние адвокаты парижской капитуляции?
2Ближайшие оценочные сведения относятся к 1950 году. Тогда совокупное население Алжира, Марокко, Туниса, Французской западной и Французской экваториальной Африки составляло 51 миллион 690 тысяч человек. («Народонаселение стран мира», М., 1984, под ред. Б.Ц. Урланиса)
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
