За свою жизнь мне доводилось встречаться и беседовать с десятками личностей, которых без всякой натяжки можно считать историческими – от Буденного и Гагарина до Ахромеева и Путина. Но первой была встреча с человеком, навязанное нам представление о котором столь же чудовищно, сколь и несуразно. С Лаврентием Берией.
Это было в далеком 1952 году. Мы возвращались с Сахалина на Большую Землю. На острове тогда не было ни витаминов, кроме содержащихся в лесных ягодах да в шариках, выдаваемых в санчасти, ни развлечений. Зато стихийных бедствий – лесных пожаров, океанских наводнений, снежных заносов и буранов – сколько угодно.
В поезде Хабаровск-Москва в мае 1952-го я был занят новыми впечатлениями. А они все были новыми, ведь я ни разу не видел арбуза или легковой машины. По Транссибу мне понравились семафоры. Отец, сын железнодорожника, пояснил: они для того, чтобы на одноколейном пути не встретились лоб в лоб два встречных поезда. Спрашиваю:
- А если семафор сломается?
- Ну, заметят друг друга – затормозят.
- А как их растаскивать будут?
- Доложат начальнику дороги – что-нибудь придумает.
- А если не придумает?
- Тогда доложат министру путей сообщения.
- А если и он не в силах?
- Тогда – самому Сталину.
- А если и он…
- Сталин может все!
Таков был один из первых уроков политграмоты. Вождь в детском сознании встал на недосягаемом для смертных уровне. Правда, за отсутствием детских книг газеты я уже читал и знал всех членов Политбюро, министров и руководителей дружественных государств.
В Москву мы прибыли 9 мая. Тогда День Победы еще не был нерабочим днем, выходным он станет только в 1965 году. У Ярославского вокзала встречающие сажают нас в открытое такси марки ЗИС, и оно мчит нас в сторону Парка культуры. Мчит, потому что пробок тогда не было. Первые дни в столице – сплошной калейдоскоп. Взрослые потешаются надо мной, я не знаю, что делать с редиской или с клубникой. Позже ем арбуз вместе с коркой. Взрослым интересно показывать мне телефон и троллейбус. Что уж говорить про метро! Не успел еще привыкнуть ко всем московским родственникам, как приехала темноволосая женщина средних лет с Кавказа, по-моему, из Поти. Она была женой брата моей бабушки, а, соответственно, и хозяйки квартиры, вернее, двух комнат в общей квартире в Оболенском переулке, где жило невесть сколько родни. Но она тоже была родней. А в то время это было достаточным основанием, чтобы поселиться на неопределенный срок в тех же комнатах.
Тетя таинственно заявила: на днях я покажу Алику - так звали тогда меня - то, что он больше никогда не увидит. И показала.
Позже я вспоминал, каким особым трепетом окружались ее телефонные звонки. Аппарат висел на стене большой комнаты. И когда она подходила к нему, все затихали и на цыпочках выходили в коридор. И вот, после одного звонка, она торжественно заявляет: сегодня вечером поедем в Кремль. Тогда Кремль был абсолютно закрытым, посетители туда не допускались. Откроют его для широкой публики несколькими годами позже, и тогда модным станет фотографироваться у царь-пушки или царь-колокола. В 1952-м об этом можно было только мечтать.
После обеда к дому на Оболенском подъехал ЗИС – такой же, как встречал нас на вокзале, но закрытый и без «шашечек» таксомотора. За рулем сидел офицер, рядом с ним - подтянутый человек в гражданском. Садимся с «тетей» и с родителями в салон, машина мягко трогается с места...
Как ехали от Парка культуры до Кремля, не помню. Потом машина с ходу влетела под известную еще с Сахалина по рисункам в детских книжках зубчатую кремлевскую стену. Детское воображение дорисовывает: если внимательно всмотреться в кремлевские окна, то прямо сейчас можно увидеть, как «руку поднял Сталин, посылая нам привет». Тот самый великий Сталин, который всемогущ.
Сталина, конечно, не увидели, а вот Ленина довелось. Вышли из машины, навстречу нам шагал обыкновенный пожилой полноватый, добрый на вид дяденька в сером костюме, широких, по тогдашней моде, брюках с отворотами и серой мягкой шляпе. Все взрослые почему-то молча вытянулись, кроме «тети», которая вдруг бросилась к подошедшему на шею и со словами «Лаврентий, как давно мы не виделись!» расцеловала его в щеки. «Какое странное имя – Лаврентий», - подумалось мне. Впрочем, за первые недели пребывания в столице я уже ничему не удивлялся.
Тем временем «дяденька» кивнул застывшим взрослым, а мне положил руку на плечо и спросил: «Ну как, понравилось на Сахалине, Алик?». Такой вопрос я слышал по нескольку раз в день и, не задумываясь, ответил «да». Дяденька сделал кому-то знак одними глазами. И мы пошли подземным переходом. Наконец, очутились в черном зале, слегка освещенном, и я впервые в жизни увидел саркофаг с телом Ленина. Других посетителей в Мавзолее не было. У саркофага стояли солдаты с оружием в руках. «Вот это Ленин, мальчик, запомни хорошенько», - тихонько произнес «дяденька», не снимая руки с моего плеча. Мы постояли у усыпальницы вождя, внимательно вглядываясь в его черты. Спешить не требовалось. Обычной в те времена нескончаемой очереди посетителей не было.
Потом вышли из Мавзолея к кладбищу у кремлевской стены. О чем говорилось там – не помню. Только неожиданно прямо от голубых елей отделялась невидимая до тех пор фигура офицера и вытягивалась перед дядей Лаврентием.
На прощание он спросил: «Опять на Сахалин хочешь?» Много лет спустя я понял выражение лиц взрослых при этих словах. А Лаврентий Павлович шутил.
Прошел ровно год с того момента. Хорошо запомнились похороны Сталина и разговоры взрослых об этом событии. Это было в начале весны, а летом вдруг по всей стране мальчишки начали горланить куплет: «Враг народа Берия потерял доверие, а товарищ Маленков надавал ему пинков!». Интересно, с какой скоростью частушка эта вмиг облетела страну. И почему это товарищ Маленков надавал пинков? Ведь он сам, спустя всего несколько месяцев, получил от кого-то «пинков» и навсегда пропал с политической арены. Дальше вопросы только множились. В чем проявилась измена Берии? В работе на английскую разведку? Но это же просто смешно: организатор и руководитель одной из самых мощных спецслужб в мире, рискуя всем, идет работать агентом в английскую разведку?
Шло время, но ответы на вопросы не появлялось. Где документальные подтверждения «измены» Лаврентия Павловича? Где открытые заседания суда над ним? Был ли вообще этот суд? Появилась версия, что Берия был убит до всякого суда. Позже мне приходилось встречаться с участниками того «якобы суда». Прошли годы, многое поменялось в политике, но они, как под страхом смерти, отказывались сказать хотя бы слово о том процессе. Среди военных ходила байка, будто приводившие приговор в исполнение генералы, а впоследствии Маршалы Советского Союза Москаленко и Батицкий бросили тело казненного в печь крематория, а когда оно начало корчиться под действием жара, один из них пошутил: «Пытается бежать». Другой всерьез скомандовал: «Побега не допускать!»
Тайна Берии оставалась тайной. Где-то уже в 90-е годы довелось побывать на известном уральском предприятии по обогащению урана. Вдруг вижу на территории комбината табличку «ул. Берии».
Спрашиваю ныне покойного знаменитого ядерного физика и организатора: «Что, кино снимают?» «Почему, - отвечает тот, - не было бы Лаврентия Павловича, неизвестно, когда появилась бы у нас атомная бомба». В ответ на мой недоуменный взгляд добавляет: «Сходите в наш музей. Там вам покажут документы, и все поймете». Сходил, посмотрел. В документах, подписанных Берией, ни одного лишнего слова, никаких «идя навстречу… вдвое утроить» и т.п. Все предельно четко: такому-то товарищу в такой-то срок взять там-то и то-то, доложить тому-то, контроль возложить на… Во всем чувствуется организатор.
В те же годы появилась книга сына Лаврентия Павловича – Серго - о своем отце. В ней Берия представлялся как провозвестник будущих демократических преобразований, сторонник объединения Германии и так далее. Тогда почему демократы девяностых не поспешили отдать должное его памяти? И вообще, кем же был Лаврентий Павлович Берия и кому он помешал? Может быть, он был правоверным коммунистом, но «переборщил» с репрессиями? Только вот наиболее массовые репрессии не связаны с его именем. И во время «раскрестьянивания» начала 30-х, и в 1937-м он был, как принято сегодня говорить, «руководителем регионального уровня». Пришел на высшую должность в органах госбезопасности в 1938-м, а в 1939-м уже провел масштабную амнистию для политзаключенных.
Может быть, тогда он не устраивал других ортодоксальных коммунистов своим «демократизмом»? Коли было б так, да еще с учетом службы на британскую разведку, ему бы было воздано должное в годы перестройки и реформ – как никак, союзники и наставники в области рыночной экономики. Назвали бы именем Берии улицы, поставили памятник в центре Москвы. Ничего этого не произошло.
Гораздо правдоподобнее выглядит другая версия. Нигде и никогда вопросы собственности не решаются голосованием или уговорами. За нее дерутся, и дерутся насмерть. В Советском Союзе, впервые в истории человечества, было создано общество, не признающее власти «золотого тельца», за два десятилетия небывало укрепившееся, создавшее мощнейшее государство, защищавшее общую собственность от посягательств. Неужто у этого государства не было врагов, не было желающих присвоить собственность, «общую, а значит, ничью» и поделить между собой? Конечно были - и немало. Это убедительно продемонстрировали 90-е годы.
В марте 1953 Сталин умирает. Кто остается главной преградой на пути к дележу собственности? Наверно, и возглавлявший правоохранительные органы Берия.
Убрав его, на Берию можно было списать заодно и массовые репрессии, в которых увяз в свое время Никита Хрущев. После этого можно будет демонтировать и все старое, верное социализму, партийное руководство. Судить Берию – дело хлопотное, так и себя разоблачить можно. Легче сначала потихоньку убить, а потом все фальсифицировать, приписав, кстати, Лаврентию Павловичу и убийство Сталина.
Это – лишь версия. Долго, наверное, еще историкам разбираться – так ли оно все было...
Специально для Столетия
Смотрите также:
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
