Дефольклоризация Ленина и вопрос о власти

Застоя не застал, и личные воспоминания о советской власти далеко не самые радужные: очереди, дефицит, безвластие и тотальный Горбачёв с женой по телевизору.

Но, тем не менее, со школьных времен отчётливо помню три исторические даты: Ледовое побоище, отмена крепостного права и день рождения Ленина.

В эти апрельские дни на каждого советского школьника из учебника смотрел курчавый маленький Володя, с которым, если верить Бонч-Бруевичу, приключилось много поучительных историй. И в гимназии он был за справедливость, и с печником на равных общался, и на лыжах ходил, и на турнике подтягивался.

Короче, Ленин из фигуры политической превратился в фигуру фольклорную — то есть лишённую какого бы то ни было политического содержания. Ленин – это идол, а идолам, как известно, надо либо поклоняться, либо бороться с ними, навязывая других идолов. Чем, собственно, и занимаемся мы в отношении Ленина. И за всем этим фольклоризмом уже практически полностью утрачено политическое наследие Ильича. 

Последние 25 лет наш политический класс избегает главной политической дискуссии — дискуссии о власти. Мы живём в каком-то иллюзорном мире, где политическая дискуссия превратилась в бесконечную череду обещаний земных благ. Вопрос о власти представляется политическим классом как само собой разумеющийся процесс, якобы решающийся с помощью выборов. То есть на самом деле мы имеем дело с простейшей социальной технологией: население верит, что в ходе выборов обладает властью, а политический класс делает вид, что берёт у населения власть на короткое время. Процедура выборов является лишь клапаном для спускания пара недовольства народных масс, в ходе которых якобы решается вопрос власти.

Но, по большому счёту, вся эта представительски-демократическая процедура имитации смены власти к собственно власти никакого отношения не имеет. Имитация деятельности не есть деятельность. Вы можете каждое утро петь гимн Советского Союза и вывешивать красные флаги у себя на балконе — но от этого на карте мира не появится ГДР, а в гастрономах водка по 3,62.

Собственно, для того, чтобы понять это, и нужен Ленин. В своих конкретно-исторических условиях он поставил в центр политической повестки именно вопрос о власти. Не о властвовании как о техническом руководстве, а о власти как о целях и воле. Тогда в ходе революционного кризиса Ленин поставил вопрос ребром: властью обладает лишь тот, кто способен ставить цели и обладает достаточной волей для их достижения. А всё остальное — платформы, идеи, организационные формы — вещи важные, но, по большому счёту, вторичные.

Находись Ленин в парадигме постфевральского политического деятеля — перед ним открывались бы отличные перспективы респектабельного лидера парламентской партии. То есть откажись Ленин от борьбы за власть в истинном смысле этого слова, то с личной карьерой в либерально-демократической парламентской России было бы всё пучком. И прожил бы, скорее всего, намного дольше. Зюганов с Симоненко уж точно могли бы позавидовать.

Но выбор был сделан в пользу власти. Причём на самом деле не имеет значения, какие мотивы двигали Лениным, — важно, что вопрос о власти был решён. Потому что вести парламентские дискуссии можно было бы не одно десятилетие. И что было бы с рассыпавшей и в то же время воюющей страной в ходе демократических дебатов, – вопрос более чем риторический.

Пожалуй, последний раз до Ленина вопрос о власти стоял лишь в период Смутного времени. И самым простым решением было – склониться перед более мощным и сильным противником в лице Речи Посполитой и отказаться отвечать на сложные вопросы о воле и целях.

Вообще, если абстрагироваться от конкретно-исторических условий, то вопрос о власти неразрывно связан с вопросом о суверенитете страны. Единственная возможность обрести суверенитет — это когда политический класс способен отвечать на вопрос о власти. Ярчайший тому пример — кризис в Советском Союзе. И если искать в современной истории анти-Ленина, то им, безусловно, является Михаил Горбачёв — человек, который принципиально отказался решать вопрос о власти и в результате лишивший страну суверенитета. 

Вторым немаловажным фактором, мешающим осмыслению исторических масштабов Ленина, являются наши коммунисты. Будучи мелкими парламентскими шулерами, они попросту неспособны понять, что за политическое наследие им досталось. Российский Зюганов, украинский Симоненко и прочие «комми» давно превратились в карикатуру на «верных ленинцев». И своей деятельностью ещё больше фольклозируют Ленина, более походя на героев анекдотов про Ильича, нежели на людей, способных решить вопрос власти. Уж лучше бы компартии были запрещены — тогда, по крайней мере, был бы шанс, что ленинизм превратится в политическое сектантство. Хотя, с другой стороны, чем масштабнее историческая личность, тем больше пародий она порождает.

И третье – самое важное. Историчность Ленина мы, скорее всего, поймём в ближайшее время, когда в ходе коллапса мировой социально-экономической системы эмиссионного доллара наш политический класс попросту окажется неспособен обеспечить жизнедеятельность страны. Наши управленцы – от министра до начальника городского управления мотивированы исключительно извлечением личной прибыли. Коррупция сегодня – это единственный движущий элемент государственной машины. Убери коррупцию — и всё остановится, потому что никаких других управленческих и политических инструментов попросту нет.

Поэтому, когда в США решат объявить дефолт нынешней миросистеме, наш политический класс в своей массе, скорее всего, окажется на островах — поближе к капиталам. И вот тогда вопрос о власти станет как никогда актуален, а мы сможем приблизиться к пониманию исторических масштабов Ленина. И он точно не покажется нам фольклорным персонажем.