Истории от Олеся Бузины. Поэт Михайль Семенко: «Я палю свій «Кобзар»!»

С этого громкого скандала, приключившегося буквально накануне 100-летнего юбилея Тараса Шевченко, начался, можно сказать, модернизм в украинской литературе. Да и сама современная украинская литература тоже с этого скандала началась. Хотя нужно отдать должное жрецам официального культа Тараса Григорьевича. Эти угрюмые господа, простите, паны и товарищи, сделали все, чтобы сначала втоптать имя Семенко в грязь, а потом предать его полному забвению.

Имя этого поэта с такой тщательностью вычистили и до сих пор вычищают из истории «укрсучлита», что не только обычные граждане, окончившие школы, но и студенты филологических факультетов практически ничего о нем не знают. В лучшем случае слышали, что был такой украинский футурист Семенко, издавший когда-то книгу своих стихов под претенциозным названием «Кобзар» и расстрелянный НКВД в 1937 году. Но все, что предшествовало этим событиям, предпочитают не вспоминать. А редкие, крошечными тиражами переизданные стихи скандалиста Семенко предпочитают печатать с жуткими купюрами, подвергая покойного поэта драконовской хуторянской цензуре.

Между тем литературный бунт Михайля Семенко был абсолютно закономерным явлением — первым публичным проявлением неприятия того маразма, который породил демонстративное кобзарепоклонство со стороны людей, ничего не знающих о Шевченко и не желающих знать.

В 1914 году «украинство» готовилось встречать 100-летие со дня рождения Шевченко. Журналы печатали сотни пустых «похоронных» статей. Произносились длинные и нудные речи на литературных вечерах. Издавались «Кобзари». Ушлые проходимцы из числа «профессиональных украинцев» даже начали собирать деньги на первый памятник Шевченко.

Его должны были установить в Киеве на том месте, где сейчас клумба на площади Льва Толстого. Городская дума уже дала согласие — как видите, никто в Российской империи Николая Второго чтить память Шевченко особенно не препятствовал.

Но жулики-шевченкофилы пожертвования собрали, а монумент Тарасу… так и не отстроили, спрятав «налог» на Великого Кобзаря в свои еще более великие карманы. (Примерно также один уже нынешний «молчаливый» жулик-депутат собирал недавно с доверчивых граждан средства на так называемый «Храм Тараса» и выплачивал из госказны гонорары себе и своей супруге-графоманке за «промови», произнесенные ими на публичных мероприятиях в честь покойного Тараса Григорьевича. «Храм» он так и не построил. Зато до сих пор получает дотации из бюджета, делая вид, что «просвещает» массы и способствует распространению украинского языка.)

Хватало таких «просветителей» и в начале прошлого века. Украв общественные средства на памятник Шевченко, им очень хотелось отвлечь внимание от своих грязных финансовых махинаций. И тут, как нельзя кстати, подвернулась чистая неискушенная душа начинающего стихотворца — 22-летнего поэта Михайля Семенко, которого буквально тошнило от киевских кобзарепоклонников во главе с хитромудрым строителем многих домов и дач, будущим главой Центральной Рады Михаилом Грушевским и редактором официального органа украинофилов — газеты «Рада» — Сергеем Ефремовым.

Михайль Семенко: «Поживши з вами, відстаєш на десятиріччя»

Буквально в день празднования 100-летия Тараса в некоторых киевских магазинах появилась крошечная (всего 8 страниц!) книжечка, на титуле которой красовалось слово «Дерзання». Но самым скандальным была даже не сама книжечка, а предисловие к ней под названием «Сам». В нем Михайль Семенко писал: «Ей ти, чоловіче, слухай сюди! Я хочу сказати тобі декілька слів про мистецтво… тільки декілька слів… Ти підносиш мені засмальцованого «Кобзаря» й кажеш: ось моє мистецтво! Чоловіче, мені за тебе соромно… Ти підносиш мені заяложені мистецькі «ідеї» й мене канудить. Мистецтво є щось таке, що тобі й не снилось. Я хочу тобі сказати, що де є культ, там немає мистецтва. А передовсім воно не боїться нападів. Навпаки. В нападах воно гартується. А ти вхопивсь за свого «Кобзаря», від якого тхне дьогтем і салом. І думаєш, що його захистить твоя пошана. Пошана твоя його вбила. Й немає йому воскресення. Хто ним захоплюється тепер? Чоловік примітивний. Як раз вроді тебе, показчиком якого є «Рада». Чоловіче. Час титана перевертає в нікчемного ліліпута і місце Шевченкові в записках наукових товариств. Поживши з вами, відстаєш на десятиріччя. Я не приймаю такого мистецтва. Як я можу шанувати тепер Шевченка, коли я бачу, що він є під моїми ногами? Я не можу, як ти, на протязі місяців витягувати з себе жили пошани до того, хто будучи сучасним чинником, є зьявищем глибоко відразливим. Чоловіче! Я хочу тобі сказати, що в сі дні, коли я от се пишу, гидко взяти в руки нашу часопись. Якби я отсе тобі не сказав, що думаю, то я б задушився в атмосфері вашого «щирого» українського мистецтва. Я бажаю йому смерті. Такі твої ювілейні свята. Отсе все, що лишилося від Шевченка. Але не можу й я уникнути свого святкування. Я палю свій «Кобзар».

Большинство украинских книжных магазинов авангардную книжку Семенко продавать отказались. Впоследствии сам ее автор вспоминал: «Чудний край ся Україна... року Божого 1914, в февралі місяці, Україна вперше виявила той скарб, який вона в собі носить. Об`явила його моя маленька брошура (Семенко — «Дерзання» поези, ц. 11 к.) яку ідейні крамарі відмовились продавать і виявили не мале, справжньо ідейне, обуреннє, мотивуючи вчинок так: 1) книгарня «Української Старини» — «якийсь капосник облив помиями батька Тараса», 2) книгарня «Час» — «не продаємо прінціпіяльно», 3) книгарня «Л. — Н. В.» («Літературно-наукового вісника») — «хай полежать, не продаватимемо, поки не побачимо, що скаже преса»…

«Критика» набросилась на первого украинского футуриста, как стая зараженных бешенством собак. Один из деятелей тогдашнего «профукраинства» Никита Шаповал, скрывшись под псевдонимом Сриблянский, назвал творчество Семенко «бандитизмом». Хотя за всю свою жизнь Семенко никого не ограбил и не убил.

Другие называли автора антишевченкоманского манифеста «юродивым», «садистом», «хамом» и обещали «набить ему морду». Бичеватели Семенко даже не заметили, что защищая «высокое», они пользуются лексиконом уголовников и базарных торговок.

Зачитана до дыр. «Кобзар» Михайля Семенко не переиздавался с 1920-х годов. Сегодня это самая замалчиваемая украинская книга

Семенко по праву занял место первого украинского литературного провокатора. Он выявил всю лживость культа Кобзаря. Если жрецы нового «божка», навязываемого обществу, ведут себя, как дикари, то каков же тогда сам божок? Это было глотком чистого воздуха в болотных испарениях того, что называло себя «украинской культурой». Болото сочло себя смертельно оскорбленным. Болото думало, что оно чистое озеро, и уверяло всех в этом. Но 8-страничная книга Семенко развеяла все иллюзии.

Уже позже, после революции, Семенко издаст свою главную книгу, которую эпатажно назовет «Кобзарем». И даже трехтомное собрание своих стихов. Писал он невероятно много. И невероятно талантливо. Его завещание стоит привести полностью. Это страшные строки для всех председателей, бригадиров и рэкетиров из литературного колхоза под названием «Спілка письменників України»:

Комусь попаде і ці книжка.

Історії літератури — не обійти, —

як би я не заплющував очі і не опускав їх низько.

Не обдуриш історії, читачу, й ти.

Знайдуться моськи, що будуть плювати,

доводячи свою

«революційність теж»:

«і яке, мовляв, хутористичне нахабство,

і яке не сучасне, і чуже без меж».

Кумовством обдуриш хіба себе й кума.

Не всі народились однаково. Й знову ж

доводиться й далі працювати й думать.

От чому про історію в мене коротка мова.

4/Х 1930 Харків.

Десятки выданных благодаря кумовству Шевченковских премий не стоят ни одной строчки Михайля Семенко, которого не миновала пуля, но, слава богу, обошла эта позорная награда за выдающиеся достижения в области украиноязычной графомании.

XXI век еще откроет Семенко. Он недаром назвал свой журнал, который издавал в Харькове в конце 1920-х годов, «Новою генерацією». Время этого поколения людей будущего уже наступает. Давно назрела необходимость переиздать в полном объеме «Кобзар» Михайля Семенко. Тем более что если быть честным, он имеет куда больше прав на книгу с таким названием, чем сам Шевченко.

Сборник поэзий Тараса Григорьевича на самом деле назывался «Кобзарь», с мягким знаком в конце. Этот мягкий знак отбросили твердолобые украинизаторы в те же 20-е годы, чтобы отдалить Тараса Григорьевича от русского языка, на малороссийском диалекте которого он писал. Было бы справедливым переиздавать знаменитую шевченковскую книгу так, как ее озаглавил сам автор, а не горе-производители литературного фальсификата — самогонщики от литературоведения и псевдопатриотизма.

Семенко вернулся в Киев весной 1918 года. Он пережил тут гетманский переворот и приход Петлюры. Но петлюровцем не стал. Более того — подался в революцию, к большевикам. О том, что он погиб в застенках НКВД, в узких кругах специалистов по «розстріляному відродженню» любят проливать крокодильи слезы. Но боятся печатать стихи самого Семенко, написанные в 1920 году, во время советско-польской войны:

Придавила кнопку пальцем

Антанта.

Обізвались вранці.

Хто — Варшава?

Смикніть Петлюру –

уже час —

нехай виводить банди –

на комуни.

— Пан наказав.

Пішла робота. Брат на брата.

Обдурені — на робітників

в ворожий наступ. На фронті зрада –

і захопили червоний Київ…

Хіба це не кожному ясно?

Хіба забракне червоного вогню?

Революція ще горить прекрасно,

всміхаючись завтрашньому дню!

Абсолютно не разделяя политических взглядов Семенко и сочувствуя среди всех сил в Гражданской войне прежде всего белогвардейцам, я не могу не отдать должное его таланту и поэтическому темпераменту. Ибо литература выше любой политики.

То, что это так, доказывает то, что одна из первых достойных статей о Семенко появилась в мюнхенском националистическом журнале «Сучасність» в мае 1989 года. Ее автор — профессор украинской литературы и языка Альбертского университета (Эдмонтон, Канада) Олег Ильницкий, не побоялся вспомнить добрым словом Семенко и украинских футуристов — его последователей. А редактор журнала — Тарас Гунчак не побоялся поставить эту статью в номер, рискуя навлечь на себя гнев «тарасопоклонников».

«Семенко, Шкурупий и Бажан семафорят в будушее». Карикатура на украинских футуристов из журнала «Глобус» за апрель 1927 года

Между прочим, в той статье, называвшейся «Шевченко і футуристи», приводились слова младших современников Михайля Семенко, высмеивавших вслед за ним официозный культ Кобзаря: «Шановний Тарасе Григоровичу! Ви заплямовані гоппошаною просвіт», «Лозунг наш — геть Тараса іконописного!», а шевченкопоклонники назывались «шевченкоїдами».

Помните эти слова Михайля Семенко:

Тарас Шевченко —

жива людина,

а не легендарний Ісус Христос.

Тарас Шевченко —

з черевом і мозком

а не всихлі

підмащені олією

мощі.

Тарас Шевченко

обідав і пив горілку…

Десять лет назад, в пору написания «Вурдалака Тараса Шевченко», я еще ничего не знал о «шевченкоборстве» Михайля Семенко. Но открыв для себя эту историю весной нынешнего года, удивился тому, что меня ругали теми же словами, что и автора футуристической книги под названием «Кобзар». Значит, тяга к новой информации и исторической правде — не убиваема. Сам того не подозревая, я выполнил мечту украинских футуристов — показать Шевченко без штанов.

Именно этого Шевченко и боятся больше всего некрофилы от шевченколюбия. Ибо, как заметил один из друзей Семенко, футурист Гео Шкурупий, обращаясь к Шевченко: «Дотепний богемець, передовик, член товариства «Мочеморд». Ви тепер були б опудалом, як і ми, для всіх просвітянських орд!».

ЕГО РОДИЛА ПОЛТАВЩИНА — КОЛЫБЕЛЬ «УКРСУЧЛИТА»

Мальчишка с Полтавщины. Фото будущего футуриста

И тут самое время спросить: как могло появиться в украинской литературе такое явление, как автор «Дерзань»? Семенко родился в той части Украины, которая породила больше всего литературных талантов, — на Полтавщине. Из этих мест происходили и сам литературный украинский язык, и основатель украинской литературы Иван Котляревский, и Николай Гоголь, которому эта литература была тесна, как детские штанишки взрослому человеку, и такой современник Семенко, как Остап Вишня. Край веселых и свободных людей просто не мог не родить человека, которого искренне тошнило от ежегодной шевченкофильской мертвечины.

Семенко настаивал, что Шевченко — обычный человек, и отказывался почитать его новым «богом». Тем более, что в те времена многие еще помнили живого, неотретушированного Тараса — пьяницу, обжору, бабника и скупердяя. В конце XIX века множество мемуаров о Тарасе печатал журнал «Киевская старина». Каждая интеллигентная семья в Украине подписывала это издание. Нужно было быть полным идиотом, чтобы поверить в «божественную сущность» Шевченко, начитавшись подлинных документов и воспоминаний о его похождениях.

А Семенко, слава Богу, родился в небогатой, но интеллигентной семье, жившей в маленьком местечке Хорол. Его отец был мелким чиновником, мать — писательницей. Сам Михайль учился сначала в реальном училище, а потом в Петербургском психоневрологическом институте. Он закончил только три курса. На четвертом — началась Первая мировая война, призвавшая поэта в армию и отправившая его аж во Владивосток — в радиотелеграфную роту. Но три года в Петербурге (заметьте, в том же городе, где получил развитие и талант Шевченко) навсегда сделали из Михайля Семенко футуриста — человека, влюбленного в будущее, а не приносящего жертвы прошлому.

Студент из Украины попал в столицу империи в тот самый момент, когда она переживала пик Серебряного века в литературе. Только что отгремела слава символистов. Брюсов и Блок на глазах становились историей. Всходила звезда акмеизма — Ахматовой и Гумилева. И главное — на литературную сцену, буквально наперегонки, ломились футуристы. И эгофутуристы в лице Игоря Северянина. И куда более многочисленные кубофутуристы, самым ярким из которых был Маяковский — еще не бритый налысо, но уже в желтой кофте.

Михайль Семенко одновременно испытал влияние и Северянина, и Маяковского. Он изобрел собственную разновидность этого литературного течения, назвав ее «кверофутуризмом». («Кверо» по-гречески — «искать»). Не будет преувеличением сказать, что автор «Дерзань» оказался самым крупным искателем в украинской поэзии ХХ века — настоящей антитезой шевченковскому «Кобзарю», который он бросил к своим ногам.