Разговоры о том, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить» в разных вариантах встречаются достаточно часто. И нередко в контексте: «Да, мы вот такие, что Цивилизованный Запад нас понять не может, зато у нас Духовность повышенная».
При этом, заметим, всегда идет сравнение с Западом. Между тем Восток нас тоже как-то не очень понимает. К этой же проблеме относится и так называемое евразийство, и стремление объединить судьбу русского народа с судьбой белой расы в целом. Но в существующей исторической действительности это игра в одни ворота. Запад уже не раз в новой и новейшей истории откровенно грабил Россию (конечно, через посредников, имеющих российское гражданство) и использовал ее в своих целях. Вспомните хотя бы Первую и Вторую Мировые войны — кому они были выгодны? Отнюдь не России и не Германии…
Но разговор о «бремени белого человека» у нас еще впереди, а сейчас мы говорим о русском характере. Согласитесь, что русские понимают себя вполне адекватно — на то они и русские. Непонимание идет именно от других наций. И даже не отдельных, а именно от конгломерата «Запад». Про «Восток» обычно просто умалчивают, так как «Цивилизацией» сейчас принято считать именно Запад (Европу + Америку). Непонимание менталитета друг друга многопланово (примеры я приводил в первой части статьи), но в этой конкретной работе я рассмотрю, на мой взгляд, определяющий аспект — устройство социума в плане соотношения индивидов. В этой модели Запад соответствует так называемой атомизации населения; Восток — коллективизации; Россия же издавна шла своим путем — общинным.
Что же означают эти понятия?
Атомизация населения — это разделение на отдельных индивидов. Именно те самые «винтики», про которые так много кричала антисоветская пропаганда. Главный принцип — стандартизация и взаимозаменяемость. Человек в этой системе рассматривается не как личность, а как сумма своих свойств — профессиональных и индивидуальных. Вторые проверяются на соответствие общепринятым нормам. Никаких общественных «горизонтальных» связей в этом случае практически не предусмотрено. Человек человеку — Эффективный Собственник. Например, американские студенты не просто не дают друг другу списывать, но и радостно закладывают соучеников по этому поводу. Для русских студентов такое поведение, как сами знаете, не характерно. Причина элементарна: первые рассматривают друг друга как конкурентов, вторые — как товарищей. Описание «стандартная работа в офисе атомарного социума» было приведено в первой части.
Еще один пример — брачный контракт. Очень соответствующий духу атомарного общества, но вызывающий недоумение в среде русских. Ну да, бывают — и нередко бывают! — ситуации, когда при разводе было бы куда удобнее, чтобы такой документ существовал; но вот составить и подписать его заранее… Между тем в атомарном обществе в подобных контрактах считается нормой оговаривать не только имущественные вопросы, но и, простите за подробности, частоту и продолжительность интимных встреч мужа и жены.
Коллективизация как суть общества — это противоположность атомарности. При таком устройстве социума индивид рассматривается исключительно как часть коллектива. Именно такой подход характерен для Востока. Собственно говоря, сутью является даже не это, а уход от личностного, что и проявляется в социуме соответствующим образом. Востоку присуще стремление «слиться со всем миром», избавиться от «я» (которое является «священной коровой» Запада), как тому учит буддизм. Впрочем, именно буддизм — продукт восточного менталитета, а не наоборот. Вспомните идеалы служения самураев: все сводится к тому, что личные желания не имеют значения, но лишь Идея представляет ценность.
Эти две крайности составляют стандартную человеческую дихотомию. Человечество вообще склонно к представлению мира черно-белым. И люди, пытаясь определить место России, никак не поймут — а где место русских? Атомарное общество явно конфликтует с ценностями народа — это легко видеть на примере того, что происходит сейчас. Восточный подход русским свойственен ничуть не более. Наглядной иллюстрацией служит то, что в русских исторических документах сохранялись имена рядовых воинов, а не только «отряд сражался под командованием такого-то большого военоначальника».
Стандартное мышление обывателя требует ясной и четкой картины без полутонов — и мессии азиатчины и европеизации суетливо мечутся туда-сюда, сталкиваясь друг с другом.
На самом деле всё просто: русские не принадлежат ни Азии, ни Европе.
Азии они не принадлежали никогда, а современная Европа давно уже деградировала от ценностей белой расы до уровня общечеловеков: здесь даже не требуется специальных примеров, достаточно иногда смотреть новости. Так что в ближайшем прошлом и настоящем Россия не идет (пока еще, хотя и толкают в этом направлении) ни по пути политкорректного мультикультурного Запада, ни по азиатскому пути. Россия — это не Запад и не Восток; и следование соответствующим шаблонам заведомо проигрышно. У русских — свой путь.
Существует третье устройство социума — общинное. Было бы ошибкой рассматривать его просто как промежуточное между атомарностью и всеобщим коллективизмом. Отличие принципиальное, на качественном уровне. Первые два типа социума по сути противоречат становлению Личности, если определять термин не упрощенно как «социализированный индивид», что, по сути, является синонимом индивидуальности. Но, как писал еще А. Н. Леонтьев: «Личность не равна индивиду». Я определяю личность как эволюционно-прогрессивную форму существования субъективного разума, характеризующуюся наличием осознанно сформированного мировоззрения (системы внутренних принципов), а также развитием интеллекта и воли, достаточным для того, чтобы этими принципами руководствоваться. Важно: личность можно разработать в себе только самостоятельно, тщательно прорабатывая психику; при этом любая личность всегда уникальна, хотя вполне может иметь общие черты с другими личностями.
С коллективным типом социума все понятно: он по определению стремится к нивелированию индивидов внутри каждой социальной страты, приравнивая человека к выполняемой им функции. Этика выражается формулой: «Если никто не будет чего-то делать, то и я не буду».
Роль этических законов здесь играют прежде всего разнообразные запреты, или табу. Они, как правило, мотивированы прошлым: достаточным аргументом против совершения какого-то действия является тот факт, что раньше так не делали, или перестали делать достаточно давно. Так что можно сказать, что вторая этическая система вообще ориентирует людей на прошлое как на источник знаний и основных ценностей. Такие общества консервативны, поскольку всякое новшество (особенно новое поведение) встречается в штыки: для того, чтобы всем начать поступать по-новому, кто-то должен первым подать пример, а если больше никто так себя не ведет, поведение новатора автоматически объявляется безнравственным, особенно если это поведение касается всех, а не является его личным делом. Кроме того, количество всякого рода запретов в таком обществе неуклонно возрастает с течением времени.
Атомарное общество, казалось бы, должно являться в этом плане противоположностью — каждый индивид сам за себя, и свободен делать что хочет. «Живи и давай жить другим». Но способствует ли такой подход становлению личности? Нет, поскольку такая этическая система ориентирована на настоящее. Это, собственно говоря, и есть либерализм как таковой: каждый имеет право сходить с ума по-своему. При этом вопрос о разумности и т. п. каждого конкретного «схождения» не ставится в принципе.
Либеральный социум — это общество потребления, когда главной ценностью является удовлетворение сиюминутных потребностей. Личность здесь может вырасти лишь вопреки общим тенденциям.
Личность не может быть аморфной и зацикленной на прошлом или настоящем, она всегда устремлена в будущее. Что обозначает как отсутствие слепого следования традициям, так и понимание того, что есть нечто более ценное, чем сиюминутные удовольствия.
Общинное устройство относится не только к первобытно-общинному строю. Сутью такового социума является вовсе не обобществление орудий труда и прочее в том же духе, а добровольное объединение группы индивидов для решения определенной задачи на основе самоуправления. При этом разговор идет не столько о крестьянских общинах, выделяемых по территориальному признаку, сколько о самих принципах существования, основанных на принципе «я помогу соседу сегодня, завтра он поможет мне», что осуществимо где угодно — хоть в заводском цеху, хоть в научной лаборатории. В идеале это и есть ницшеанское «превосходство каждого перед каждым в известном отношении».
В коллективно-восточном типе общества такого нет: в случаях, когда требуется работа всего коллектива, есть правила, по которым все и выполняется. Большой начальник отдал приказ, меньшие начальники довели его до рядовых и проконтролировали выполнение. Мотивации «изнутри» здесь отсутствуют.
Атомарный тип общества вообще не особо озабочен судьбой своих членов — каждый выкручивается сам, как может. Конечно, социальные механизмы в современном западном обществе существуют (часто — весьма бюрократически развитые), но они рассчитаны на работу при нормальном течении дел, форс-мажор выводит их из строя: вспомним, что недавно творилось в Нью-Орлеане.
Взаимодействие индивидов в общине отличается наличием общего дела. То есть каждый член общины считает это дело важным для себя лично и для всех в целом. Это не работа «на дядю» и даже не абстрактно «на государство», это именно работа на себя, и при этом одновременно — на всех принимающих участие в таковой. В таком коллективе не может быть нездоровой конкуренции вида «подсидеть соседа» — ведь это причинит вред тому самому общему делу, которое «своё» Конечно, паршивые овцы находятся везде, но это не считается нормой.
Такое устройство мини-социумов не подразумевает пожизненной принадлежности к одной и той же общине (такой шаблон восприятия относится к крестьянским общинам, привязанным к земле). Вполне возможен переход из одного коллектива в другой — как постоянно, так и временно. Например, крестьяне на Руси издавна работали артелями в те времена, когда не требовалось обрабатывать землю. В качестве справки: русскими артельщиками с 1838 до 1917 года было построено 90 тысяч километром железных дорог. Менее тысячи артельщиков построили за десять лет Транссибирскую магистраль. К 1917 году насчитывалось 6300 артелей с 24 миллионами артельщиков.
Уникальностью общины является то, что в ней нет стремления к уравниловке, пренебрежения личными качествами индивидов; наоборот — умельцы ценятся. При этом межличностные отношения достаточно тесны, при работе необходимо учитывать интересы других — иначе не получится эффективной работы. Такой подход автоматически приводит к пониманию необходимости разумного самоограничения, ответственности. Что при прочих равных условиях способствует становлению личности куда в большей степени, чем два других вида социальных отношений.
Еще не так давно, когда на Руси еще не вводили либерализм и сопутствующие явления, для большинства критериями «хорошести» работы являлись её интересность, расположенность поближе к дому и хорошие отношения в коллективе. Простейшие бытовые ценности, но с точки зрения социологии и культурологи они говорят о многом.
Менталитет народа во многом зависит от привычной среды обитания. Приведу большую цитату из книги Владимира Ларионова «Расовые и генетические аспекты этнической истории русского народа»:
«Географические особенности ландшафта России — преимущественно равнинные, плоские поверхности и большие расстояния между значимыми населенными пунктами — способствовали развитию неторопливости. Русскому этносу чужда стремительность даже тогда, когда обстоятельства вынуждают действовать оперативно («Поспешай медленно!») Наличие большого количества свободных территорий и богатые полезными ископаемыми недра избавили русских от необходимости экспансии и насильственного захвата земли.
Славяне занимались тяжелейшим трудом — подсечным земледелием, артельно корчуя под пашни лес. Но пашни истощались и приходилось приниматься за новую расчистку посевных площадей. Естественно, частной собственности на возделанную таким образом землю и другие «средства производства» в принципе не могло быть.
Переселившись из Сибири в Европу, русы вступили в полосу непрерывных войн, которые укрепили в них общинный дух: успешно защищаться от наседавших врагов можно было, лишь сомкнувшись плечом к плечу. Возможно ли представить тогдашнего русского, дающего сородичу деньги «в рост»? Или заставляющего товарища на себя батрачить? Конечно же, нет! Поэтому «национальная доминанта» природных русаков реализуется в их отвращении к частной собственности на землю и средства производства, в их отвращении к ссудному проценту, к индивидуальной наживе. В наше время — в неприятии «рыночных» реформ. Эта доминанта включает чисто русское понятие о социальной справедливости, которое коммунисты приписали себе как теоретическое достижение. На самом же деле выработано оно было в специфических условиях возникновения русской общины».
Пресловутая широта русской души берет начало именно в огромности территорий. Причём дело даже не в огромных запасах полезных ископаемых, а в том, что русский человек без проблем «вмещает в себя» всю эту огромность — что не свойственно ни одной другой нации. Возьмите практически любую страну со сколь-либо значительной территорией и посмотрите на языковой состав ее населения. Без учета современных мигрантов, а именно историческую картину. Получается интересно: население, которое принято считать одной нацией, говорит на весьма отличающихся языках. В некоторых странах имеется более одного государственного языка. Скажем, в Канаде — английский и французский, в Китае — свой диалект чуть ли не в каждой провинции, литературный немецкий (Hochdeutsch) потому и имеет специальное название, что весьма отличается от местных диалектов, которых в Германии более десятка. Причем речь идет не о местном колорите, включающем слегка отличное произношение и некоторое количество слов, а о серьезном отличии, часто даже более сильном, чем у русского языка и украинского. Ситуация, при которой жители Петербурга, Архангельска, Астрахани и Владивостока могут (и могли всегда) общаться, не испытывая совершенно никаких лингвистических затруднений, вызывает у некоторых иностранцев чувство искреннего изумления.
Территориальный ресурс, помимо «материального», есть ресурс психологический. Это способность, расселившись на одиннадцать часовых поясов, не утратить при этом культурной общности и идентичности. Сейчас не так уж редко можно услышать заявления о вопиющей несправедливости — русским-де принадлежит слишком много природных ресурсов. Однако можно привести контрпример: когда-то давно большое и могучее племя франков завоевало огромные территории. Настолько огромные, что они попросту не поместились в их франкских мозгах, и вместо франков возникли две отдельные нации: французы и немцы.
Все просто: русские головы вполне подходят для того, чтобы вместить в себя шестую часть суши. Ни немцы, ни французы не справились бы, выпади на их долю вышеупомянутая «вопиющая несправедливость». Территории бы никуда не делись, но ни с чем не сравнимым преимуществом цельного владения не воспользовался бы никто: возникло бы штук пятнадцать Франций, переркгивающихся между собой, причем частично — при помощи переводчика.
Кто-то хочет сказать, что утверждение голословное? Что ж, приведите контрпримеры. Даже Америка, которая, казалось бы, населена потомками эмигрантов одной нации, из одного места (и одной религиозной веры), позже разделилась: северянину не так легко понять техасский выговор.
Сюда же относится и часто высмеиваемая черта русского менталитета — его чрезмерная масштабность. «Зато мы делаем ракеты» и все такое. Но такой смешок идет, во-первых, от мещанского понимания «смысла жизни» («свой свечной заводик» — помните?), а во-вторых, от элементарной зависти. «Верхняя Вольта с ракетами»? Посмотрите на глобус.
Нельзя упускать из вида и климат: годовой перепад температуры даже в центральной России — 50 градусов, а не около 20, как в Европе. Суровый климат Руси позволяет заниматься сельскохозяйственными работами только 4-5 месяцев в году, в то время как в Европе сельскохозяйственный сезон длится не менее 8 месяцев.
Проживание в таких климатических условиях выработало огромную силу воли и упорство в борьбе за выживание. Обратите внимание, что жизнь в условиях значительного годового перепада температур гораздо сложнее, чем «только при жаре» или «только в снегах» — надо уметь выживать сразу в нескольких климатических условиях. Сравните сами развитие белой расы с африканцами и жителями Крайнего Севера.
Суровость и скупость природы научили русского человека быть терпеливым — народная мораль близка к стоической, хотя никогда не оформлялась в виде какого-либо философского учения. Упорная, непрерывная борьба с суровой природой породило в русских практическую направленность и рациональность ума. Русские не склонны к мечтаниям, у них есть более важные насущные дела; но если уж находится время «на помечтать», то мечты не ограничиваются «как бы мне поменьше работать и побольше заработать» — это ценности атомарного общества. Русские любят помечтать с размахом: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным». В принципе, это можно при желании назвать недостатком русского характера — особенно в рыночных условиях.
«Прометеевский человек не хочет видеть сущность мира иной, чем она есть; он лишь хочет упорядочить его, использовать, овладеть им. Русский же хотел бы видеть мир иным в самой основе. … Конечной целью западной культуры является не борьба с силами земли, а состояние всеобщей безопасности, порядка и благосостояния после победного окончания борьбы. Ее цель — мещанство…» — В. Шубарт, «Европа и душа Востока».
Рационализм, расчетливый и прагматичный подход к жизни не всегда помогает великороссу, так как своенравие климата порой обманывает самые скромные ожидания. Поэтому иногда русский человек предпочитает выбрать очертя голову самое что ни на есть парадоксальное решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эту наклонность дразнить счастье, играть в удачу В. О. Ключевский назвал «великорусским авосем», а в терминах психологии это называется развитой интуицией. Обратите внимание, что, несмотря на «авось», русскому народу азарт как таковой не свойственен.
Необходимость владения множеством навыков для выживания породила универсальность в работе: «Мастер на все руки» — это именно русская поговорка, в той же Европе деление на крестьян и ремесленников-цеховиков шло изначально с узкой специализацией. Вероятно, влияние оказала и протяженность дорог: невозможно торговать всем, что нужно для хозяйства, подавляющее большинство изделий надо изготавливать на месте. Разнообразие требуемых навыков естественным образом породило смекалку — «голь на выдумки хитра».
Конечно, подобные условия существования породили не только похвальные качества характера, но и те, которые смело можно назвать отрицательными. Скажем, патернализм в нас проявляется слишком сильно. С другой стороны: что считать положительным, а что — отрицательным, можно решать, лишь определив, «с чьей точки зрения и в каких условиях». Та же тяга к натуральному хозяйству мешает индустриальному развитию, но зато являет все свои преимущества во время интервенции — а на Русь ходили войнами испокон веков.
Как я уже неоднократно писал в этой серии статей, против русских ведется широкомасштабная информационная война; в обсуждаемой теме национального характера также существуют свои устойчивые мифологемы. Давайте обсудим самые распространенные: лень, пьянство и «рабский менталитет».
Миф утверждает, что русские попросту ленивы. Но достаточно копнуть хотя бы один слой «вглубь», как миф рассыпается на глазах. Его главное основание: русский человек любит отдыхать, значит, он не любит работать. В таком явном виде прокол в логике очевиден: если некто любит поспать, значит ли это, что он не любит бодрствовать?
Русские — лентяи? Но в нашем климате только для того, чтобы выжить, необходимо постоянно работать. Даже деревенские молодежные посиделки неизменно совмещались с рукоделием. Образ Емели, лежащего на печи, за которого все делается само собой, «по щучьему велению» — не от лени, а от постоянного сверхнапряжения, от мечты об отдыхе, это реакция на труд от зари до зари. Кстати, покажите мне хоть одну сказку любого народа, в которой герой хотел бы работать целый день.
При этом у русских, в отличие от множества других народов, нет сказок с сюжетом «на халяву привалило богатство»; богатство в наших сказках всегда заслужено. Более того — оно не является самоценностью. Вот такой русский дурак с точки зрения европейца — он не считает богатство самым главным в жизни.
Русская работоспособность в первую очередь — аккордная, авральная. Посев, уборка урожая осуществляются в очень сжатые сроки, они не могут ждать. А после аккордной работы логично не менее аккордно отдохнуть. Именно это трудно понять европейцу, привыкшему к работе строго по расписанию.
Способны ли русские к упорному систематическому труду? Посмотрите на Новгород, где дороги из десятилетия в десятилетие, из века в век мостились десятками рядов деревянных мостовых, на русские города, каждое столетие по несколько раз выгоравшие дотла — и за пару лет отстраивавшиеся, и каждый раз строившиеся на века.
Впрочем, передаю слово социологу и мыслителю Виктору Милитареву:
«Но более важным мне кажется характер трудовой этики… В основе ее лежит неприятие нашим народом власти Маммоны, обожествления денежной культуры, свойственной среднестатистическому гражданину Западной Европы и США. Когда американцы говорят — любой труд почетный, это относится к такому труду, за который платят деньги. Когда ту же фразу говорит русский, он имеет в виду, что любой труд социально полезен, а значит, может быть интересен. Шахтер добывает уголь для страны, инженер в НИИ занимается творчеством на благо Родины. Но в первую очередь трудовой энтузиазм связан с интересностью работы.
Хорошие отношения в коллективе — это значит, что, вопреки реальности (она сводится у нас к тому, что в большинстве случаев начальники наши редкие хамы, а подчиненные — лизоблюды), идеалом являются нормальные демократические отношения. Когда все — друзья или, по крайней мере, приятели, считающие, что все занимаются своим делом. Работа недалеко от дома — содержит некие тонкие, отчасти от общины, отчасти от артели, представления о ритме трудовой жизни, очень непохожем на западный.
Западная жизнь была построена на механической модели равномерного труда, от мануфактуры до конвейера. Русским она совершенно ненавистна. Община жила тяжелым трудом в страду, но зимой отдыхала или занималась промыслами.
Всюду, где у русского есть возможность готовиться к экзаменам за неделю перед сессией, он, как правило, сдает предметы на одни пятерки. И при этом, если предметы полезные и нужные, помнит их всю жизнь.
В этом содержится еще одно важное составляющее нашей трудовой этики. Мы хорошо знаем, что такое труд, любим работать, но мы также очень ценим праздность и отдых, что отсутствует в классической протестантской и католической модели. И потому, когда сейчас Запад захлестывает волна гедонизма, она оказывается плохо совместимой с традиционной этикой.
Русский человек считает, что работу надо обязательно сделать. Но если ее можно сделать за два дня, то лучше так, чтобы оставшуюся неделю отдыхать. Если ее можно сделать дома, то лучше так и поступить, приходя на работу раз в неделю для проведения планерок. Так что на нашу мораль хорошо ложится постиндустриальная модель работы, в том числе с распределенным надомным или удаленным трудом. Действительно, среднему русскому человеку невыносима мысль о каждодневном присутствии от и до. Стоит обеспечить нормальный трудовой график, и мы побеждаем своих конкурентов».
Этот миф устойчив и среди самих русских — мол, посмотрите на алкашей-соседей! Но, ведя разговор о характере народа, надо основываться не на исключениях, хотя и весьма заметных, а на всем народе — причем не только в современности, но и в более ранней истории (свойственно пьянство народу как таковому или же вызвано в настоящем времени какими-либо причинами).
Изначальными, первыми по времени и доминирующими в течение всего периода Древней Руси (IX–XIV вв)., являются алкогольные напитки, сырьем для которых служили березовый сок, виноград, мед. При этом виноградные вина были редки, использовались знатью или же в ритуальных целях. Хлебное вино (водка) возникла в XV-м столетии (см. В. В. Похлебкин, «История водки»).
Как практически везде и во все времена, производство водки было объявлено государственной монополией. Для пополнения казны целовальникам предписывалось «питухов от царевых кабаков отнюдь не отгонять» и «кружечный сбор сдавать в цареву казну против прошлых с прибылью», то есть призывали всячески расширять сбыт водки. Проще говоря, народ спаивался специально.
Тем не менее, мы говорим все же не о «питухах», а о народе в целом. И. Г. Прыжов в работе «История кабаков в России» пишет: «Питие не было пороком, разъедающим народный организм. Оно составляло веселье, удовольствие, как это видно из слов, вложенных древнерусским граматником в уста Владимира: «Руси есть веселие пити — не может без того быти». Но прошли века, и ту же поговорку дилетанты от науки стали приводить в пример русского пьянства». Поясняю: пить на Руси принято во время веселья, праздника, но никак не в будни. Если бы алкоголь был бы повседневной нормой жизни, упоминания о веселье не было бы: каждый алкоголик знает, что пьянство — это тяжелый труд, говоря словами старого анекдота.
Да, русские пьют — и пьют немало; по способности сесть и выпить за один присест большое количество водки нам в мире мало конкурентов. Похожие легенды ходят об ирландцах, но я лично не проверял.
Однако вопрос многоплановый, и его надо рассматривать с разных сторон.
Во-первых, умение выпить столько — это, как ни крути, показатель природной крепости и здоровья. Процитирую отрывок из «НеПутевых заметок о США», уже использованных в первой части.
«Как-то раз мы с моим приятелем Олегом натолкнулись на объявление в интернете о дискотеке в суперпрестижном Университете Джорджтауна… если коротко: толпы пьяных студентов валялись под/над/рядом с машинами. Пиво лилось на голову/лобовые стекла/на майки подруг и частично в глотку. Такой толпы пьяных подростков я вообще нигде не видел, даже на своем выпускном вечере. Хотя тут были далеко не подростки. Ведь в США пиво пить можно только с 21 года. Я, честно говоря, вообще слабо представляю, как так можно упиться исключительно пивом. Я бы лично столько не выпил, просто жидкости в меня столько не поместилось бы. Завидую американцам: они обладают удивительной способностью упиваться при минимальных затратах финансовых средств, я так не умею».
Я не призываю к «пить надо больше», но пить надо уметь. Помните, в «Садко» эпизод отбора желающих присоединиться? Выпить чашу зелена вина, а потом удержаться на ногах после богатырского удара. Вспомнилось: в ранней юности, читая романы Чейза и Хэмметта, я поражался умениям главных героев: зайти в бар, выпить две двойные порции виски, а затем драться, стрелять (метко) и в конце буйного дня еще и заняться любовью. Это все — после двух двойных порций без закуски! Действительно, супергерои. А потом я узнал, что порция — это вовсе не 100 грамм, а всего-навсего 20. Со льдом и содовой…
Во-вторых, если для русского человека поллитра водки является естественной порцией, это не значит, что он ее выпивает каждый день.
И наконец: по показателю потребления алкоголя в целом русские отнюдь не на первом месте. Скажем, в 2002 году, по данным сервера economist.com, на непочётном первом месте был Люксембург: в пересчете на чистый спирт — 12 литров в год. Россия же занимает в этом рейтинге 12-е место.
А по данным международной организации здравоохранения (International Health Organization) за 2004 год гран-при отдан Уганде: 19.47 литров в год (что они там пьют, я даже представить боюсь). Россия — на 19-м месте.
Теперь обратимся к истории. В 1913 году потребление алкоголя на душу населения было у нас вдвое меньше, чем в 1984 году. Более того: в ту пору по всей стране шло чисто народное движение за трезвость. Оно даже представляло опасность для государственной казны, в которой существенную роль играли водочные сборы, так что с ним начали бороться на государственном уровне. Всё то же самое: «Питухов от царевых кабаков отнюдь не отгонять»…
При советской власти ситуация с пьянством была взята под государственный контроль. Цитирую В. В. Похлебкина, который ссылается на официальный отчет делегации британских тред-юнионов, посетившей Россию и Кавказ в ноябре-декабре 1924 года.
«Первое советское правительство вскоре после октября 1917 года вообще объявило водку вне закона на время восстановления порядка в стране. Это был верный и смелый шаг. Он привёл к блестящим результатам. Уже в 1923-1924 годах специальная делегация английских тред-юнионов, инспектировавшая Россию, в своём отчете указала на то, что ни в одном из ее районов члены делегации не зарегистрировали того явления, которое было известно во всем мире как «русское повальное пьянство», и могут констатировать, что большевикам удалось создать новую психологию у рабочего класса — презрение и ненависть к пьянству… (Россия. Официальный— Изд. ВЦСПС. М., 1925. Стр. 156).
Подчеркивая изменение ситуации с водкой в стране в связи с происшедшими в ней политическими изменениями, делегация отмечала: «Продажа спиртных напитков вроде легкого вина и пива разрешена. (…) Ни в городе, ни в клубе нет буфетов со спиртными напитками, и они употребляются обычно лишь за обедом в ресторане и дома. (…) На улице иногда можно встретить людей навеселе, но для тех, кто знает дореволюционную Россию, совершенно ясно, что пьяных на улице и в общественных местах практически не стало».
Почему потребление алкоголя возросло позже и стало катастрофически большим после т. н. перестройки, и все продолжает увеличиваться? А все просто: нет пресловутой уверенности в завтрашнем дне. То, во что пытаются превратить Россию, настолько несовместимо с русским менталитетом, что народ просто не может на все это смотреть трезвыми глазами. «Критическая масса», когда берутся уже не за стакан, а за топор, еще не достигнута, и, возможно, народ окончательно сопьется раньше — этому весьма способствует как реклама «алкогольного образа жизни», так и производство неведомо кем различных эрзацев. За одни баночные «коктейли» состава «химия + вода + спирт» надо сажать всех производителей как врагов народа — в буквальном смысле слова.
Впрочем, не будем зацикливаться на современной ситуации, в том числе и с алкоголем — до этого очередь еще дойдет.
Честно говоря, я не совсем понимаю, откуда растут корни этого мифа. Разве что из принципа «чем больше ложь — тем легче в нее верят».
Процитирую Александра Горянина, «Мифы о России и дух нации»:
«Русский человек привык довольствоваться немногим, может жить в тяжелых условиях, для него важнее иметь средство к существованию, нежели возможность улучшить это средство. Он привык подчиняться власти и не искушен в отстаивании своих прав, зачастую ждет от власти, что она будет о нем заботиться, но сам требовать ничего не станет, жестоко страдая от несправедливости. Однако было бы ошибочно считать это рабской чертой. Подобное отношение к власти — результат горького многовекового опыта, который говорит, что смена власти гораздо чаще приводит к ухудшению, чем к улучшению, а безвластие в России — напасть пострашнее, чем вражеское нашествие. Тот факт, что русский человек не является рабом по своей сути, подтверждается его готовностью пойти на смертный бой по приказу той самой власти, которую он считает несправедливой. Как известно, народы, живущие в рабстве, не воюют за своих хозяев, а войска, набранные из рабов, разбегаются при первой возможности».
Если бы русские были терпеливым и покорным народом, то наша страна не занимала бы седьмую часть (а совсем недавно — шестую!) часть суши, а была бы приблизительно в пределах государства Ивана Калиты. При этом расширение территории шло в первую очередь вопреки центральной власти. В 1683 году дело дошло до царского указа об учреждении «крепких застав» против переселенцев, но и эта мера оказалась тщетной. Государство шло вслед за народом, всякий раз признавая свершившийся факт. «Воеводы вместо того, чтобы разорять самовольные поселения, накладывали на них государственные подати и оставляли их спокойно обрабатывать землю» (А. Дуров, «Краткий очерк колонизации Сибири», Томск, 1891).
Отдельную главу нашей истории составляет трехвековое сопротивление миллионов (!) старообрядцев всем попыткам заставить их перейти в официальную конфессию. Стоит вспомнить о партизанском движении, выручавшем Россию в двух Отечественных войнах. Ну и совсем наглядной иллюстрацией служит казачество с его заповедью «с Дона выдачи нет» — уникальное явление, не имеющее аналогов у других наций.
Может быть, миф вызван как раз тем, что крестьяне, устав от тягот, не поднимали бунты, а уходили на свободные территории? Не подходит: в истории России были и очень крупные народные восстания — Пугачева, Разина, Болотникова… Да и какой смысл просить «оказать милость», когда можно переселиться и зажить свободным человеком?
В набросках к неоконченным «Мыслям на дороге» А. С. Пушкин приводит слова своего дорожного попутчика — что характерно, англичанина: «Во всей России помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своему крестьянину доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу… Я не знаю во всей Европе народа, которому было бы дано более простору действовать». Впрочем, Пушкин – поэт. Но вот министр уделов Д. А. Гурьев писал в 1811 году о крестьянах: «Они занимаются всякого рода торгами во всем государстве, вступают в частные и казенные подряды, поставки и откупа, содержат заводы и фабрики, трактиры, постоялые дворы и торговые бани, имеют речные суда».
Или, может, дело в крепостничестве? Но и тут достаточно сравнить с другими странами. Так, путешествующий по Франции Жан Лабрюйер записывает следующее: «Всматриваясь в наши поля, мы видим, что они усеяны множеством каких-то диких животных, самцов и самок, со смуглым, синевато-багровым цветом кожи, перепачканных землею и совершенно сожженных солнцем… Они обладают чем-то вроде членораздельной речи, и когда кто-либо из них поднимается на ноги, у него оказывается человеческое лицо… На ночь они прячутся в свои логовища, где живут черным хлебом, водой и кореньями» (цитату из Лабрюйера приводит Ипполит Тэн в своей знаменитой книге «Старый порядок», пер. с франц., СПб. 1907). За один 1715 год, пишет уже сам Тэн, от голода (не от чумы!) вымерла треть крестьянского населения Франции, — и, заметьте, это не вызвало даже бунта против помещиков. В маленькой Саксонии от голода 1772 года умерло 150 тысяч человек — и тоже обошлось без потрясений. Как раз в годы царствования нашего Петра I, можно сказать, первого русского закрепостителя, в Англии действовал Act of Settlement, по которому никто не мог поселиться в другом приходе, кроме того, где родился, под страхом «ареста и бесчестия», а для простой поездки в город крестьянину требовалось письменное разрешение. Все познается в сравнении, знаете ли…
Или же русские выглядят трусливыми в современной жизни? Процитирую рассуждение Константина Крылова на эту тему:
«В современной русской культуре существует запрет на участие в конфликтах. В любых конфликтах. Здесь неважно, прав ты или не прав: если ты с кем-то ссоришься, ты уже воспринимаешься всеми (и самим собой) как неправый, «плохой». Нельзя «связываться», нельзя ни к кем «ссориться» — опять же, неважно, ты ли первый начал ссору или на тебя напали. Ты неправ по самому факту участия в ссоре. Именно поэтому русские зачастую ведут себя как робкие люди (таковыми на самом деле не являясь). Например, классическая ситуация. В автобусе пьяненький хам пристает к трезвым гражданам, откровенно нарываясь. Однако, все втягивают головы в плечи, не желая «связываться». Потому что потом станет стыдно: ну как же это я «поддался», как же это я «связался», «опустился». Удовольствие от участие в конфликте, счастье ненавидеть — вот основа существования жизнеспособных и конкурентоспособных народов.
Разумеется, здесь тоже есть всякие нюансы.
Ну, например, английская культура одновременно всячески поощряет ненависть и участие в конфликтах, но при этом ставит жесткий запрет на все формы явного выражения ненависти. «Джентльмен всегда ведёт себя как джентльмен» — то есть: месть должна быть невидимой. Настоящий англичанин — не бретёр (как вертлявый и пустой фразцуз), а отравитель. «С улыбочкой подсыпать яду в бокал» — это достойно джентльмена. Ну или хотя бы отпустить колкость — «ядовитое словечко». Главное — чтобы это было незаметно для окружающих. Или заметно, но формально находилось бы «в рамках приличия».
В отличие от этого, классическая французская культура (как она известна у нас) поощряет красивый конфликт — хотя бы то же самое бретёрство. «Вы наступили мне на ногу, сударь, и я требую удовлетворения!» Отсюда, кстати, и безумная популярность в России всяких «мушкетеров»: задавленные запретом на конфликтность люди дышали, как чистым воздухом, книгой, в которой восхвалялась драка ради драки, гонор ради гонора, «дерусь потому, что дерусь, потому что хожу и нарываюсь на драку» — и все это «культурно и изящно», «покачивая перьями на шляпах». По сути, «мушкетеры» были почти что порнографией для русского читателя: они всё время только и делали, что связывались — то есть совершали как раз то, что нам категорически запрещено».
Добавлю, что запрет наложен вполне понятно кем. Во-первых, он органично следует из общинности: в общине по факту все находятся в достаточно близких отношениях, и если кто-то повел себя непотребно по каким-то причинам, то ему же самому потом будет очень стыдно. Кстати говоря, во времена СССР профсоюзные и партийные «проработки» были весьма эффективны.
Во-вторых, в таком «толстовстве» ясно видно влияние интеллигенции. Честно говоря, я не исследовал этот вопрос специально, а с ходу не могу объяснить, каким образом глупость вида «Только тупое быдло с рабским менталитетом начинает возмущаться и протестовать, когда его что-то не устраивает. Тот, кто свободен и возвышен духом, сидит себе тихо и молчит в тряпочку, что бы с ним ни делали», может иметь хоть какую-то популярность. Но что взять с интеллигенции?
В-третьих, конечно, имеет значение насильственная атомизация общества, причем, наложившись на традиционную общинность, она выглядит достаточно уродливо: я вмешиваться не буду, моя хата с краю, а милицию не вызову, так как это «свой». Неприглядно, конечно, но отнюдь не является народной традицией.
Но стоит русскому человеку сбросить с себя чуждую ему интеллигентность и ощутить общинность, ситуация резко меняется.
http: //talks. guns. ru/forummessage/20/92290. html
«Не знаю, доставит ли кому удовольствие прочитать это маленькое происшествие, но писать приятно. Встретили сегодня приехавших представителей довольно известного мотоклуба. Такие серьезные парни. Встретили на трассе, провожаем по городу до гостиницы. Гостиница располагается рядом с центральной площадью города. 1 сентября празднуют все любители образования. Пьяная молодежь, шарахающиеся толпы гопоты, нажравшейся пива.
Байкеры подъезжают к гостинице. Кто-то идет оформлять жилье, остальные стоят на крыльце. И тут подваливает такой гоп, и начинает пояснять, дескать, кто-то из вас сейчас послал меня, и я пришел восстановить статус кво.
Абсолютно молча получает слегка в рыло. Секунд через 20 подбегает толпа гопоты с кирпичами и бутылками наизготовку. От нее отделяется парламентер, весь в наколках и, несмотря на прохладную погоду, в майке с мышками. Видимо, для более полного обзора хохломы на теле.
И начинает.
– Вы че тут парня моего обидели?
На что последовал ответ:
– Пошел…
– Чеее….!!!
Далее он сразу же, не закончив протянуть свое «чеее…», получил грандиозный прямой правый в бубен, причем так, что ноги остались на месте, а остальная тушка без дыхания шлепнулась в грязь. Затем первые 2-3 гопников, кто ринулся в бой, получают звездюлей мгновенно.
Остальные с истошными криками и одновременными звонками по мобилам, типа щас мы вас всех порешим, бегают кругами в радиусе 15 метров.
После вопроса, кто желает получить еще, утаскивают недвижимого парламентера и больше не появляются.
Бутылки и кирпичи побросали тут же.
А дело все происходит при большом стечении народа, на центральной площади города. Метрах в двадцати стоит ментовская будка. Спрятавшись за нее, выглядывают два мента и как-то нерешительно топчутся. Зрители получают удовольствие. Правда, потом приехал ОМОН, проверил документы и уехал.
В общем, завидую я людям, бьющим сразу, молча, и сильно».
Обратите внимание: байкеры в подавляющем большинстве — русские (в России, разумеется). Как-то не приходилось видеть «лиц национальностей» на двух колесах. Не тот менталитет, знаете ли…
Вы можете спросить: почему же, если у русских такие замечательные качества, положение как нынешней «эрефии», так и русских в ней оставляет желать лучшего?
Вспомним слова Германа Оберта: «В жизни у честного человека есть несколько способов сделать карьеру. Но при том же уровне интеллекта и такой же силе воли, будучи поставленной на то же место, сволочь будет располагать теми же средствами, но еще и другими, которых честный человек никогда не употребит. Поэтому у сволочи больше шансов продвинуться, и в результате этого антиотбора высшие классы общества все больше пополняются сволочью» (Г. Оберт, «Какократия»). Вот прекрасная формула антиотбора в условиях плутократической демократии.
Все просто: в условиях разгула либерализма русские не выживут. И если новодворские заявляют, что в таком случае туда им и дорога, то мое мнение иное: русские могут прекрасно обойтись без либерализма и тому подобных «общечеловеческих ценностей».
* * *
В третьей, заключительной, части статьи — разговор о государственности и национальности в восприятии русского народа.
Андрей Борцов, «Спецназ России»
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
