Песня “Фристайла” “Ах, какая женщина” – собственность украинского народа”

Группа “Фристайл” решила перевести все свои хиты на украинский язык и дальше писать песни только на нем. Vesti.ua поговорили с автором текстов, вокалистом и музыкантом этой группы Сергеем Кузнецовым, который рассказал нам о том, что в Полтаве хотят назвать одну из улиц в честь их солистки Нины Кирсо. Кроме того, объяснил, почему музыка тридцатилетней давности пользуется популярностью у нынешнего поколения и отчего многие женщины не любили их главный шлягер “Ах, какая женщина”.

– Недавно вы дали первый концерт с начала войны – как публика восприняла перевод на украинский язык старых хитов?

– Ничего особенного мы не заметили в реакции публики. Возможно, вначале и было легкое удивление. Но это были не первые песни на украинском в нашем репертуаре. А у “Детей Фристайла”, с которыми мы выступали, их было еще больше. Антивоенные песни на украинском мы выпустили почти в начале событий. Так что люди предварительно были готовы к этому. На мой взгляд, большинство наших переводов достаточно адекватны. Лишь отдельные песни, в силу поэтических нюансов, невозможно было перевести на украинский. 

– Свои главные хиты “Ах, какая женщина” и “Желтые розы” вы перевели на украинский?

– “Желтые розы” очень давно мы перевели на украинский язык, и эта песня появилась в репертуаре “Детей Фристайла” в самом начале своего существования (2016 год). В “Жовтих трояндах” немного другой сюжет, но лирика осталась. Что касается “Ах, какая женщина”, то перед ее исполнением на недавнем концерте я сказал о том, что как бы мы ни бились и ни старались, получалась все равно пародия. Поэтому пришли к выводу, что переводить ее смысла нет. Тем более что песня была создана у нас дома, в Полтаве. Так что, что бы там ни говорили наши бывшие, которые исполняют ее без разрешения, это вполне украинская песня. 

– Вы имеете в виду Вадима Казаченко?

– У Казаченко вообще нет никаких прав на эту песню, потому что в составе “Фристайла” он никогда ее не исполнял. Он ушел в 1992 году, а песня появилась в 1994-м, и ее исполнял Сергей Дубровин. Но и он покинул группу в 2001 году. У него тоже нет разрешения на исполнение этой песни от автора музыки Анатолия Розанова. Эта песня – собственность украинского народа.

– Насколько сложно писать на украинском, если вы думаете на русском?

– Это правда, что думаю я на русском языке, поскольку учился в русской школе и семья была русскоязычной. Так что определенные сложности есть. Поэтому я пользуюсь словарями. Слава богу их сейчас предостаточно появилось в интернете. Кроме того, я давно начал выписывать бумажные словари и их у меня накопилось достаточно много. Есть и специфический – словарь украинских рифм. Правда, он был выпущен еще в советские времена Академией наук УССР и неудобен в пользовании. Но я составил уже удобную для себя форму такого словаря. Еще очень часто пользуюсь словарем фразеологизмов. Я всегда стараюсь проверять: есть ли такие слова или выражения и употребляется ли такое ударение. Хотя еще в студенческие годы я, в качестве прикола, во время скучных лекций перевел песню Константина Никольского “Прощание с другом” (“О чем поет ночная птица”). Получилось – “Вечірній птах, про що співаєш, в осінній тиші в долині”. Уже потом я понял, что это не совсем поется, поскольку есть нюансы. И также я перевел песню группы “Диалог” – “Сверчок” на стихи Арсения Тарковского. Но это все было вроде шутки, а всерьез я это впервые сделал, когда нас познакомили с самодеятельной полтавской поэтессой Натальей Бондарь. Она подарила нам сборник своих стихов, и нашему продюсеру и композитору Анатолию Розанову бросилось в глаза одно четверостишие – “Вікна моєї хати”. Он предложил мне вместе с Натальей сделать песенный текст. Но поскольку она не имела опыта написания текстов для песен, то большую часть сделал я. А так как у меня до этого был опыт написания любовной лирики, то из-за отступления от жанра возникали сложности. В итоге песня хоть и была написана, но Нине Кирсо она не подошла по стилю. Поэтому ее отложили. Спустя время появилась группа “Дети Фристайла”, и эта композиция подошла им. Затем я перевел для них “Желтые розы”, а для нас сделал песню “Три сосны на бугорочке” сочинской поэтессы Татьяны Назаровой. Кстати, это она автор “Ах, какая женщина”. 

– Насколько целесообразно группе с огромным творческим багажом переводить свои старые песни на украинский язык? Может, лучше золотые шлягеры оставить как были, а уже новые писать на украинском?       

– Определенный смысл в ваших словах есть, но что касается наших легендарных песен, то мы не так много перевели их на украинский язык. Потому что после смерти Нины Кирсо и с приходом новой солистки Наты Нединой мы написали много женских песен и их не считаем достаточно легендарными, чтобы у нас не поднялась на них рука перевести их на украинский язык.  

– Все следующие песни вы планируете писать по-украински?

– Да, будем писать по-украински. Но вначале мы закончим начатую нами работу по переводу знаковых песен. Осталось еще десятка полтора. Кроме того, мы нашли поэтессу, которая хорошо владеет украинским. Это оказалась сестра одного из “Детей Фристайла”. К примеру, совсем недавно она перевела “С днем рождения, мама” и “Давайте выпьем за мужчин”. Вышло шикарно. Хотя, в принципе, мы не собирались восстанавливать эти две песни в исполнении Наты Нединой. Но раз так получилось, то почему бы и нет… А для “Детей Фристайла” мы изначально делали некоторые песни двуязычными. Хотя есть и такие, у которых нет русского варианта. Например, “Зіронька” и “Вірус”. Дело в том, что когда Анатолий Розанов сочиняет новые мелодии, то какие-то слова ему приходят в голову, и потом он меня просит, чтобы в тексте было такое слово или строчка. Первая песня для Наты Нединой “Люби меня”/”Кохай мене” тоже была двуязычной, чтобы познакомиться лучше с ее возможностями.   

– Как публика восприняла новую солистку Нату Недину?

– По-разному, но в основном благосклонно. Конечно же, некоторые сравнивали ее с Ниной, и для них все было не так. Но многие ее уже полюбили. 

– Во “Фристайле” не раз по разным причинам менялись солисты. Почему для ваших фанатов это происходит почти безболезненно? Другие коллективы, особенно рокерские, чаще теряют популярность, хотя есть и исключения.

– Да, не без исключений. В частности, после ухода из Uriah Heep Кена Хенсли вокалисты менялись довольно часто, но популярность удерживать удавалось. Что касается нас, то я уже задумывался над этим вопросом. Наверное, это связано с тем, что мы показываем не личность исполнителя, а конкретно песню. Когда ушел Казаченко, ему начали писать другие авторы, но того успеха он уже не имел. А когда пришел к нам Дубровин, мы вернули некоторые песни, которые исполнял Казаченко, и большинство восприняли это как должное. Потом ушел Дубровин, и с 2001 года мне пришлось исполнять эти песни. В частности, “Ах, какая женщина”. Когда ее пел Дубровин, я слышал много женских отзывов насчет этой песни – как можно ныть “мне б такую”. Подойди и возьми. Поэтому у меня была определенная сложность в трактовке образа. Но мне помог преподаватель из нашего музучилища Владимир Пучко. Мы нашли такую фишку – в этой песне я рассказываю о своих мечтах из прошлого. Да и сам текст перекликается с “Незнакомкой” Блока. 

– Группе скоро уже 35 лет, и у вас есть достаточно хлебных хитов – можете уже позволить себе не работать и лишь изредка выезжать на гастроли по особым случаям?

– Нет, поскольку в этом веке мы никогда не были в верхнем эшелоне нашей эстрады. Мы не можем сравнить себя по популярности и заработкам с Олегом Винником или Олей Поляковой. Мы самостоятельно обеспечиваем с технической стороны наше творчество. Свет и звук у нас собственные, потому что мы посчитали: эти вложения окупаются через 15-20 концертов. 

– Я думал, что на волне популярности формата “Дискотека 90-х” у вас должно быть все в порядке.

– Это не так. До начала войны мы регулярно общались с участниками этого проекта. Это нерегулярные и непостоянные заработки. Такие концерты проходят один-два раза в месяц. Поэтому не так уж много концертов мы дали в этом формате, да и гонорары там были не запредельные – не больше, чем мы получаем за сольный концерт. 

– Спустя три десятка лет ваши песни остаются популярными, причем среди нового поколения тоже. В чем причина, ведь люди имеют доступ к современной и самой актуальной музыке со всего мира?

– У нашего продюсера и композитора Анатолия Розанова есть по этому поводу теория, поскольку он долгое время пытался найти струю и нащупать стиль. Идея в том, что люди также массово не воспримут иностранную музыку как свою. Большинство воспитаны на нашей лирике. Неслучайно уже несколько десятилетий популярна песня “Рідна мати моя”. Она навсегда останется в душах наших людей. Наши матери не поют на ночь своим детям рэп или метал. Они напевают обыкновенные мелодии из трех-четырех нот, которые ложатся на еще ничего не понимающее ухо малыша. Но где-то на подкорке у него это откладывается. Лично мне песни нового поколения не заходят. Одна из последних, которая меня зацепила, – “Она вернется”, написанная Константином Меладзе для MBAND. Однако другие композиции этой же группы не зашли. При этом дома я такую музыку не слушаю. Мне нравится Pink Floyd и Uriah Heep. 

– Как появились “Дети Фристайла” – это было ваше продюсерское решение или музыканты сами собрались под вашим брендом?

– Анатолию Розанову, как плодотворному композитору, не хватало исполнителей. Мы не успевали на концертах выработать все то новое, что у него рождалось. Тем более что люди на концертах хотят слышать все то старое, к чему они привыкли, и минимум новых песен. Так что накопилось больше, чем мы могли исполнить. И однажды он вспомнил о Денисе и Анатолии Супруненко, это дети наших друзей, с которыми мы работали в самодеятельности. Их отец играл у нас на бас-гитаре в группе “Постскриптум”, а мать играла на гитаре и пела вместе с Ниной Кирсо в женском ансамбле “Олимпия”. Этими двумя коллективами руководил Анатолий Розанов. Дети пошли в своих родителей. Оба прекрасные музыканты, учились в нашем полтавском музучилище и записывались в студии Розанова. Он предложил ребятам попробовать посотрудничать и собрать группу, и они быстро нашли еще двух музыкантов. 

А что касается названия, то это идея Андрея Данилко. В разговоре с Ниной Кирсо он как-то сказал: “Вы уже мэтры, почему бы вам не сделать “Детей Фристайла”? Она тогда отшутилась: “Какие дети? У нас могут быть только внуки”. Но идею Розанову передала. И уже в 2015 году такой коллектив создали. Анатолий писал музыку в основном на мои стихи. Потом Денис Супруненко набрался опыта, и мы начали писать вместе. А вот эти пять или шесть антивоенных песен, среди которых и YouTube-хит “Чорнобаївка”, написала уже полностью их группа, и моего участия в них нет ни грамма. Они просто садятся, пьют чай и набрасывают фразы. Мы и с Розановым так работаем, в режиме мозгового штурма. Собираемся чайку попить, и в процессе один строчку дал, второй сказал, а третий записал. Так к концу дня, бывает, я получаю припев и куплет, а остальное уже сам дописываю.       

– Насколько адекватно это название вскоре будет звучать, если музыкантам уже за тридцать, а они все еще “Дети”?

– Если их это не смущает – значит они уже привыкли. Помню, в 1988 году, когда мы только начинали, наш директор предлагал нам поменять название, потому что “фристайл” – это не русское слово и его публика плохо запомнит. На что Анатолий Розанов ответил: “Если Modern Talking запомнили, произносят и любят, то “Фристайл” уж тем более запомнят”. Для себя мы решили, что “Фристайл” – это не просто группа, а стиль музыки и явление. Поэтому “Дети Фристайла” – это дети стиля. Так что название ни у кого дискомфорта не вызывает. 

– Раньше популярные группы обычно переезжали в более крупные города – в эпицентр шоу-бизнеса в своей стране. Почему в девяностые вы не переехали в Москву, а сейчас в Киев?

– Мы не считали, что в этом есть какая-то необходимость. Нас устраивало то положение, которое было. В девяностые мы как-то подсчитали, что за месяц у нас прошло 64 концерта в разных городах и республиках. Поэтому телефонного контакта с директором нам было достаточно. Кроме того, у нас идиосинкразия к большим городам. В девяностые мы часто бывали в Москве и нас не устраивала эта постоянная беготня. Все время для того, чтобы куда-то успеть, нужно было бежать. Помните, как в “Алисе в Стране чудес” говорила Белая Королева: "Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!" Мы же привыкли к нашей размеренной провинциальной жизни в Полтаве. Поэтому в Москву не хотелось. Переехать в Киев тоже предлагали, и по той же причине нам переезжать в него не хотелось. Плюс – началась стройка студии Анатолия Розанова. Причем это грандиозный проект, все начиналось с котлована. Это также уникальный проект, потому что там и особая акустика, и “плавающий” пол. Перевозить это куда-либо уже невозможно. А в последнее время – с развитием интернета и средств связи – вопросов о переезде не возникает. Если надо, три с половиной часа – и мы в Киеве. 

– Остались ли в России люди, которых вы еще можете назвать друзьями?

– После марта мы ни с кем из них не общаемся. Хотя в конце февраля от некоторых были звонки и письма, которые переживали и сочувствовали нам. Ну а дальше коммуникации нарушились. 

– Правда ли, что в Полтаве одну из улиц хотят переименовать в честь Нины Кирсо?

– Такая идея появилась весной прошлого года. Предлагали переименовать одну из улиц, и полтавчан просили написать на официальной странице мэрии в Facebook, какую именно. Предложений поступило много. Тем более что у нас есть что переименовывать – улица Героев Сталинграда, на которой Нина жила до замужества, а также Пушкина, генералов Зыгина и Ватутина. Но дальше идея пока не продвинулась.