Технополис завтра
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Новости Арт-Шоу

Татьяна из страны 31 июня

После фильма-сказки «31 июня» Татьяне Анциферовой пророчили «звание» певицы №1 в СССР. У неё до сих пор нет ни званий, ни особых регалий, но она ни о чём не жалеет

Опубликовано: 5 Сентября 2017 08:00
018823"Совершенно секретно", No.9/398, сентябрь 2017Андрей КОЛОБАЕВ

Те, кто хоть раз слышал её голос, легко назовут её имя. Профессионалы-музыканты не дадут соврать: тембр редкой красоты, нежный, юный, хрустальный, не перепутаешь ни с кем. И если мы любим замечательный фильм-сказку «31 июня», так в том числе и за песни в её сказочном исполнении.

Известная история: поругавшись с Аллой Пугачёвой во время работы над картиной «Женщина, которая поёт», композитор Александр Зацепин в пику ей задался целью найти певицу, «способную затмить Пугачёву». Татьяну Анциферову он нашёл в Ужгороде, в Закарпатской областной филармонии. И с первой встречи понял: вот эта девушка – сможет! После «31 июня» она пела песни во всех его фильмах. Популярность молодой певицы была ошеломительной. Её голос был настолько нов и свеж для эстрады тех лет, что именно Анциферовой Александра Николаевна Пахмутова предложила спеть прощальную песню Московской Олимпиады-80. Лучшие композиторы писали для неё свои хиты, её концерты собирали полные залы… Даже в смутные 1990-е на её горизонте то и дело появлялись люди, предлагавшие вложить в неё миллион-другой баксов. Правда, либо бритоголовые, либо совсем уж сомнительной репутации, но факт! Кстати, многие музыкальные эксперты и меломаны до сих пор твёрдо уверены: Анциферовой было под силу переплюнуть всех и стать певицей №1. А вот «не смогла» или «сама не захотела» – вопрос по сию пору открытый.

…Сегодня певица от шоу-бизнеса старается держаться подальше: на гастроли не ездит, в концертах участвует крайне редко. Отгородилась от посторонних высоченным «забором» и в свой дом-крепость лишних людей не пускает. Занимается вокалом с вундеркиндами – будущими звёздами. Пристально следит за всеми новинками и тенденциями мировой музыки. То есть по-прежнему полностью «в теме» – живёт музыкой. И поёт. Придя домой, я несколько раз подряд прослушал новый компакт-диск, который Татьяна Анциферова подарила мне на память об этом откровенном интервью. Всё-таки как же божественно она поёт!

Татьяна Анциферова в 16 лет стала солисткой популярного харьковского ВИА «Везувий»

МОЙ ПРАПРАПРАДЕД – ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН

– Татьяна Владимировна, вы родились в башкирском городе Стерлитамаке. С чем у вас этот город ассоциируется?

– Один мой знакомый музыкант, который живёт в Америке, рассказывал, что там у них продаётся сода с надписью на упаковке «Произведено в Стерлитамаке». Говорит, как увидит, сразу меня вспоминает. А у меня этот город ассоциируется с родителями, с детством. Ещё – почти всегда холодно… Мой папа окончил в Харькове Институт инженеров железнодорожного транспорта и был распределён в Башкирию, на Уфимскую железную дорогу. В Стерлитамаке им с мамой дали комнату в коммуналке. Вот там я и родилась.

Моих родителей, особенно маму, постоянно тянуло на родину, в Харьков. Но отца как хорошего специалиста не хотели отпускать, даже дали отдельную квартиру. И этим нас задержали ещё на несколько лет. Но, сколько себя помню, мы всё время собирались обратно. Я даже в детский сад ходила до восьми лет. Мама оттягивала моё поступление в школу в надежде на то, что уедем в Харьков и там я пойду в первый класс. В итоге я пошла 1 сентября в школу в Стерлитамаке, а через неделю мы уехали.

– Откуда такая информация, что по отцовской линии ваш предок – поэт эпохи Просвещения Гавриил Державин?

– Когда я была маленькая, под строгим секретом мне бабушка по отцовской линии показывала семейное генеалогическое древо. Раскладывала на столе полуистлевший старинный пергамент с картинками, говорила, мол, мы тебя, Танечка, сюда впишем. По её словам, мой родной дед был праправнуком того самого Гавриила Романовича Державина, который, «в гроб сходя, благословил» Пушкина. Согласитесь, такое родство уже внушает определённую ответственность!

– Когда появились первые музыкальные увлечения?

– Мои дедушка с бабушкой были учителями, жили в посёлке в Оренбургской области. Гонимые сталинским режимом, они не имели права жить ближе, чем в ста километрах от областного центра.

Примечание Владимира Зыкова. А тут хотелось бы поподробнее: чем же они "сталинскому режиму" помешали? И где жили до того?

В детстве я часто у них гостила. Оба были очень музыкальными: играли на разных инструментах, пели всей семьёй. Я всё слушала¸ впитывала, а потом, возвращаясь в Стерлитамак, всё это в виде выступлений «выдавала» в детском саду. В шесть лет мама отвела меня в музыкальную школу по классу фортепиано, где и выяснилось, что у меня абсолютный слух.

– Интересно, о чём мечтали в детстве?

– Уж точно не о сцене! Когда Валентина Терешкова полетела в космос, мне хотелось быть космонавтом. Женщина в космосе… Значит, и я могу! А до этого, в классе первом, хотела быть следователем. Мне казалось, что поймаю преступников быстрее, чем другие… Я вообще была таким «странным», домашним ребёнком. Пока мы в Харьков не переехали, я не знала, что люди курят, не слышала ни одного матерного слова, не знала, откуда берутся дети. А тут сразу всё узнала. Мои же соседки-ровесницы просветили. (Смеётся.)

– Когда вы узнали, что у вас необычный голос?

– Про голос мне никто не говорил, но в школе я была «бесплатным магнитофоном».

С родителями. Начало 1960-х

– В каком смысле?

– Услышав песню в какой-нибудь передаче, на следующий день я исполняла её перед одноклассниками. Помню, вышел фильм «Пусть говорят» с участием испанского певца Рафаэля. Не зная испанского, я пела на «птичьем» языке все его песни. Когда заболевал учитель и некем было его заменить, классная говорила: «Анциферова, к столу!» Я выходила и весь урок пела. Самое забавное, что даже те мальчишки, которые на переменах норовили меня толкнуть или дёрнуть за косичку, сразу затихали и смотрели влюблёнными глазами. А ещё у нас в актовом зале стоял рояль. Бывало, после уроков одноклассники подходили: «Цифра»! Идём в актовый. Попоёшь…»

– Что пели?

– Тот репертуар, который в то время крутился на пластинках и звучал по радио. Жан Татлян, Муслим Магомаев, Владимир Трошин, Тамара Миансарова. Кто тогда ещё был? Дин Рид, Рафаэль, Джордже Марьянович, Лили Иванова… В шестом классе старшие ребята пригласили меня петь в школьном ВИА. А после восьмого я поступила в Харьковское музыкальное училище.

– Когда созрело окончательное решение стать профессиональной певицей?

– Это внушил мне мой будущий муж – Владимир Белоусов. Познакомились мы при довольно смешных обстоятельствах. Он искал солистку для своего ансамбля «Везувий», а я пришла на прослушивание. Вдруг выходит такой длинноволосый Ален Делон – в костюме, белой рубашке с галстуком. Протягивает руку и с ходу: «Вы нам подходите!» Я рассмеялась: «Вы же не слышали, как я пою?!» «Вас слышали другие, я им доверяю», – отвечает. Я испугалась! Дома маме сказала: «Больше никогда туда не пойду! Там очень подозрительный руководитель». Словом, глазом не успела моргнуть, как влюбилась. Мне было 16, Володе – 28. С тех пор мы не расставались.

Концерты были четыре раза в неделю. В Харьков приезжали со всего Советского Союза, даже с Дальнего Востока, Камчатки, чтобы посмотреть нашу программу, потусоваться. По пятницам, субботам и воскресеньям там собиралось до 1,5 тысячи человек. Ажиотаж был невиданный! Приезжавшие из Москвы удивлялись: «Почему нет такого у нас?» Всё было серьёзно: огромный зал, высокая сцена, хозрасчётная организация. Билеты продавались по 1,5 рубля.

– Ого! Немалые по тем временам деньги.

– Между прочим, организаторы наших концертов выручку выносили мешками. Я не шучу! На входе сидела кассирша с мешком из-под картошки. Они наполнялись до верха и складывались в гардеробе… Мне платили зарплату 60 рублей, и я ещё в училище стипендию получала 20. Моя мама, работая методистом в детском саду, получала меньше.

– Уже тогда ходили «на Анциферову»?

– Нет. Ходили «на Белоусова» и его оркестр. Коллектив по тем временам был невероятно продвинутый. Играли джаз, джаз-рок… Брали любую советскую или украинскую песню и делали из неё «американское произведение», хотя пели на украинском или русском языке. Треть программы – иностранные шлягеры. Я пела «Mamy Blue», «Sunny», «Hello, Dolly», песни из репертуара Марыли Родович, «чешского соловья» Карела Готта, Хелены Вондрачковой. И, конечно, те, что пела вся Украина – «Червона рута», «Водограй»… Кроме того, Володя писал песни специально для меня.

– А как же «обязательные» комсомольско-патриотические песни? Даже Александр Градский признавался, что, будучи начинающим рокером, пару раз спел «Ленин всегда живой» Серафима Туликова.

– Мы не пели. Конечно, может, Володя куда-то ходил на ковёр, и за это его ругали, но мне он об этом не рассказывал. Худсоветы и цензура впервые появились в нашей жизни, когда мы переехали в Киев, работали в Укрконцерте – делали с Петром Топчием программу «С песней по миру». И потом в Ужгороде, в Закарпатской областной филармонии, бывало, нас даже с гастролей за «неправильные песни» снимали. Кстати, с Александром Градским мы познакомились как раз в Ужгороде, когда он приехал с концертами в 1977 году. Я помню, как во время репетиции распахивается дверь: «Я – Градский! Пришёл посмотреть, кто здесь такого крутого из себя воображает!» Оказывается, он услышал, как мы играем, и стоял под дверью – не мог понять, запись звучит или играют живьём. Добавил ещё: «О! Наконец я встретил на территории СССР нормальных чуваков. В Москве трудно найти таких продвинутых. Вам надо в Москву!» Как в воду смотрел.

На концерты ВИА «Музыки» с Татьяной Анциферовой приезжали со всего Советского Союза. 1970-е

РАДИОСТАНЦИЯ «ИМЕНИ ТАТЬЯНЫ АНЦИФЕРОВОЙ»

– Как вы познакомились с Зацепиным?

– Александр Сергеевич в это время писал песни для фильма «31 июня» и, как я поняла, искал для их исполнения новый голос – он нуждался в «свежей крови». Наш друг саксофонист Марк Беспалько, который тогда жил в Москве и сотрудничал с ним, дал ему послушать мои концертные записи. Зацепин попросил нас познакомить. Шёл ноябрь или декабрь 1977 года. Но, если честно, ехать в Москву я вообще не хотела. Я хотела в Нью-Йорк!

…Ещё работая в Киеве, мы с Володей мечтали уехать на ПМЖ в США. Но жизнь обычно всё решает по-своему. У Володи открылась язва, об отъезде пришлось забыть. Поэтому мы и перебрались в Закарпатскую областную филармонию – всё поближе к Западу. Мне было 20 лет, я была абсолютно самодостаточна, даже мысли не было «попасть в телевизор». Жила в своём мире, со своими идеалами и ориентирами. А Ужгород по советским временам был довольно прозападный цивилизованный город. И мне всё там нравилось: по телевизору крутили лучшие европейские музыкальные программы, американские фильмы. Мы давали 300 концертов в год. Играли и пели почти что хотели.

И вообще у меня было ощущение, что мы живём не в СССР. Даже климат был другой: под Новый год в Ужгороде теплынь, все ходили без шапок, а в Москве – холод собачий. Поэтому предложение поехать в Москву «разгонять тоску» у меня не вызвало никакого интереса. Абсолютно! По большому счёту меня Володя уговорил.

Мы приехали. Встретились у Зацепина, на домашней студии. Пили чай, потом он наиграл на фортепиано мелодию песни «Светит ли в окна рассвет голубой», дал мне текст, и мы её записали. Я увидела, что Зацепин доволен результатом, и поняла, что прошла некий тест. Рассказывал о фильме, о том, что ни песни, ни актёры на главные роли ещё не утверждены, мол, ему бы хотелось, чтобы я участвовала.

Я спросила: «В каком качестве? Сниматься?» – «Может быть, даже и сниматься».

– Даже так?

– По крайней мере меня попросили отнести свои фотографии на «Мосфильм», и там они понравились. Позже режиссёр Леонид Квинихидзе говорил: «Мы рассматривали твой вариант. Было бы неплохо, чтобы тот, кто поёт, тот и снимался». Правда, уже во время записи песен он протянул мне журнал с актрисой Ией Нинидзе на обложке, сказал, что будут искать похожую на неё балерину.

– Знали, что параллельно с вами пробуются ещё семь певиц? В том числе Лариса Долина, Ирина Понаровская…

– Естественно, не знала. У меня же концерты. В феврале приехала, записала четыре пробные фонограммы – и опять на гастроли. Зацепин потом признался: «Лично мне ты больше нравилась, но я в одиночку не мог решить – боялся провала».

И он собрал музыкальный консилиум: Олег Лундстрем, Юрий Саульский… Прослушали записи всех претенденток, в конечном счёте выбрали меня. Помню, Леонид Петрович Дербенёв подвозил меня в Новогиреево. И пока мы ехали, крутил кассету с записью «Ищу тебя», которую ему отдал Зацепин. Песня заканчивалась, он перематывал и включал снова. Раз 15 подряд. И после каждого прослушивания говорил: «Ух-х-х-х! Какую песню мы записали!»

– Вы сразу их начали петь на своих концертах?

– Ну что вы! И Дербенёв, и Зацепин предупредили, что до премьеры фильма – нельзя. А то не успеет выйти фильм, как какой-то другой композитор их «напишет». Не так всё просто. Как раз в это время мы работали по отделению с «Песнярами». После выступления зашли в гости Валера Дайнеко, Владимир Мулявин, и я им включила запись. У них глаза округлились: «Почему не поёшь это на концерте?» – «Нельзя». – «А мы бы не удержались!»

– Вашим звёздным часом многие считают 1978 год, когда на экраны вышла картина «31 июня». Можно сказать, что он фактически перевернул вашу жизнь?

– В какой-то степени – да. Он обозначил, что я существую в этой стране и её музыкальной культуре. В остальном… Ничего сверхъестественного не заметила.

– Вы стали знаменитой! Разве нет?

– Если честно, я не ощутила большой славы. Как жили, так и жили. Мои песни, голос, фамилию знали, но… Меня же в лицо почти никто не знал. Только когда фамилию называла, могли отреагировать, иногда даже измениться в лице: «Ой! Татьяна Анциферова? Вы же моя самая любимая певица!» Со мной это пожизненно. А вы говорите – «слава»! Телевидение меня всё время снимало – вырезали. Начиная с первого эфира. За полгода до премьеры «31 июня» Зацепин, Дербенёв, Яак Йоала и я участвовали в записи для телепрограммы «Москвичка». Поговорили о фильме, мы с Йоалой спели. По замыслу лейтмотивом фильма песней «Ищу тебя» заканчивалась передача, шли титры. И вдруг в конце мая смотрю эфир: вот все мы сидим, разговариваем о главной песне фильма, Яак Йоала спел… А мою песню вырезали. Причём выглядело так, как будто это сделали в последнюю минуту.

– О чём подумали?

– Или не пришлась ко двору, или… это какие-то происки, козни другие. Между прочим, у этой песни в моём исполнении так и не было телевизионного эфира, хотя снимали не раз. Какие-то артисты говорили, что я не очень фотогеничная. Кто-то где-то за кулисами сказал, что меня не хотят снимать, потому что «вешу больше, чем нужно». А я тогда весила в два раза меньше, чем сейчас.

– Какие причины вам самой кажутся самыми вескими?

– Мне много раз говорили, что предыдущая фаворитка Зацепина ревнует и ставит мне палки в колёса. Но кто знает всю правду? Был такой редактор на телевидении – Владимир Давиденко, он говорил, что лично видел чёрный список людей, нежелательных к показу по ТВ. Якобы я там фигурировала под первым номером – видимо, в алфавитном порядке. Вот Давиденко я верю! Правда, примерно раз в год меня могли показать. По радио я звучала, пластинки выходили.

– Если так, почему именно вам «было доверено» закрывать Московскую Олимпиаду? Я имею в виду песню «До свидания, Москва!», которую Александра Николаевна Пахмутова отдала не раскрученным советским звёздам, а вам.

– Сама долго на эту тему думала. Может, случайность, а может, нет. Ведь «31 июня» продали в 100 стран мира, у ленты был бурный международный успех. Это я от Квинихидзе слышала. Зацепин тоже рассказывал, что, когда он переехал жить во Францию, его песни все там прекрасно знали. А тут Олимпиада в Москве… Примерно в это время появилась радиостанция «Москоу Сервис», которую многие мои друзья-музыканты в шутку называли «имени Татьяны Анциферовой», потому что меня там крутили чуть ли не 30 раз в сутки. По словам моего знакомого, который там работал, «поступила информация, что иностранцы тебя знают лучше всех из советских исполнителей». Поэтому, я думаю, неспроста меня пригласили петь эту песню вместе с Лещенко. Возможно, это был продуманный маркетинговый ход.

– Не преувеличиваете, что Запад вас хорошо знал?

– Расскажу вам одну историю. Её свидетели, например, Стас Намин, его тогдашняя жена Людмила Сенчина… Осенью 1983-го, когда у власти был Андропов, группу Стаса Намина, где тогда работал мой муж, пригласили на Берлинский рок-фестиваль. Кульминацией фестиваля стал приезд одного из основателей джаз-рока – знаменитого певца и композитора англичанина Роберта Уайатта. Выступал он, сидя в инвалидной коляске, так как в 1970-е годы выпал из окна, сломал позвоночник и больше ходить не мог. Но – реальная живая легенда! И вот наша советская делегация во главе со Стасом Наминым через кордон кагэбэшников в штатском прорывается к музыканту, начинают общаться через переводчика: «Кого из советских рок-музыкантов вы знаете?» Начали перечислять пофамильно. Уайатт: «Ноу…ноу…ноу…» «А из певцов?» Он с ходу: «Раша? Татьяна Анциферова! Она мне помогла выжить!» Он рассказал, как, находясь в жуткой депрессии, хотел свести счёты с жизнью, но вдруг услышал по радио мой голос. Потом решил сам спеть мою песню «Мир без любимого». Написал свой английский текст, назвал «War Without Blood», что переводится как «Война без крови». И – спел как «песню неизвестного композитора». У меня где-то даже есть эта запись! Представляете? Человек совершенно из другой «оперы», а представление о музыке в СССР ассоциируется с одним именем.

– Потрясающая история!

– Сама была удивлена. Кстати, что интересно – Роберт Уайатт до сих пор не только жив-здоров, но и продолжает выпускать свои пластинки.

С мужем Владимиром Белоусовым и сыном Вячеславом. Начало 1990-х

ПОСЛЕ ОЛИМПИЙСКОГО МИШКИ

– Татьяна Владимировна, как-то вы неохотно вспоминаете песню про олимпийского мишку, под которую в 1980-м лила слёзы вся страна. Почему?

– Нет, конечно, остались незабываемые воспоминания о Московской Олимпиаде, о том прекрасном времени, когда тебе 26 и ты надеешься, что всё лучшее у тебя впереди. А почему вспоминаю неохотно? Во-первых, Александра Николаевна и Николай Николаевич Добронравов сначала говорили, что я буду самостоятельно петь эту песню. Я её выучила, приехала на «Мосфильм» и записала три варианта. А потом… Может, это и прозвучит несолидно, но вдруг «нарисовался» Лев Валерьянович Лещенко, который как будто «с телевизора сошёл». И мне предложили с ним петь дуэтом. Естественно, весь мой энтузиазм сразу рухнул!

– ?!

– А чему было радоваться? Я понимала, что Лев Валерьянович – певец, прославляющий советскую власть, «знамя» того строя. А я себя никогда «под Лениным не чистила, чтобы плыть в революцию дальше». Поэтому для меня это внутренне было как-то не очень приемлемо. Ладно, думаю, запишу, а там видно будет. Больше всего меня расстроило, что записывали на один микрофон и на итоговой записи меня не очень хорошо слышно. После того как мы спели, Александра Николаевна в шутку сказала: «Лёва, вокруг твоего голоса появился ореол в виде голоса Татьяны». А мне бы никак не хотелось быть ни его ореолом, ни нимбом. Рассказала потом мужу об этой записи. Володя и говорит: «Ну записала и записала. Ты же не изменила мне с Лещенко… Забудь!»

Кстати, с этой песней связан ещё один забавный момент. После знакомства с Александрой Николаевной и Николаем Николаевичем приезжаю в квартиру Марка Беспалько, у которого мы остановились. Села учить эту песню, наигрываю на фортепиано мелодию: «До свидания, наш ласковый миша! Возвращайся в свой сказочный лес!» Заходит жена Марка Вера: «Таня, зачем ты учишь песню, которая давно существует?» – «Какая?» – «Ну как же? – «Ах, зачем я на свет появился? Ах, зачем меня мать родила?» Мне стало так смешно. Ведь я тоже, как только её услышала, уловила очевидное сходство по ритмике и по нотам.

– Вы солидарны с народом по поводу песен, которые он любит? Или у вас своя оценка собственного творчества?

– Мне тоже нравятся песни из «31 июня», и ничего с этим поделать не могу. Мне только не нравится, как технически они сделаны. Ведь по непонятной причине в картину попали мои «пробные» записи. Почему мне не дали перепеть? Загадка!

– Считаете, что можно было спеть лучше?

– Ну, конечно! Когда узнала, что все музыкальные номера под мои песни уже сняты, была сильно огорчена. Вообще там много для меня загадочного и странного до сих пор. Несмотря на то что Зацепин жив, я с ним общаюсь. Но мне не кажется приличным расспрашивать его на эти темы – всё-таки ему 91 год уже. Хотя Леонид Дербенёв, когда я ему жаловалась, восклицал: «Ты сделала всё прекрасно! Пусть попробует кто-то сделать лучше».

– В 1980-е годы вы спели песни ещё для трёх фильмов с зацепинской музыкой: «Узнай меня»,

«Артистка из Грибова» и «Приключения Арслана», выпускали диски-гиганты… Но вдруг всё резко пошло на спад, а потом вы вообще куда-то исчезли. Поговаривали, мол, Анциферова «потеряла голос», «уехала навсегда в Штаты», вам «перекрыла кислород» Алла Пугачёва…

– Всё это я тоже слышала, как и все.

– А что произошло на самом деле?

– Во-первых, до 1982 года, когда я перешла в Москонцерт, моя активная концертная деятельность не прекращалась. А на спад она пошла по объективным причинам: выяснилось, что я тяжело больна. Весной 1981 года врачи вынесли «приговор»: ДТЗ – «диффузный токсический зоб», переизбыток гормонов щитовидки.

– Так называемая в народе Базедова болезнь?

– Да. Я в тот период только знала, что ею болела Надежда Константиновна Крупская и то, что эта болезнь сильно уродует человека внешне. То есть из красавицы ты можешь превратиться в уродину. Я не имею в виду себя, но… Я видела миловидную Крупскую на снимках в 20 лет – и в 20-е годы прошлого века: небо и земля!

Группа «Седьмой океан». Слева направо: Александр (Маршал) Миньков, Татьяна Анциферова, Георгий Власенко, Владимир Белоусов, Игорь Мялик, Алексей Кравченко. 1982

– Как это у вас проявлялось?

– Выпадали клоками волосы, приступами дрожали руки, кружилась голова… Я могла грохнуться в обморок в любой момент. Несколько раз падала – в кровь разбивала коленки. Есть видеосъёмка: мы с Лещенко поём «До свидания, Москва» для «Песни-80», потом Леонид Утёсов мне дарит цветы… Но я не люблю смотреть эту запись, потому что по дороге в «Останкино» мне стало плохо в автобусе и в кадре всё это видно. А сколько карет скорой помощи приезжали ко мне на концерты! Пока не знала диагноза, я и к экстрасенсам ходила, и фитотерапию пробовала, и ездили мы с мамой в Ульяновск к местному светиле. Но болезнь прогрессировала. Позже, в 1983 году, у меня отнялись ноги. Пришлось делать сложную операцию, после которой мне сказали: «О возвращении на сцену и не помышляйте!» И речь шла тогда не о том, чтобы сохранить голос, а о том, чтобы остаться в живых. Врачи так и сказали: «Лучше оставаться живой и толстой, чем худой и мёртвой!» И это была главная причина, почему я «притихла».

Но была и другая. Когда в 1982 году мы с Зацепиным начали писать новую пластинку, случилось горе: у Александра Сергеевича умерла жена – Светлана Сергеевна. И вскоре он уехал жить во Францию. Из страны уехал композитор, который для меня писал. Не знаю, как для кого, но для меня это были суперобъективные причины.

– А Алла Борисовна всё-таки «кислород» вам перекрывала? На протяжении многих лет ваших поклонников и любителей музыки, что называется, «терзает этот вопрос».

– Веских доказательств у меня нет. Интуицию женскую тоже, как говорится, к делу не пришьёшь. Могло быть, могло не быть. Я давно забыла об этом! Мне кажется, каждому даётся такая судьба, доля и ноша, которую он может нести и какую заслуживает. Значит, я не настолько была хороша, не настолько упорна!

– Разве амбиции стать первой певицей страны вас не будоражили?

– Нет, и не стремилась, и не думала об этом. Честно! У меня не было желания всё время маячить на экране, расталкивать всех локтями, идти «по трупам», чтобы все любили и слушали только мои песни. Вот не моё! Мой муж часто называл меня «алмазом» и добавлял к этому фразу: «Не в ту среду попал кристалл, но растворяться в ней не стал».

Владимир и Татьяна были не только мужем и женой, но и соратниками, единомышленниками во всём

ПОДАЧКА «ПЕВИЦЕ АНЦИФЕРОВОЙ»

Тем не менее, несмотря на не самое лучшее самочувствие, я вернулась на сцену. Сначала работала в грозненской филармонии. С группой «Аэробус» и Валерием Ободзинским выступали во Дворцах культуры на территории Чечено-Ингушской Республики.

– Ободзинский уже был в полуразобранном состоянии? Ведь он тогда сидел на «колёсах» – таблетках с кодеином…

– Нет, вполне нормальном. Правда, забывал слова. Но с нами работали музыканты, которые знали его репертуар наизусть, и он знал, что есть кому подсказать. Валерий был, конечно, уникальным человеком! Помню, новый, 1985 год мы встречали в Чечне – филармония нас уговорила остаться там на новогодние праздники. У него была зашита «торпеда» или что-то вроде этого. Я говорю: «Вам ведь ничего из спиртного нельзя». А он: «Нет, мне всё можно». И прямо при мне это продемонстрировал: выдавил в стакан пол-лимона, выпил. А после этого налил себе водки.

У него всегда при себе был запас таблеток снотворного, и он всё время спал. На концерт едем – спит в автобусе, прямо падает голова с плеч. Перед самым выходом «просыпается», одевается. Причём, куда бы мы ни приезжали, микроскопический ДК в селе или деревушке, Валера всегда был при полном параде – штиблеты лаковые, белая рубашка, бабочка, жабо, немнущийся костюм мышиного цвета. Выходил как настоящий амэриканский артист и пел изумительно.

В 1986-м в моей жизни произошло ещё одно важное событие – я родила сына. Нянчить его, кроме меня, было некому. Поэтому всю свою концертную деятельность я сразу задвинула на задний план. Но песни всё равно записывала. В 1991-м спела партию Магдалины для русской версии рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда».

Работала с «Калиновым мостом», «Запрещёнными барабанщиками», Найком Борзовым и «Ва-Банком». И с Александром Сергеевичем Зацепиным! Он приезжал из Франции, мы с ним делали новогодние ёлки в Кремле и Цирке на проспекте Вернадского, записывали «Русское рождество в Париже» для французского музыкального театра. Я там озвучивала 16-летнюю героиню русского происхождения Натали, а Бабу-ягу – Людмила Марковна Гурченко.

– В 1990-е наступила новая эра – «денежных мешков», первых продюсеров. На вашем золотом голосе можно было озолотиться. Пробовали?

– Предлагали. До 1992 года мой муж работал вторым дирижёром в оркестре Анатолия Кролла. Когда Росконцерт прекратил существование, Кролл ушёл, и оркестр остался «у разбитого корыта». Володя с приятелем, чтобы спасти коллектив, учредили коммерческую фирму «Полиарт», занимающуюся организацией концертов. Работали с Вилли Токаревым, с такими популярными ещё со времён СССР иностранными группами, как Baccara, Maywood. Кто только ни приходил в этот «Полиарт»… Володя был знаком с Ходорковским, Лисовским, Авеном… Иногда в «Полиарт» приходили люди кавказской внешности с кейсом, набитым пачками долларов, и, как выражался Володя, «приносили подачку певице Анциферовой в виде миллиона долларов – на раскрутку». Я спрашивала: «И что ты ответил?» – «Что нам ничего не надо!»

– Он не хотел связываться с криминалом?

– Да, хотел, чтобы мы спали спокойно. Говорил: «Ты что, дорогая моя, хочешь, чтобы тебя по ночам вызывали на загородные дачи – петь там «олимпийского мишку»?!

– Если честно, хотелось вновь собирать стадионы, выпускать пластинки?

– Такой ценой? Нет, не хотелось! Я всегда была за справедливость: раз у нас этого не было, значит, мы и недостойны. С конца 1990-х мы с Володей работали в Московском театре музыки и драмы под руководством Стаса Намина. Он делал аранжировки, я записывала для спектаклей номера музыкальные. К сожалению, восемь лет назад Володи не стало…

– Если окинуть пройденный путь критическим взором, какой период жизни назвали бы самым счастливым?

– Естественно, 1970-е годы, потому что вся жизнь впереди, летаешь, как мотылёк, переезжаешь из города в город, открывая для себя новые миры и людей. А потом мне нравились 1990-е годы, как никому.

Татьяна Анциферова и композитор, аранжировщик Владимир Белоусов – 38 счастливых лет. Конец 1990-х

– Почему?

– Ты уже взрослый, всё знаешь, умеешь, понимаешь. И все бытовые тяготы, которые тогда переживала вся страна, меня абсолютно не волновали. Нам на ребёнка выдавали 700 граммов масла на месяц, и мы умудрялись эти 700 граммов есть втроём. И ничего! Не грустили ни капли. Жили мы на Арбате, в центре Москвы и центре страны. Незнакомые люди звонили нам в дверь и просились в туалет… (Смеётся.) Мы с сыном гуляли по Старому Арбату, где запросто можно было услышать стрельбу. Я на всё это смотрела как на кино! И для меня это было счастливое время. Несмотря на то что у меня не было каких-то таких особенных прорывов музыкальных. Хотя опера «Иисус Христос – суперзвезда» для новой России всё-таки был своего рода прорыв, я считаю.

– Насколько я знаю, последние годы вы успешно передавали опыт и учили вокалу. Вашими самыми известными учениками были Влад Топалов с Сергеем Лазаревым?

– Самым моим известным учеником был бывший спикер Госдумы Сергей Бабурин.

– Даже так?

– Он вообще удивительный человек – всё начинал, можно сказать, с нуля и многого добился. Мы с ним отзанимались 100 уроков, выучили 15 песен, записали пластинку, он снял два клипа.

– А с шоу-бизнесом больше никаких точек соприкосновений?

– Шоу-бизнес тоже иногда ко мне приходит, чтобы я помогла наладить немножко голос, дыхание подкорректировать. Все же ездят, стареют, а голос – очень хрупкий инструмент.

– Чем вы ещё любите заниматься кроме музыки?

– Смотреть хорошее кино. Ходить на хорошие концерты. Особенно если западный настоящий музыкант приехал. Люблю потом целую неделю об этом думать, помнить все детали. Нет, всё-таки только музыка меня занимает полностью. Она и профессия, и хобби. У меня другого ничего нет. Музыка – это единственное, что меня держит. Она никогда не предаст. Но при этом я не вижу возможности ездить гастролировать, веселить публику.

– А в каком качестве вы сегодня себя видите?

– Я хотела бы записывать пластинки, экспериментировать в студии, знакомиться с различными музыкантами, участвовать в сейшенах, акциях музыкальных – благотворительных или защиты мира. Выкладывать видео- и аудиофайлы в Интернет. Чтобы все знали, что человек дышит музыкой, и, главное, чтобы это было кому-то нужно.

– То есть вы не ощущаете себя певицей ретро?

– Слово «ретро» для меня вообще не подходит! Я просто певица, очень современная, живущая сегодняшним днём и надеющаяся, что я ещё что-то интересное запишу и продемонстрирую. Я тружусь, я каждый день изобретаю «свой велосипед». И много чего делаю! Не может же быть так, что я сама себя шлифую для того, чтобы сама себя слушать. Всё-таки нужно, чтобы кто-то ещё узнал о том, что я люблю людей, люблю для них петь.

– Значит ли это, что Татьяна Анциферова ещё однажды может удивить музыкальный мир?

– Почему нет? И глаз горит, и мозги всё время в работе. Только если бы ещё здоровье было – оно по-прежнему ещё иногда мне ножку подставляет. Но я как цыкну на него!

Фотографии из семейного архива певицы

"Совершенно секретно"


 

© 2009 Технополис завтра

Перепечатка  материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши  правила  строже  этих,  пожалуйста,  пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.