История одной песни. "Горечь"

Горечь! Горечь! Вечный привкус
На губах твоих, о страсть!
Горечь! Горечь! Вечный искус —
Окончательнее пасть.

Я от горечи — целую
Всех, кто молод и хорош.
Ты от горечи — другую
Ночью за́ руку ведёшь.

С хлебом ем, с водой глотаю
Горечь-горе, горечь-грусть.
Есть одна трава такая
На лугах твоих, о Русь.

10 июня 1917

Рассказывает брат композитора Влада Калле Александр.

Э.С. Пьеха стала пионером восстановления наследия великого русского  поэта Марины Цветаевой, в то время непечатной и полузапретной. Наверное, где-то у «компетентных» органов были списки, где перечислялись нежелательные авторы, вроде Андрея Платонова, Исаака Бабеля и иже с ними. Марина Цветаева была среди них. Не криминал, не Андрей Амальрик, но близко к тому. Повесилась, понимаешь, советский строй ей не нравился, приехала из эмиграции в 1939 году, воспевала белую гвардию...

Позже стали и другие эстрадные звёзды широко разрабатывать творческое наследие Марины Цветаевой, - например Алла Пугачёва. Но потом, после Э.С. Пьехи, это стало можно. Да и времена другие пошли. Развал страны, развал культуры. Потом стало можно всё.

Теперь расскажу с подробностями.

   Марину Цветаеву в СССР практически не издавали. На волне хрущёвской оттепели, в 1961 году, вышел первый её посмертный сборник: «Цветаева М.И. Избранное. / Предисловие, составление и подготовка текста. Вл. Орлова - М.: Художественная литература, 1961. 304 с.» 

Этот синего цвета томик мне случайно удалось купить в городе Братске в 1963году в какой-то  лавочке сарайного типа. Тираж издания был очень маленький. Возможно, 5000 экз. Любителей поэзии в Братске было мало. Народ был крепкий, трудовой,  молодой. Ходили в робах и сапогах. Ездили на «будках» - это такая грузовая машина, переоборудованная под перевозку людей. Сзади приделаны ступеньки. Залезаешь  в будку на остановке, садишься на скамейку и едешь на ГЭС. Бесплатно. Проблем с передвижением по городу практически не было.  Кроме будок, по дорогам ездили «четвертаки» - 25-тонные самосвалы. Вот такая была цивилизация. Я в то время исполнял важную должность распределителя спирта. Спирт получал на складе в больших жестяных банках по 20 литров и вёз я его в «будках» на ГЭС, где потом разносил по бригадам. Каждой бригаде полагалась норма. Кому 2 литра, а кому и 5. В зависимости от значения и авторитета бригадира. Спирт был основным обменным эквивалентом. Бригадир подходил к сварщику: «Вася, надо срочно поварить на 12-й трубе водостока». Вася отвечает: «Хорошо! Нальёшь». - «Сколько хочешь?» - уточняет бригадир (бугор) - «150 хватит», - говорит Вася. Посуда всегда была. Получив спирт, довольный Вася лез к трубе. В обед спирт, ясное дело, распивали.

Вот в такой творческой и деловой обстановке  возил я с собою, за пазухой,  томик Цветаевой и читал стихи в «будке» по дороге на ГЭС. Как ни странно, обстановка не мешала правильно воспринимать стихи. Особенно мне запомнилась «Горечь»

« Горечь-горе, горечь-грусть. Есть одна трава такая, на лугах твоих, о Русь».

Теперь этого настроения уже не понять, какая там трава! Какая там Русь! Траву вытоптали кирзовыми сапогами ещё при индустриализации 30-х годов. А Русь, кроме Проханова, защитить некому. Тотальная глобализация культуры. Но в то славное время были ещё ростки вольнодумства и способность  восхищаться: «О Русь, о снежная  Дева...»  Стихи запали мне в душу. Особая щемящая правда о подлинной судьбе и назначении России и о судьбе самой Марины Цветаевой. Тихий голос из андеграунда.

Вернувшись в Питер и начав сочинять песни с братом Владом, я не раз думал: а не предложить ему взять стихи  Марины Цветаевой как тексты песен?.. Но вначале мы проделали большую работу по своим собственным текстам. Уже была создана песня «Каравелла», « Моряк умрёт, хоронят не в гробу» и много других. До Цветаевой дело пока не доходило. Между тем приближалась годовщина 50-летия Ленинского Комсомола. В Политехе, институте, где я учился, мне предложили написать студенческую исследовательскую работу для всесоюзного конкурса. Тема: «Пролетарская поэзия». Эта работа получила неожиданно вторую всесоюзную премию. Но об этом несколько позже, тут есть важная связь.

В феврале 1968 года нашей группе «Дервиши» предложили выступить на городском смотре культуры. Нас просмотрели, три песни, утвердили, назначили день выступления. И тут мне пришла в голову «счастливая» мысль – украсить наше выступление дополнительным номером. Срочно сочинить и исполнить песню, несущую настоящую знаковую нагрузку:   «О Русь, о снежная  Дева...»

Я подступился к Владу: давай сочиняй срочно! «Горечь-горе, горечь-грусть. Есть одна трава такая, на лугах твоих, о Русь». Ты должен прочувствовать. Здесь ведь речь идёт о подлинном, о сокровенном. Это гимн России".  Влад понял правильно и сделал торжественно и величаво. В форме гимна: «Трам та та та там там, Трам та та та там там.  Горечь! Горечь!» Песня шла без предварительного согласования с жюри, без показа отборочной комиссии. Она пошла четвёртой, после «Каравеллы» и т.д.

На середине песни нас вырубили из электричества. Прибежали какие-то люди в штатском и в милицейской форме. Нас долго в тот день допрашивали. Держали в подвале. Всё хотели узнать, кто дал нам это задание? Зачем мы исполнили «Пародию на Гимн Советского Союза»  Мы не понимали, какое такое задание? И так как я был руководителем группы  и по возрасту старший,  то нажимали в основном  на меня. Не будем здесь лицемерить, признаемся честно: я не выдержал и тоже ругался громко. Они же кричали на меня, как павианы. Влад оставался в коридоре и не шумел. В общем, мы родились в СССР в сталинские времена, были свидетелями всех политических пертурбаций и всё равно были настолько наивными, что не понимали, насколько чувствительно реагирует система на малейшие отклонения от идеологии.

По прошествии многих лет понимаешь следующее: не меняется ничего! Хотя внешне как бы всё другое. Те же самые люди, которые преследовали нас, стали депутатами, заседают в думах. И главное - пристроились к большим деньгам. Это я говорю не теореотизируя, а зная наших гонителей поимённо. Это просто такой сорт особый. Гиены падшие!

На следующий день, в понедельник,  я поехал в институт, а Влад, мой брат, в музучилище Мусоргского. Только я сел за свой стол, как Славик, наш соло - гитарист в факультетской группе, где я также участвовал, говорит: «Иди почитай доску объявлений». Я говорю, да мне некогда, потом. А Славик настаивает «Нет, всё брось, иди почитай» Я пошёл читать. На доске было написано:  «Студента второго курса Александра Калле исключить за недостойное поведение». Я в деканат, наш декан Кагарлицкий, как раз тот человек, который рекомендовал меня на конкурс, профессор философии, достаёт из папки другой приказ: «Александра Калле наградить тем-то и тем-то за получение второго места во всесоюзном конкурсе». «Как же так, вы же лучший мой студент, что произошло?»

Я рассказал все, что было в воскресенье. Декан говорит: «Дело тяжёлое, сейчас не сталинские времена, но посадить вполне могут. Вы, я слышал, песни пишете, и даже Эдита Пьеха их исполняет. Попробуйте обратиться к ней, может, она вас спасёт. В отношении исключения мы похлопочем, чтобы вас перевести на заочное отделение».

Я взял портфель и  поехал домой, в Колпино. Выхожу в Колпино из электрички, смотрю, какая-то фигура, сгорбившись, тащит на спине аккордеон в чехле. Догнал – ну точно, мой брат Владик! Влад, спрашиваю, ты, что здесь делаешь в 11 утра? Почему ты не в училище? А вот, отвечает, меня исключили за недостойное поведение.

То же самое произошла и с остальными участниками ансамбля «Дервиши». В один день нас выгнали всех с работы, с учёбы и прислали повестки на допросы в КГБ.

Тучи сгустились. Все мы оказались без работы, учёбы, на грани ареста. Что делать? Решили на нашем военном совете – будем играть «ночные танцы» на 101 километре от Ленинграда, в андеграунде. Там разрешено. Так и эдак там живут "Высланные" из Ленинграда и тунеядцы. Танцы начинаются в 0:30 ночи и кончаются в 5:00 утра. К первой электричке. Для того, чтобы рассказать, что это было, нужен отдельный сайт и много времени. Явление особенное.

В следующее воскресенье я позвонил Э.С. Пьехе, попросил встречи с ней, чтобы показать новую песню «Горечь». Мы приехали вдвоём с Владом, он спел, показал. Э.С. Пьеха в то время ещё Цветаевой не знала. А что  это за поэтесса? Я показал ей сборник. Гордость русской поэзии. Ей понравилось. Попросила написать новые песни на её стихи. По её заказу появилась позже песня «Мой милый».

В короткий срок Ансамбль «Дружба» разучил, отрепетировал и исполнил новую песню «Горечь».  Песню показали по Ленинградскому телевидению где-то в начале апреля 1968 года.

При очередном вызове в КГБ я посоветовал им смотреть телевидение. Предмет расследования исполняется на широком экране. От нас отстали.

По материалам: http://edyta-piecha.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=413&catid=75&Itemid=399