Иван Котляревский: основоположник поневоле и «московский патриот»

В моей памяти единственным светлым пятном среди всех «охов-вздохов» и «причитаний», которые назывались школьным курсом «украинской литературы», осталась поэма «Энеида» Ивана Петровича Котляревского. Оно и неудивительно: как тут не встрять в память, если советским школьникам, надёжно отгороженным цензорами от любой похабщины и даже намёков не неё, – вдруг в школьной программе (!!!), в период, когда мальчики и девочки испытывают первые приливы половых гормонов организме, предлагают к изучению произведение, где главные герои занимаются тем, что, как утверждал школьный фольклор на тему этой поэмы, «пьют и дерутся, ругаются и е**тся». При этом автор поэмы абсолютно не лезет в карман за словом и состраниц школьного учебника на вас сыпятся такие фразы, как «Но зла Юнона, суча дочка», «сука Геба...», «Венера, не послідня шльоха», и т.д. и т.п.

Однако же как произошло, что произведение подобного типа «просочилось» в школьный курс? Чтобы ответить на данный вопрос, необходимо совершить опредёленный экскурс в историю.

После воссоединения на Переяславской Раде 1654 го года Великой и Малой Руси в единое русское государство, множество малороссийских учёных, богословов и литераторов переехало в Москву, сделав огромный вклад в развитие русского языка. Того самого, на котором написана эта статья.

Вот как сами «политические украинцы» описывали данный процесс. Филолог Иван Огиенко (впоследствии митрополит Канадский – УАПЦ – Илларион) писал так: «... За XVIII столетие постепенно в Московии складывается новый литературный московский язык, и создают его в основном украинцы... Новый московский литературный язык возник в результате долгой борьбы языка украинского и московского: в него вошли и старый литературный московский язык, и язык московский приказов, и литературный язык украинский, и украинский актовый язык. Вот так умер наш старый украинский литературный язык, и так воскрес он уже литературным московским языком» (Огієнко І. Українська культура. - К., 1918. - с.254).

Другой украинский исследователь – эмигрант Зиновий Когут пишет: «Поскольку большая часть украинской знати всё ещё обучалась грамоте по славянскому Псалтырю и иным книгам Священного писания, старо-российский книжный язык звучал для них как родной. Для украинского мелкопоместного дворянства постепенная замена староукраинского языка старороссийским, то есть русским, была практически незаметной». (Когут 3. Розвиток малоросійської самосвідомості і українське національне будівництво // Зустрічі. -1991.-№2.-с 168-169.)

Особенно метко, хотя и с кое-каким преувеличением, роль украинского компонента в развитии общерусской культуры обозначил князь Николай Трубецкой: «... На рубеже XVII - XVIII веков произошла украинизация великорусской духовной культуры. Различие между западнорусской и московской редакциями русской культуры было упразднено путём искоренения московской редакции, и русская культура стала едина. Эта единая русская культура послепетровского периода была западнорусской, украинской по своему происхождению, но русская государственность была по своему происхождению великорусской, а потому и центр культуры должен был переместиться из Украины в Великороссию. В результате и получилось, что эта культура стала ни специфически великорусской, ни специфически украинской, а общерусской. Всё дальнейшее развитие этой культуры в значительной мере определялось именно этим переходом от ограниченного, местного к всеобъемлющему, общенациональному.». (К украинской проблеме.// Кн. Трубецкой. Н. Наследие Чингисхана. Сб. –М.,1999)

Таким образом, учитывая всё вышеупомянутое, а также роль, которую играли и продолжают играть украинцы в русской культуре, можно утверждать, что формировавшийся на основе старомосковского и староукраинского книжных языков, а также народных наречий русский литературный язык является общерусским, то есть общим восточно-славянским наследием. Тем самым выбивается почва из-под тезиса политиканствующих демагогов из среды «свідомих українців» о чужеродности русского языка на Украине.

Но в конце XVIII века на Украине появляются первые произведения на народном малорусском языке. Примечательно, что употребление народного языка связано с распространением классицизма. Описывая украинский классицизм, украинский литературовед Дмитрий Чижевский говорит: «Авторы этого времени впервые начали последовательно употреблять народный язык – не всегда даже в сочинениях уважаемых жанров. Частично это забава, частично подражание чужим литературам, где в такой самой (травестийной, гротескной, бурлескной) функции употреблялись диалекты и языки, которые ещё не имели своей литературы...».(Чижевський Д. Історія української літератури. Тернопіль, 1994. с. 351-352)

В другом месте Чижевский замечает, что зачастую « украинский язык использовался ещё и для пародий ...или «салонных» подражаний народным песням» и «авторы употребляют не настоящий народный язык, а вульгарный, относясь к языку, как до всего народного, с определенным презрением и пренебрежением». (Чижевський Д. Історія української літератури. Тернопіль, 1994. с. 315)

Так вот, именно в таком качестве и рождалась «Энеида» Котляреавского.

Эта поэма являлась типично классицистским произведением в жанре «бурлеск и травестия». Приступая к написанию, Иван Петрович следовал опредёленной традиции. В европейских культурах классицизма существовало уже к тому времени несколько пародийных переделок «Энеиды». Наиболее известные из них – Блюмауэра на немецком языке, Скарона на французском, несколько версий на французских диалектах, а также русская версия Осипова.

Чижевский характеризует «Энеиду» Котляревского следующим образом: «Содержание её заимствовано у Вергилия: это история странствий троянцев, которые после гибели Трои бежали с одним из младших членов царской семьи Энеем и после разных приключений нашли новую родину в Италии, где, победив местного царька Латина, положили начало позднейшей римской державы ... «Энеида» была избрана как произведение общеизвестное. Сюжет травестованных «Энеид» интереса не представлял, ибо весь ход событий был уже известен читателю.... То, что было новым и привлекало внимание читателя, представляло собой вариации отдельных сцен и эпизодов поэмы. Традиции травестии состоят в том, что определённая историческая и национальная окраска произведений авторами травестий заменялась другой, Котляревский делает из троянцев – и, собственно представителей других народов, – украинских казаков, а с другой сферы, которую воспевала поэма, с греко-римских богов, – мелких украинских панов. Все подробности переведены в плоскость повседневной украинской жизни». (Чижевський Д. Указ. Соч. с. 319)

Сочиняя «Энеиду», Котляревский и не думал становиться основоположником новой литературы. Для него это была просто забава. Издавать «перециганеную Энеиду» (как сам называл ее Котляревский), Иван Петрович не собирался, это была просто фривольная литературная поделка, которую автор читал друзьям. Тем не менее, произведение имело колоссальный успех и в рукописных вариантах ходило по рукам. Но опять же – именно как «пикантное чтиво». Даже в страшном сне Котляревский не мог представить, что его произведение по идеологическим причинам будут впаривать в школе детям.

Один из списков поэмы (первые три части) попал в руки коллежского асессора Максима Папуры, который за свои деньги в 1798 году в типографии медицинской коллегии издал «Энеиду». Неизвестно как коллежскому асессору удалось пройти мимо цензуры. Ведь, как писал сам Котляревский в письме к поэту Николаю Гнедичу, в первых частях его произведения присутствует «ощутительнейшая соль». Но про Папуру нам известно мало – знаем только то, что это был весьма состоятельный человек и, видимо, с помощью своих финансов сумел добиться от цензуры разрешения на печатание книги.

И вот именно с этого издания «Перециганеной Энеиды» 1798-го года и выводят сейчас начало современной украинской словесности. Хотя книга была издана без ведома автора, содержала только половину материала (в полном объёме «Энеида» выйдет только в 1842-м), и имела весьма скабрезное для конца XVIII века содержание. Но в стремлении максимально удлинить историю украинского языка, заангажированным историкам и литературоведам, подойдёт и такой вариант. Вот почему «Энеида» будет канонизирована как безусловная классика и исток «украинской литературы», под маркой чего и просочится в школьную программу.

Однако некоторые из украинских классиков не столь высоко оценивали творчество Котляревского. Тарас Шевченко писал, что « твір «Энеида» добрий, а всеж-таки сміховина на московський шталт». Пантелеймон Кулиш назвал Котляревского выразителем «антинародных образцов вкуса», от души поиздевавшимся в своей «Энеиде» над «украинской народностью», выставившем напоказ «всё, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина», а язык поэмы назвал «образцом кабацкой украинской беседы». (Кулиш П. А. Обзор украинской словесности // Основа. 1861. № 1. С. 244, 246. 247.)

Хотя в целом среди «политических украинцев» внезапный переход на народный язык оценивается положительно. Лишь эмигрантский публицист Иван Лысяк-Рудницкий немного сомневается в положительности этого. В своём диалоге «Розмова про барокко» он вложил в уста одного из дискуссирующих следующие слова: «Всё чаще во мне просыпаются сомнения, сделал ли покойный Иван Котляревский такую великую услугу украинской литературе. Был у нас во второй половине XVIII века сложившийся литературный язык. Этот язык основывался на церковнославянском и довольно сильно отличался, это правда, от обыденной речи. Но беды здесь не было никакой. Не лучше ли было освежить книжный язык, введя в него постепенно живые разговорные элементы, как это сделали у себя московиты? Внезапный переход на народный язык означал разрыв с великой культурной традицией, добровольное отречение от богатого наследия украинского барокко» (Розмова про барокко // Лисяк-Рудницький їв. Історичні ессе. Т.1 - с.63)

Следует заметить, что первые деятели украинской литературы и не имели мысли создавать какую-либо отдельную литературу, культуру или язык и не мыслили себя вне общерусского литературного и культурного контекста. Примечательно, что первые самостийнические произведения появляются на русском языке («История Руссов») тогда, как украиноязычные авторы проявляли свои верноподданнические чувства.

Дабы не быть голословным, позволю себе процитировать высказывание украинского публициста Юрия Охримовича о первых украинских писателях, оставляя на совести автора некоторые эмоциональные оценки: «Отец украинской словесности, масон Иван Котляревский, несмотря на свой либерализм, был всё-таки монархистом и московским патриотом, далеким от политического украинства, хотя у него замечаем тоску за старыми казацкими порядками».

Второй пионер украинской литературы, профессор Гулак-Артемовский, вступил в своих украинских стихах российским империалистом, посылая проклятия в адрес французов, турок и англичан во время Севастопольской войны и прославляя генерала Паскевича, выдавившего весь жир из Польских повстанцев 1831 года. Это не мешает ему говорить: «Чи є в світі мати друга, як та Україна», ибо московский патриотизм сливается у него с украинолюбством ... Отец украинской прозы Григорий Квитка-Основьяненко также являлся убежденным монархистом и, что называется, московским патриотом - державником. Известный украинский лирик, типичный романтик Метлинский который до умопомрачения любит родной язык и плачет над руинами и могилами Украины, этот же самый поэт в другом месте, находит успокоение своей тоски в Российском империализме и патриотизме ...»

Российскими патриотами-империалистами были и все другие писатели и поэты, что лучше всего видим из их патриотических стихотворений, написанных, в основном, по поводу трёх событий: изгнания французов из России в 1812 году, подавления Польского восстания 1831 года и Севастопольской войны.

«Бесконечную и подлую лесть русскому оружию воспевали все тогдашние поэты и писатели – Котляревский, Квитка, Гребинка, Артемовский, Чужбинский, Бодянский, Максимович, Корсун, не говоря уже о второстепенных писателях» (Охрімович Ю. Розвиток української національно-політичної думки. - Львів, 1922,-с.11-14.)

Не вина Котляревского, что его легкомысленное детище в руках не совсем корректных и честных деятелей стало орудием разрыва жителей украины с их древней литературной традицией и послужило толчком для отделения украинского языка от общерусского. И тут воистину оказался прав другой поэт – Фёдор Тютчев: «Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется».

АЛЕКСЕЙ ИВАНОВ