Предлагаем вашему вниманию очередную беседу главного редактора «Полярной Звезды» Дмитрия Родина с киевским политологом Андреем Ваджрой. Первую беседу читай здесь.
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Предлагаем вашему вниманию очередную беседу главного редактора «Полярной Звезды» Дмитрия Родина с киевским политологом Андреем Ваджрой. Первую беседу читай здесь.
Которая началась с изложения фактов, свидетельствующих о том, что ни в одном письменном памятнике древней Руси не присутствует язык, хотя бы отдаленно напоминающий современную литературную украинскую «мову». Везде фигурирует только древнерусский язык – прототип современного русского литературного языка. Далее в беседе была описана традиционная практика «свидомых» украинцев совершать подмену всего русского украинским. Затем в беседе была затронута тема первой попытки создания польско-малороссийскими украинофилами литературного украинского языка, его интенсивного конструирования «свидомыми украйинцямы» австрийской Галиции, и, наконец, конечной доработки «мовы» чиновниками советской Украины. Далее Андрей Ваджра на фактах показал, что литературный украинский язык, созданный «свидомыми» в конце XIX века в австрийской Галиции, не имеет ничего общего с малороссийским наречием, на котором писал Шевченко, и которое было использовано Котляревским при создании его «Энеиды». Затем беседа затронула любимый «свидомыми» миф о запрете использования в царской России малороссийского наречия. На примере Валуевского циркуляра, Андрей Ваджра показал, что после того, как в январе 1863-го началось польское восстание, царское правительство запретило не малорусское наречие и художественную литературу, а лишь подрывную, антигосударственную, литературу, призывающую малороссов к сепаратизму. Именно ее поляки печатали на малороссийском за границей, а потом ввозили на территорию Российской империи. При этом Ваджра подчеркнул, что к 70-м годам, цензурные ограничения, введенные правительством в 1863 г., практически не действовали. Украинофилы свободно печатали все, что считали нужным. Далее беседа затронула факт творческой ограниченности Тараса Шевченко, узкой региональности его произведений, которые в политических целях были раздуты «свидомыми» в «творения» космического масштаба. Подытоживая сказанное, Андрей Ваджра констатировал, что создание отдельного, максимально не похожего на русский, украинского языка, понадобилось полякам и малороссийским сепаратистам для политического обоснования последующего раскола русского народа и сепарирования Юго-Западного края от России. В подтверждение этого, он привел массу свидетельств очевидцев того, как в конце XIX века в австрийской Галиции поляки интенсивно создавали украинскую «мову». В результате этих усилий, был создан прототип современного литературного украинского языка, в основу которого был положен подгорский галицийский диалект, перегруженный польскими и немецкими заимствованиями. Далее в беседе речь пошла о том, как негативно на замену русских слов польскими или просто придуманными, реагировали даже некоторые создатели «мовы». В частности - ярый украинофил Иван Нечуй-Левицкий. Затем беседа коснулась свидетельств очевидцев того, что искусственную, синтетическую, бездарно слепленную «мову» никто в Малороссии не понимал и напечатанную на ней литературу не читал. И в завершение беседы Андрей Ваджра рассказал о том, как простой народ протестовал против украинизации и саботировал ее во времена УНР и УССР.
Дмитрий Родин: Зная о теме нашей сегодняшней беседы, я постарался к ней как-то подготовиться. Ваши историки заявляют о том, что архаичный украинский язык существовал уже в XIII веке. А формироваться он начал аж в VI веке! Что вы об этом думаете?
Андрей Ваджра: (Смеется) У нас даже есть «фахивци», которые на полном серьёзе утверждают, что древние «украйинци побудувалы егыпетськи пырамыды» и основали Иерусалим и, что вообще «Украйина е колыскою свитовойи цивилизацийи». Подобных «научных открытий», за годы независимости было сделано тьма-тьмущая. В этом же ключе на уровне неуравновешенных фантазий «осмысляется» и украинский язык.
Дело в том, что в среде «свидомых» святость украинского языка сопоставима лишь со святостью Тараса Шевченко. В этом смысле «украйинська мова» очень похожа на покойника, о ней либо говорят хорошо, либо ничего не говорят. Ею разрешается только восторгаться и неистово любить, но абсолютно запрещается всякая попытка разобраться в том, что она собой представляет.
Д.Р.: А какие по данному вопросу существуют неясности?
А.В.: Если рассматривать украинский язык через призму официальной мифологии, то неясно практически всё. Я понимаю, что моё утверждение звучит крайне радикально, но, тем не менее, это так.
Д.Р.: И в чём же заключается эта неясность?
А.В.: Мало кто знает, когда именно был создан украинский язык, кем и для чего. Даже в среде продвинутой украинской интеллигенции, в том числе и «свидомойи».
Д.Р.: Заинтриговали...
А.В.: Я достаточно часто задаю этот вопрос в Киеве весьма неглупым и образованным людям, и каждый раз убеждаюсь в их абсолютном невежестве.
Что утверждает официальная политическая мифология Украины? Существует древняя украинская нация, которая разговаривает на не менее древнем украинском языке. Однако, как мы уже выяснили в нашей предыдущей беседе, первые представители «древней украинской нации» возникли в конце XIX века в австрийской Галиции в лоне украинофильских политических партий. Как вы понимаете, язык не мог родиться раньше своего носителя. То есть, тогда же – где-то в конце XIX века – авангардом вылупившихся из польской идеологии «этничных украйинцив», был создан и прототип «древнего украинского языка», позднее систематизированный и приведенный к единому стандарту большевиками во время советской украинизации.
Д.Р.: На мой взгляд вы сделали крайне сомнительное заявление. Даже я, не являясь большим знатоком данного вопроса, очень легко смогу его опровергнуть…
А.В.: Одну секунду, Дмитрий. Давайте не будем торопиться. Позвольте мне сперва изложить вам ряд исторических фактов, а уж потом, вы выдвинете свои контраргументы. Если они у вас останутся. Согласны?
Во-первых, необходимо начать с того, что ни в одном письменном памятнике Древней Руси вы не найдете ничего, хотя бы отдаленно похожего на современный украинский язык. Здесь повторяется та же история, что с «украинцами» и «Украиной». Нет никаких следов и даже намеков на существование украинского языка глубже второй половины XIX века.
Во-вторых, не надо быть филологом, чтобы увидеть в древнерусском языке, на котором писались летописи и берестяные грамоты, прототип современного литературного русского языка. Просто почитайте тексты, тот, кто знает русский, без труда их поймет, хотя писались они сотни лет назад.
Что интересно, древнерусский язык «свидоми» упорно называют «староукрайинськым», хотя произошел он, по их же мнению, от «давньоруськых литературных традыций», т.е. опять таки от древнерусского. Круг, как вы понимаете – замкнулся. Забавно, но «свидоми науковци» очень слабо отличают «русское» от «украинского», точнее они принципиально стараются называть всё русское (малорусское), оказавшееся на территории современной Украины, «украинским». Об этом в иммиграции в 1939-ом писал редактор и издатель крайне популярной в начале прошлого века киевской газеты «Киевлянин» Шульгин: «Они выискивают в этой истории все свидетельства, неоспоримо доказывающие, что в нашем крае жил и страдал русский народ. Во всех этих случаях они перечеркивают слово «русский» и сверху пишут «украинский». И это не только в фигуральном смысле, а и в буквальном. И сейчас можно найти например в Белграде, в публичной русской библиотеке, сочинение Костомарова, где рука неизвестного украинствующего фальсификатора делала «исправления» (том, на который я случайно натолкнулся, носит номер 31, 117 / 2 : X).
На страницах 292, 293 я обнаружил следующее. Напечатано: «Великаго княжества русскаго». Зачеркнуто «русскаго», сверху написано «украинскаго». Напечатано: «Великое княжество русское». Зачеркнуто «русское», сверху написано «украинское». Напечатано: «с делопроизводством на русском языке». Зачеркнуто «русском», написано рукой «украинском». В таком виде препарированную подносят украинствующие историю казацкого периода русскому интеллигенту; и он, имея о казаках весьма слабые сведения, верит» [1].
Особенно смешно читать современные украинские школьные учебники. Берем «Вступ до истории Украйины» для 5-го класса [2] под редакцией некоего доктора и профессора Мыцыка. Читаем на странице 78: «Лытвыны прыймалы хрыстыянство; руська мова, тобто давньоукрайинська, руськи звычайи та законы швыдко пошырювалыся в Лытви». Очень интересное пояснение – «русский язык, то есть староукраинский» (?!). На той же странице: «було укладено угоду про объеднання (унию) Польськойи та Лытовсько-Руськойи держав в одну – Рич посполиту. Видтоди украйинськи земли опынылыся пид владою Польщи». То есть объединились Польское и Литовско-Русское государства, а под власть Польши попали почему-то «украинские земли». В другом учебнике «История Украйины» для 7-го класса [3] на странице 161 читаем: «Цей пэриод в историй дистав назву «Велыкэ княжиння Руськэ». На тэрыторийи Схидного Подилля, Волыни, Кийивщыны, Сивэрщыны, Смолэнщыны, Витэбщыны, Полоцькойи зэмли почалася розбудова Украйинсько-Билоруськойи державы». То есть историческая эпоха называлась «Великое княжение Русское», а государство было почему-то «Украинско-Белорусским». Слышали когда-нибудь о таком? На той же странице читаем: «Щоб позбавыты Свидригайла пидтрымкы украйинськойи знати, Ягайло у 1432 р. выдав прывилэй, яким зривнював у правах з лытовськымы боярамы-католыкамы руськых бояр… Поодынци та групамы руськи фэодалы почалы переходыты на його бик». То есть, по логике авторов учебника, знать в Литовско-Русском государстве была «украинской», а бояре и феодалы, ее составляющие - «русскими». Там же: «Патриотычно налаштована частына руськых князив продовжыла боротьбу за нэзалэжнисть Украйины». Нормально? Князья были русскими, но боролись, при этом, исключительно за независимость Украины. И т.д., и т.п.
Оба учебника рекомендованы Министерством образования и науки Украины.
Представляете, что будет в голове у детей, после заучивания такой информации?
Ладно… Вернемся к древнеукраинскому языку.
Тот факт, что в исторических документах нет ничего и отдаленно напоминающего современный украинский язык, «свидоми» объясняют довольно смешно, они заявляют, что в те времена существовало два языка – разговорный и письменный и тот который был разговорным, как раз и является украинским. То есть он был, но его самым трагическим образом не зафиксировали письменно.
Д.Р.: Может так оно и было?
А.В.: (Смеется). Если украинский существовал лишь в разговорной форме, то объясните мне на милость, откуда о нём узнали «свидоми»? Ведь живые носители этого языка не дожили до светлого момента «незалэжности». Откуда они узнали о его существовании? Общались с духами умерших?
Все разговоры про «староукрайинську мову» не более чем домыслы, ничем не подкрепленные теории во имя политической мифологии. Фантазировать об украинском языке, который, якобы, начал зарождаться уже в VI веке, конечно, можно, но какое это отношение имеет к науке? Исторических документов, на основании которых можно сделать подобные выводы, просто нет. Это вынуждены признать наиболее вменяемые из «свидомых», имеющие историческое образование. Но ведь им так нужна мифология!
На самом деле тот язык, который мы сейчас называем литературным «украинским» начал создаваться где-то в середине XIX века польско-малоросскими украинофилами. Затем над ним трудились вплоть до начала XX века «свидоми украйинци» австрийской Галиции, а завершили его доработку уже чиновники советской Украины.
Д.Р.: Насколько я знаю, украинский язык начался значительно раньше, с «Энеиды» Котляревского. И на украинском писал Шевченко. Нестыковка получается.
А.В.: (Смеется) Дело в том, что ни Котляревский, ни Шевченко и слухом не слыхивали про «украйинську мову». А если бы узнали о ней, то, скорее всего, перевернулись бы от досады в гробах.
Д.Р.: Не понимаю. Что вы имеете в виду?
А.В.: Они писали не на украинском языке, а на малорусском наречии.
Д.Р.: Разве это не одно и тоже?
А.В.: Нет. Что такое малорусское наречие? Это – древнерусский язык средневековой Руси, обильно разбавленный в последствие польскими заимствованиями. Это наречие села, бытового общения русских холопов Речи Посполитой, естественным образом перенявших в течение нескольких столетий слова и обороты из языка своих господ. Малорусское наречие – это то, что сейчас у нас называют презрительно суржиком. Говор малоросских крестьян Полтавщины и Черниговщины является эталоном малоросского наречия. Он весьма красив и певуч, но, как вы понимаете, слишком примитивен, чтобы быть языком литературы, науки и т.п.
Именно поэтому «Энеида» Ивана Котляревского была своеобразным «приколом» хорошо образованного малоросса (родным языком которого, кстати, был русский), пародией на Вергилия, написанной бытовым языком холопов, для того чтобы потешить высоколобую интеллигенцию России. Дело в том, что в XVII веке в Европе появились литературные юмористические переделки произведений этого римского поэта. Наиболее известные из них: «Перелицованный Вергилий» французского писателя Скаррона; «Перелицованная Энеида» итальянского писателя Лалли; «Вергилиева Энеида, или приключения благочестивого героя Энея» австрийского писателя Блюмауера. Такая же пародия появилась в XVIII веке и в России. Ее автором был русский поэт Осипов. Вышла она под названием «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку». Интересно то, что первая попытка написать пародию на Вергилия используя селянский говор, была сделана до Котляревского неким Лобысевичем во второй половине XVIII века. Он попытался переписать «Буколики», показав «вергилиевых пастухов… в малороссийский кобеняк переодетых».
Именно «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку» Осиповым и вдохновила учителя, учившего уму-разуму отпрысков малороссийских помещиков, Ивана Котляревского на написание своей «Энеиды». В значительной степени это было подражание Осипову, хотя, безусловно, весьма талантливое, но не на русском литературном языке, а на малорусском селянском наречии. Он полагал, что древние римляне в образе малороссийского мужика, разговаривающие его языком значительно усилят комический эффект. Написание «Энеиды» для него было своеобразным литературным развлечением. Он хотел просто позабавить и рассмешить читающую публику.
Однако в конце XIX века, «свидомыми» было принято решение назначить Котляревского отцом украинского языка. Вот бы Иван Петрович удивился, если бы узнал об этом. Думаю, этот курьёз его насмешил бы сильнее, чем перелицованная «Энеида», ведь к «возрождению национального украинского языка» Котляревский имел такое же отношение как и сам Вергилий. (Смеется).
Об этом можно судить хотя бы по настоящему названию его произведения. Как известно, из рукописи котляревской «Энеиды» сохранился лишь отрывок автографа шестой части, представляющий собою четыре небольшие тетради, на первой странице первой из них автор вывел заглавие: «Малороссийская Энеида, часть шестая». А в конце письма к русскому поэту, переводчику «Илиады» Гнедичу от 27 декабря 1821 г. Котляревский писал «Я над малороссийскою «Энеидой» 26 лет баюшки баю» [4]. Заметьте, МАЛОРОССИЙСКОЮ, а уж никак не УКРАИНСКОЮ. Это уже потом всё малоросское (русское) неожиданно превратилось в «украинское».
В 1809 г. Котляревский подготовил к печати первое авторское издание «Энеиды». Поэма вышла под таким названием: «Виргилиева Энеида. На малороссийский язык переложенная И. Котляревским. Санкт-Петербург. В медицинской типографии, 1809 года».
Написанная легко и смешно она должна была развлечь столичную интеллигенцию. И не более того. А уже потом, «свидоми» литературоведы нашли в её недрах, тайный, глубинный смысл – украинскую революционную сатиру, направленную против российского «царату». Ирония судьбы. По-сути Иван Котляревский со своей «Энеидой» – это некое (естественно более талантливое и высокое по форме и содержанию) подобие «творящего» сейчас Леся Поддеревянского с его «Гамлетом» и «Королём литром».
Еще в 1861 году вождь украинофилов Кулиш назвал Котляревского выразителем «антинародных образцов вкуса», от души поиздевавшимся в своей «Энеиде» над «украинской народностью», выставившем напоказ «всё, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина», а язык поэмы назвал «образцом кабацкой украинской беседы» [5].
Но что интересно, позднее это не помешало Кулишу, руководствуясь идеями «национального украйинського видродження», внести крупные переделки текста в издание «Энеиды» 1862 года, по которому, как правило, переиздавалась впоследствии поэма. Кстати, Кулиш, на правах образованного, старшего товарища редактировал и тексты своего друга Шевченко (и не только он).
Д.Р.: Ну хорошо, а как же Валуевский и Эмсский указы, запрещавшие использовать украинский язык, или, как вы говорите, малорусское наречие? Зачем это надо было делать? Чем так малорусское наречие могло навредить Российской империи?
А.В.: Тут вы опять зацепили одну из любимых мифологем «свидомых украйинцив». Кроме Валуевского циркуляра и Эмсского указа, они в патриотическом угаре как-то насчитали еще около 180-ти (!) подобных запретительных административных документов Российской империи. Как всегда, конечно, без ссылок на источники. Представляете с какой временной плотностью, по какому интенсивному графику работало «украинофобское» законодательство России! (Смеется). А самое главное, зачем же так много-то? Неужто царским сатрапам не хватило бы одного указа, чтобы раз и навсегда запретить «ридну мову»?
На самом деле все это полная чушь. И чтобы в этом убедиться, необходимо просто прочесть не выдранную из контекста цитатку, а весь текст того же Валуевского циркуляра. Он запрещал не малорусское наречие, а пропаганду южнорусского сепаратизма под прикрытием литературы для крестьян.
Если помните во время нашей предыдущей беседы я рассказывал о подрывной деятельности поляков-русофобов на территории Малороссии, готовивших польское восстание (1863-го), и планировавших втянуть в него малорусских крестьян?
Д.Р.: Да, конечно. Тогда фигурировали такие личности, как помощник государственного канцлера России, а потом ещё и министр иностранных дел поляк-русофоб Адам Чарторийский и его товарищ, инспектор училищ в Киевской, Подольской и Волынской губерниях Тадеуш Чацкий.
А.В.: Совершенно верно. Так вот, в определенный момент о польской пропаганде сепаратизма среди крестьян Малороссии (под прикрытием литературного украинофильства) стало известно властям. Затем в январе 1863-го началось польское восстание. В этой ситуации даже «продвинутые» петербургские либералы-великороссы, пламенно защищавшие до этого момента «угнетаемых царизмом» малороссов, вдруг поняли к чему и кем была заварена вся эта украинофильская, литературно-языковая «каша». Смысл происходящего оставался не ясным лишь законченным идиотам.
Как в такой ситуации действовало бы любое правительство любой страны? Естественно было необходимо предпринять действия, направленные на укрепление национальной безопасности. Именно поэтому летом 1863-го появился документ под названием «Отношение министра внутренних дел к министру народного просвещения от 18 июля, сделанное по Высочайшему повелению».
В нем, в частности говорилось следующее:
«Давно уже идут споры в нашей печати о возможности существования самостоятельной малороссийской литературы. Поводом к этим спорам служили произведения некоторых писателей, отличавшихся более или менее замечательным талантом или своею оригинальностью. В последнее время вопрос о малороссийской литературе получил иной характер, вследствие обстоятельств чисто политических, не имеющих никакого отношения к интересам собственно литературным. Прежние произведения на малороссийском языке имели в виду лишь образованные классы Южной России, ныне же приверженцы малороссийской народности обратили свои виды на массу непросвещенную, и те из них, которые стремятся к осуществлению своих политических замыслов, принялись, под предлогом распространения грамотности и просвещения, за издание книг для первоначального чтения, букварей, грамматик, географий и т.п. В числе подобных деятелей находилось множество лиц, о преступных действиях которых производилось следственное дело в особой комиссии.
В С.-Петербурге даже собираются пожертвования для издания дешевых книг на южнорусском наречии. Многие из этих книг поступили уже на рассмотрение в С.-Петербургский цензурный комитет. Не малое число таких же книг представляется и в киевский цензурный комитет. Сей последний в особенности затрудняется пропуском упомянутых изданий, имея в виду следующие обстоятельства: обучение во всех без изъятия училищах производится на общерусском языке и употребление в училищах малороссийского языка нигде не допущено; самый вопрос о пользе и возможности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что [внимание! это самое любимое место «свидомых», которое они цитируют, вырвав из контекста, и выдавая его за личное мнение царского «сатрапа» Валуева – А.В.] никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародием, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами и в особенности поляками, так называемый, украинский язык. Лиц того кружка, который усиливается доказать противное, большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных к России и гибельных для Малороссии.
Явление это тем более прискорбно и заслуживает внимания, что оно совпадает с политическими замыслами поляков, и едва ли не им обязано своим происхождением, судя по рукописям, поступившим в цензуру, и по тому, что большая часть малороссийских сочинений действительно поступает от поляков. Наконец, и киевский генерал-губернатор находит опасным и вредным выпуск в свет рассматриваемого ныне духовною цензурою перевода на малороссийский язык Нового Завета.
Принимая во внимание, с одной стороны, настоящее тревожное положение общества, волнуемого политическими событиями, а с другой стороны имея в виду, что вопрос об обучении грамотности на местных наречиях не получил еще окончательного разрешения в законодательном порядке, министр внутренних дел признал необходимым, впредь до соглашения с министром народного просвещения, обер-прокурором св.синода и шефом жандармов относительно печатания книг на малороссийском языке, сделать по цензурному ведомству распоряжение, чтобы к печати дозволялись только такие произведения на этом языке, которые принадлежат к области изящной литературы; пропуском же книг на малороссийском языке как духовного содержания, так учебных и вообще назначаемых для первоначального чтения народа, приостановиться. О распоряжении этом было повергаемо на Высочайшее Государя Императора воззрение и Его Величеству благоугодно было удостоить оное монаршего одобрения» [6].
Я привел весь текст популярного среди «свидомых» Валуевского циркуляра. Из него не сложно понять, что он не запрещал малоросское наречие и литературу, а лишь блокировал запущенные поляками и австрийцами механизмы сепаратизма под прикрытием украинофильского движения. И не более того.
К тому же уже к 70-м годам цензурные ограничения, введенные в России в 1863 г., практически не действовали. Украинофилы свободно печатали всё, что считали нужным. Кроме научных работ, художественной прозы и поэзии на малорусском издавались большими тиражами дешёвые популярные брошюры для просвещения народных масс.
При этом очень активно книги и брошюры на «украйинський мови» печатали «свидоми» поляки и «украйинци» австрийской Галиции, а затем завозили их на территорию Малороссии. К тому же в Вене издавались для подпольной пропаганды в России популярные социалистические брошюры на малоросском наречии. Кстати, хочу при этом заметить, что в то же время, австрийцы запретили ввоз на территорию Галиции любой литературы изданной в России. Там русский язык был фактически объявлен вне закона.
Естественно, что на этот процесс не могла не отреагировать адекватным образом российская власть. Третьим отделением было установлено, что распространение австрийской подрывной литературы осуществляется через киевскую «громаду» (кружок украинофилов, преимущественно студентов и преподавателей, продвигавших идею воскресных школ с преподаванием на малороссийском) и «Юго-Западный отдел» Российского географического общества, основанный активистами этой «громады» (первую скрипку в нем играл упомянутый мной в предыдущей нашей беседе Павлуша Чубинский – будущий творец «Щэ нэ вмэрла Украйина»). Александр II, к которому стекалась вся информация о деятельности малорусских украинофильских групп и их связях с заграницей, распорядился создать специальную комиссию, которой был подготовлен соответствующий указ, подписанный императором 18 мая 1876 г. в немецком курортном городке Эмсе. Он должен был, прежде всего, запретить ввоз на территорию Российской империи подрывной литературы и блокировать механизмы сепаратистской пропаганды внутри страны. Кроме того, как писал Сергей Щеголев в 1912-ом году, данный указ должен был «малорусскую письменность в возможной близости к малорусской народной речи (где её сфера обращения была природной) и воспрепятствовать искусственному введению в эту письменность неологизмов и употреблению правописания, отличающегося от изучаемого в государственной школе» [7].
Если вам интересна эта тема, советую прочесть статью львовского историка Леонида Соколова «Валуевский циркуляр и Эмсский указ. Правда и вымыслы». В ней он весьма подробно и доходчиво разъясняет суть вещей. От себя только хочу добавить, что все эти запреты в большей степени оставались на бумаге и переставали действовать буквально через год-два после опубликования. К примеру, Валуевский циркуляр утратил силу в середине 1864 года сразу же после разгрома польского восстания. Эмсский указ официально был отменен в 1905-ом, но реально многие его положения никогда не действовали, а другие использовались выборочно. Как писал в своём исследовании Стебницкий: «В течение тридцати лет своего существования закон 1876 г., оставаясь, как общее правило, грозой для малорусского литературного движения и притом все усиливая раскаты своего грома и силу удара своих молний. В тоже время фактически, отдельными отступлениями цензурной практики, был в разное время отменен во всех своих частях» [8]. Это, со своей стороны, подтверждает интенсивное распространение украинофильской пропаганды в Малороссии и активное печатание малорусской литературы. Художественные романы, этнографические исследования, популярные просветительские брошюры для народа издавались как до, так и после Валуевского циркуляра и Эмсского указа. В 1890-ом в России было четыре издательства, которые специализировались на выпуске литературы на малорусском наречии. Десятками тысяч экземпляров издавались: Шевченко, Вовчок, Федькович, Коцюбинский, Грабовский и т.д. Об этом, к примеру, в 1903-ем году в своем письме писал известный классик малорусской литературы Иван Нечуй-Левицкий [9].
Царский режим в России был до безобразия мягок и либерален. Потом к власти пришли революционеры разных мастей. Им был чужд русский патернализм и православная терпимость. Они были чужими. И страна для них была чужой. Она для них была прекрасным материалом для экспериментов.
Д.Р.: Ну хорошо... Вы мне лучше вот на какой вопрос ответьте: если литература на малорусском наречии была «приколом» скучающей интеллигенции, то, как быть с Тарасом Шевченко? Ведь его творчество считается не менее гениальным, чем творчество Шекспира, Пушкина, Гёте.
А.В.: Кем считается? «Свидомыми»? Поэзия Тараса Григорьевича это тот максимум, который можно было «выжать» из народного говора на литературной ниве. Вы знаете, что половина его текстов написана на литературном русском языке? Феномен Шевченко это не феномен гениального поэта, а феномен политической пропаганды. По-моему мнению уровень Шевченко как стихотворца это уровень районной многотиражки в Тернопольской или Ивано-Франковской области. Так же оценивали музу Тараса очень многие его современники. Тот же Драгоманов считал, что Шевченко не дотягивает даже до Пушкина и Лермонтова [10], про Шекспира и Гёте мы вообще говорить не будем. Когда малоросские украинофилы, а за ними галицийские «украйинци» делали из него своего политического идола, они просто обязаны были преподнести Шевченко как гениального поэта всех времен и народов. Но в этом качестве он за пределами Украины никому не интересен и не известен. Он до безобразия провинциален. Да и самим «свидомым» украинским интеллигентам Шевченко в большей мере интересен как политический символ.
Шевченко это – мужицкий поэт, в нём нет универсальной, аристократической глубины мысли и утонченности формы. По сути, смысл его творчества сводится к хронической, рифмованной злобе холопа на весь мир, который, по его мнению, к нему несправедлив. Именно от агрессивного-плаксивого, кровожадного пафоса его стихов так «тащатся» «свидоми», от воспевания казатчины и гайдаматчины, от выпадов в адрес «москалей», а не от какой-то гениальности его произведений.
Д.Р.: Крамольные вещи вы говорите. Очень многим на Украине они не понравятся.
А.В.: Ну и что? Кому-то всё равно надо начинать говорить правду. Вокруг фигуры Шевченко слишком много разлито лжи, липкой и дурно пахнущей. Его образ до предела примитивизирован, превращён в сладкий леденец для узколобых фанатиков. Нечто подобное когда-то было сделано большевистской пропагандой с личностью Ленина. Слава богу, что партийные батюшки постеснялись в своё время канонизировать «вождя мирового пролетариата», хотя и выглядел он по-ангельски на страницах советских газет, журналов и книг. А вот партийные батюшки какой-нибудь из украинских православных церквей, вполне могут объявить Шевченко святым. Во всяком случае я не удивлюсь, если это произойдет. Хоть по накалу богохульной пропаганды Владимир Ильич, наверное, даже уступит пальму первенства музе Тараса Григорьевича.
Когда в Галиции из него принялись лепить идола, многие церковники были в шоке от его богохульной поэзии и жалобно вопрошали, а нельзя ли на эту роль выбрать кого-то другого. Им сказали, что нельзя. Пришлось Кобзаря редактировать, а многое из его творчества просто утаивать от набожной публики. «Святой» Тарас в своей поэзии давал прос…ся не только «москалям», «ляхам» и «жидам», но и Боженьку не забывал.
Ладно, бог с ним. Давайте вёрнемся к малоросскому наречию, раз уж мы начали о нём говорить…
Неприспособленность крестьянского наречия к оперированию абстрактными, отвлеченными понятиями науки и литературы, его примитивность, «бытовушность» прекрасно видели активисты украинофильского движения. Но ещё больше им не давала спокойно спать удивительная похожесть малорусского наречия на русский литературный язык. Для них это было гораздо страшнее культуростроительной несостоятельности селянской «мовы». Полякам и малорусским сепаратистам, для «разбудовы» отдельной украинской нации и государства, был необходим отдельный язык, максимально не похожий на русский. Так возникла идея создания литературного украинского языка.
Необходимо отметить, что наличие общего для малороссов и великороссов языка не давало покоя шляхте ещё во времена Речи Посполитой. Уже польский король Ян Казимир (с которым, кстати, воевал Хмельницкий), выступая в сейме, указывал на то, что главная угроза для Речи Посполитой заключается в тяготении малороссов к Москве, «связанной с ними языком и верой» [11].
Как писал в 1898 году львовский публицист Мончаловский: «трудно допустить, чтобы люди, имеющие притязания считаться образованными, не знали и не видели органических связей, соединяющих разные наречия русского языка в одно целое, неделимое. Но тут выше всяких языкословных очевидностей и доказательств и выше действительной жизни стоит политика, которой подчиняются даже филологические и этнографические познания. Ради этой политики украинофилы и пытаются создать из малорусского наречия особый язык. Раз поставлена теория об отдельности малорусского народа, ее необходимо обосновать и доказать. Так как, однако, ни язык, ни этнография… требуемых доказательств дать не могут, а тут разные «добродеи», от графа Стадиона в 1848 году до графа Бадени в 1898 году, постоянно твердят: если вы одни с «москалями», то не желаем вас знать – то и явилась необходимость пригнать действительную жизнь к теории и искусственным путем создать такой язык, который как возможно далее отстоял бы от общерусского» [12].
Вот как эти события описал их непосредственный свидетель, пожелавший скрыть своё имя под инициалами Ф.С.И.:
Во время его лекций происходили такие сцены: Учитель в лекции употребляет слово: «вийсько». – Ученики кричат хором: У нас говорят не «вийсько», а «войско». – Учитель: нехай буде по вашему войско. – Учитель в лекции употребил слово «потуга». – Ученики кричат хором: Що – то за «потуга»? Мы такого слова не знаем. – Учитель отвечает: Потуги не знаете? То польская «potega». – Ученики: у нас говорят: могущество, всемогущий Боже. – Учитель: Ну, нехай будет по вашему «могущество». И так дальше велась наука» [13].
И вот во второй половине XIX века, в Галиции закипела работа по созданию «древнего украинского языка». Как вспоминал потом общественный деятель Угорской Руси Добрянский, «все польские чиновники, профессора, учителя, даже ксензы стали заниматься по преимуществу филологией, не мазурской или польской, нет, но исключительно нашей, русской, чтобы при содействии русских изменников создать новый русско-польский язык» [14].
Прежде всего, было изнасиловано русское правописание. Вначале реформаторы хотели заменить кириллицу латиницей. Бывший австрийский наместник Галичины граф Голуховский, став министром внутренних дел, издал распоряжение №12466 от 20 декабря 1859 года, которым всем государственным учреждениям Галичины предписал в русских документах употреблять латинские буквы. Однако массовые протесты населения заставили их отказаться от подобного намерения. Тогда из русского алфавита украинизаторы-русофобы выкинули такие буквы как «ы», «э», «ъ» и одновременно ввели новые – «є», «ї» и апостроф. Этот модернизированный алфавит был приказом австрийских властей навязан русским школам Галиции, Буковины и Закарпатья.
Когда до Пантелеймона Кулиша (чья фонетическая грамматика была использована в качестве основы для грамматики «риднойи мовы») наконец «дошло», что его «кулишовка» используется поляками и австрийцами для раскола русских, у него началась истерика. «Завітую (клянусь), - писал он в одном из своих писем украинофилу Партицкому, – що коли Ляхи печататимуть моею правописію на ознаку (ознаменование) нашого розмиру (раздора) зъ великою Руссию, коли наша фонетичня правопись виставлятиметця не яко підмога народові до просвіти, а яко знамено (знамя) нашоі руськоі розні, то я, писавши по своему, по вкраінськи, печатиму этимологичною старосвіцькою ортографиею. Себъ то – ми собі дома живемо, розмавляемо и пісень співаемо не однаково, а коли до чого дійдеться, то половинити себе нікому не попустимо. Половинила насъ лиха доля довго, и всловувались (продвигались) ми до одностайности (единства) руськоі крівавим робом (дорогой) и вже тепер шкода лядського заходу насъ розлучати» [15]. А в письме к украинофилу Дедицкому Кулиш заявил предельно откровенно: «Видя это знамя [«кулишевку» – А.В.] въ непріятельскихъ рукахъ, я первый на него ударю я отрекусь отъ своего правописаныя во имя русскаго единства» [16].
Как показала история, «лядские заходи» в конечном итоге дали неплохой результат.
Затем «украинцы», поляки и австрийцы принялись украинизировать лексику русского языка. Из словарей выбрасывались слова хоть как-то напоминавшие русские. Вместо них брались польские, немецкие, а так же просто выдуманные.
Вот как этот процесс описывает очевидец: «Из Видня [Вены – А.В.] напирали, щобы вытеснить из рук молодежи словарь Шмидта и заступити его новым словарем «немецко-русским». Около 1866 г. во львовской семинарии образовался кружок молодых людей, во главе которых стоял Емельян Партыцкий. Они принялись за составление такого словаря. Составление материала происходило таким образом, що брали до рук немецкий словарь и при каждом немецком слове остановлялись, як то сказаты по «руськи» так, щобы оно не было московским. Тогда русское слово переиначивали или выдумывали совсем новое. Словарь тот был напечатан в 1867 г. Так началась языковая борьба…» [17].
Как он в итоге подытожил: «Наши украинофилы так поступают: выкидают давние слова, давние буквы, даже давние молитвы, давний язык церкви – а вымышляют новые слова, новые молитвы, которые не всякий понимает» [18].
Как пояснял один из авторов украинофильского «Литературно-наукового висныка»: «Вы, русины, думаете по-польски и переводите дословно свою мысль по-русински, и то не все слова переводите, а многое остается без перевода в польском первоисточнике, так точно мы думаем по-русски, а переводим дословно по-украински… Таким образом, вырабатывается двуязычие галицкое и украинское; вы мало понимаете наш язык, а мы – еще меньше того ваш» [19].
Этот искусственный, наспех слепленный синтетической язык жестко навязывался через школы русскому населению австрийского Прикарпатья и Закарпатья. В отношении тех, кто сопротивлялся и не хотел отказываться от русского языка, властью и «свидомыми» организовывалась травля.
В конце XIX века наиболее весомый вклад в святое дело создания украинского языка внесло научное Общество им. Тараса Шевченко во главе с паном Грушевским. Главной задачей их работы был максимально дальний уход от литературного русского языка. Как писал в 1912 году Сергей Щеголев, «львовские новаторы приналегли на червонорусское наречие, а для выражения сложных и отвлеченных понятий черпали полной рукой из польского и (изредка) немецкого языков. Галицкой интеллигенции польский язык и теперь знаком прекрасно, а 20 лет назад он был известен еще лучше, и с этой стороны пародирование не представляло трудностей» [20].
Кстати, для многих до сих пор является тайной тот факт, что современный литературный украинский язык не имеет ничего общего с полтавско-черниговским малоросским наречием, которое вроде как признано эталоном украинского языка. На самом деле, в основу современного украинского литературного языка положен т.н. подгорский галицийский диалект.
Д.Р.: Почему был выбран именно он?
А.В.: Потому что малорусское наречие Полтавщины и Черниговщины имеет слишком много общего с литературным русским языком. А подгорское поднаречие более всего засорено польскими и немецкими словами.
Как писал Щеголев: «помесь малорусских диалектов – подольско-волынского и украинского, к чему многочисленные сотрудники львовских изданий из России были весьма склонны, допускались с большими предосторожностями: каждое малорусское слово или фраза, в коих замечаемы были общерусские признаки в фонетике, лексике, морфологии или синтаксисе, либо браковались, либо подвергаемы были калечению. Охотнее всего русско-украинские реформаторы перекраивали на свой лад готовые польские слова и через 15 лет (к 1906 г.) превратили свой язык, быть может, неожиданно для самих себя, в польско-галицийский жаргон» [21].
Во всём этом может самостоятельно убедиться каждый гражданин Украины. Для этого просто надо взять любой неспециализированный текст из любой украиноязычной газеты и проверить со словарем на предмет наличия в нем исковерканных польских, немецких, чешских слов. Всё то, что будет не польского или немецкого происхождения окажется русским, с вкраплениями новояза. Если изъять из современного украинского языка польские заимствования, даже элементарное бытовое общение станет крайне затруднительным.
Чтобы не быть голословным, приведу пару десятков используемых в обиходе исконных «украйинськых слив», позаимствованных у поляков:
аби
aby
лишь бы
агенція
agencia
агентство
але
ale
но
але ж
ale ž
однако
багнет
bagnet
штык
багно
bagno
болото
байка
bajka
сказка
балія
balia
лохань (для стирки)
барва
barwa
краска
батог
batog
кнут
башта
baszta
башня
вага
waga
вес
вада
wada
недостаток
вапно
wapno
известь
варта
warta
стража
вартість
wartość
стоимость
великий
wielki
большой
вельмишановний
wielceszanowny
многоуважаемый
гайворон
gawron
ворона
гак
hak
крюк
галас
hałas
галдеж
галузь
gałaz
отрасль
ганок
ganek
крыльцо
ганьба
ganba
позор
гармата
armata
пушка
даремно
nadaremnie
бесполезно
дарма
darmo
напрасно
дзвін
dzwon
колокол
дзьоб
dziob
клюв
дівчина
dziewczyna
девушка
діжка
dzieza
квашня
єдність
jedność
единство
жадати
pozadać
желать
жалоба
zaloba
траур
жарт
zart
шутка
жваво
zwawo
живо, проворно
жебрак
zebrak
нищий
з
z
из, с
з-за
zza
из-за
забити
zabić
убить
забобон
zabobon
суеверие
забов’язати
zobowiązać
обязать
забороняти
zabraniać
запрещать
забудова
zabudowa
застройка
індик
indyk
индюк
інший
inny
другой
кава
kawa
кофе
кав’ярня
kawiarnia
кафе
кайдани
kajdany
кандалы
канапа
kanapa
диван
кашкет
kaszkiet
картуз
квітень
kwiecien
апрель
лагідний
łagodny
нежный, мягкий
лазня
łaznia
баня
лан
łan
поле, нива
ласка
łaska
милость
лаяти
łajać
ругать
ледве
ledwie
едва
маєток
majątek
имение
макуха
makuchy
жмыхи
малярство
malarstwo
живопись
мапа
mapa
карта
мешканець
mieszkaniec
житель
місто
miasto
город
набой
naboj
заряд
навколо
naokolo
вокруг
надзвичайно
nadzwyczajne
крайне
надмір
nadmiar
избыток
найближчий
najblizczy
ближайший
наклад
nakład
тираж
обуритися
oburzyć się
возмутится
огидний
ohydny
противный
ознака
oznaka
признак
оксамит
aksamit
бархат
опір
opor
сопротивление
опріч
oprocz
кроме
пагорб
pagorek
бугор
пазур
pazur
коготь
палац
pałac
дворец
паливо
paliwo
топливо, горючее
палити
palić
курить
пан
pan
господин
разом
razem
вместе
раптом
raptem
вдруг
регот
rzegot
хохот
решта
reszta
остаток, сдача
риса
rys
черта
смажити
smazyć
жарить
скарб
skarb
казна, клад
скарга
skarga
жалоба
скористатися
skorystać
воспользоваться
скроня
skron
висок
скубати
skubać
щипать
так
tak
да
тесля
cieśla
плотник
тортури
tortury
пытки, истязания
тримати
trzymać
держать
труна
trumna
гроб
увага
uwaga
внимание
ув’язнення
uwięzenie
заключение (в тюрьму)
угода
ugoda
соглашение
фарба
farba
краска
фіранка
fieranka
занавеска
фортеця
forteca
крепость
фурман
furman
возница
хвилина
chwila
минута
хвіртка
furtka
калитка
хвороба
choroba
болезнь
цвинтар
cwentarz
кладбище
цегла
cegla
кирпич
цибуля
cebula
лук (овощ)
цілковито
całkowicie
всецело
цукерка
cukierek
конфета
чарівник
czarownik
колдун
час
czas
время
частка
czastka
доля
чекати
czekac
ждать
червень
czerwiec
июнь
шибениця
szubienica
виселица
шибка
szyba
оконное стекло
шинок
szynk
кабак
як
jak
как
який
jaki
какой
якийсь
jakiś
какой-то
якість
jakość
качество
якось
jakoś
как-то (однажды)
Данный список можно продолжать очень долго. Если изъять из современного украинского языка польские заимствования, элементарное бытовое общение станет крайне затруднительным.
Даже у некоторых лидеров украинофильского движения сдавали нервы из-за «творческого процесса» «дерусификации» малорусского наречия. Так в те годы доживал свой век классик малорусской литературы Иван Нечуй-Левицкий – старый украинофил, матерый зубр «языкового возрождения» и украинского литературного прорыва. Получая из Галиции свежие литературные творения, переполненные польско-немецкими заимствованиями и придуманными словами, он вдруг сделал для себя неожиданный вывод – идёт не чистка языка от «русизмов», а его целенаправленная подмена. Старик вынужден был констатировать, что «получилось что-то и вправду, уж слишком далекое от русского, но вместе с тем оно вышло настолько же далеким от украинского [т.е. малорусского наречия – А.В.]» [22]. Нечуй-Левицкий настаивал на том, что литературный украинский необходимо создавать на основе приднепровских народных говоров, а не галицийской «говирки». По его мнению в Галиции слишком сильны польское, немецкое и еврейское языковое влияние, а поэтому «во Львове нельзя научиться украинскому языку, а можно только утратить свой чистый украинский язык окончательно…» [23].
Поясняя, что представляет собой «украйинська литературна мова Грушевського» и ему подобных, он писал следующее: «За основу своего письменного языка профессор Грушевский взял не украинский язык, а галицкую говирку со всеми ее стародавними формами, даже с некоторыми польскими падежами. К этому он добавил много польских слов, которые галичане обычно употребляют в разговоре и в книжном языке, и которых не мало и в народном языке. До этих смешанных частей своего языка проф. Грушевский добавил еще немало слов из современного великорусского языка без всякой необходимости и вставляет их в свои писания механически, по привычке, только из-за того, что эти слова, напханы школой, лежат на подхвате в голове» [24].
Надо заметить, что малорусского наречия Грушевский не знал (он в этом сам признавался в своём дневнике). «Ридну мову» в галицийском варианте профессор стал изучать, переехав во Львов. Когда читаешь его «творения», невольно возникает ощущение, что автор взял русский текст и тупо перевёл его электронным переводчиком вначале на немецкий, затем с немецкого на польский и наконец с польского на современный украинский. При этом используемую им программу-переводчик безбожно «глючило».
В итоге получился какой-то совершенно «дубовый» микс из корявых словосочетаний и странных слов, перемешанных с не менее странными знаками. Читать сочинения Грушевского просто невозможно. И это радует. Та языковая форма, в которую он завернул свою историческую фантастику, стала надёжным и практически непреодолимым барьером на пути читателя. Если бы среди «свидомых» были более-менее вменяемые активисты, они бы занялись изданием адаптированных переводов Грушевского на современный украинский, а ещё лучше на русский. А так, человек наваял килограммы текстов, а читать их некому. (Смеется).
Вот как старый Нечуй характеризовал «говирку», которую использовал Грушевский: «Галицкий книжный научный язык тяжелый и не чистый из-за того, что он сложился по синтаксису языка латинского или польского, так как книжный научный польский язык складывался по образцу тяжелого латинского, а не польского народного… И вышло что-то такое тяжелое, что его ни один украинец не сможет читать, как бы он не напрягался бы» [25]. Тут он конечно ошибся. Это простительно. Он ведь не знал, что такое сталинский режим. Решил бы «отец народов», что малороссы должны стать джидаями, а читать, писать и говорить обязаны на суахили, то стали бы джидаями как миленькие и суахили освоили бы. (Смеется).
А вот как Нечуй-Левицкий характеризовал выдуманные «свидомыми» языкоделами тысячелетние «украйинськи слова»: «За все время, с которого развивается галицкая письменность, я нашел в ней лишь только немного более десятка неологизмов, слов высшего порядка, составленных хорошо и удачно, таких как: пэрэважно, здийсныты… вражиння, переважуваты, змист, вплыв, пересвидчытыся, неможлывый и т.д. которые я использую в письме. Остальные неологизмы, как от выведенных с польского корня, неудачные и сделаны не аналогично составу народных слов, как: завдякы, рухиня, видруховнисть, проява, розвий… руханковый и т.д. …они просто таки переделывают, или берут массу чисто польских слов: пэрэдплата, одсэтки [сейчас это слово звучит как «видсоткы» – А.В.], помэшкання, пэрэдплата выносыть… остаточно, старанно, рух, рахунок, рахувать, спивчуття… и т.д» [26].
Не поленился Нечуй-Левицкий описать и впечатление малороссов от галицийского поднаречия: «Даже простые люди в Киеве, которые читали, или видели галицкие книжки, (и не только галицкие) говорят мне, что все те точки та значки (апострофы) когда-то со временем высыплются из книг, как ненужные» [27].
Углубляясь в анализ того языка, который сконструировал Грушевский и Кº, Нечуй-Левицкий был вынужден прийти к выводу, что вся эта галицкая «свидомая» публика «начала писать какой-то языковой мешаниной, похожей на карикатуру на народный украинский язык и язык классиков. И у них получился не язык, а какое-то «кривое зеркало» украинского языка» [28].
«С такой амуницией в украинских журналах и книжках украинская литература далеко вперед не уйдет, потому что этот галицкий и польский груз поломает наш воз. А, на мой взгляд, этот груз – это просто таки мусор, который замусоривает наш язык» [29].
Именно поэтому, с точки зрения старого классика малоросской литературы, «каждый просвещенный и понимающий украинский писатель, сознательный в деле создания книжных языков у европейских наций, никогда не согласится писать галицким провинциальным поднаречием и книжной смесью, недоделанной и странной и по этимологии, и по своему латинско-польскому синтаксису» [30].
Вот так вот. Жёстко, чётко и лаконично.
Однако отчаянных воплей старого Нечуя никто не слушал, ведь вопрос касался не языка, а политики. Но старик не утихал, и продолжал «гнать волну». «Нет! это в самом деле не украинский язык!.. Такого языка у нас не разберут и ничего из него не поймут, а если что-то и разберут, то в голове останется что-то невыразительное, каламутное, какая-то муть» [31].
В своём письме к писателю Михаилу Лободе, Нечуй скорбно жаловался: «Спасибо вам, что Вы сочувствуете тем мыслям и положениям в моих статьях, которые я изложил про «Сьогочасну часопысну мову» на Украине, страшно испорченную польскими и галицкими книжными словами через влияние галицких газет и журналов. И действительно, как Вы пишите, это не язык, а какой-то жаргон. А когда Кулиш говорил Вам, что галицкий письменный язык следует выбросить на мусорник, то он говорил правду… желиховка (усовершенствованная Желиховским «кулишевка») со своими двумя точками над «і» и с апострофом, так совсем не годятся» [32].
Но, несмотря ни на что, новоиспеченный польско-галицкий жаргон стал экспортироваться через границу в Малороссию в качестве «риднойи мовы», где активно усваивался украинофильскими сектантами. В начале XX века на австрийские деньги там начали издаваться «украиноязычные» газеты. Но самое забавное в этом было то, что периодические издания «украинофилов» не находили читателя. Малоросский народ просто не понимал этого странного языка. Если бы не постоянные иностранные денежные вливания, «украинская» пресса тихо и быстро исчезла бы сама собою. Мучили себя чтением патриотических «украйинськых» газет и журналов лишь наиболее «свидоми» сторонники «видродження Украйины». Но и у них «ридна мова» вызывала тошноту и скрежет зубовный. (Смеется).
Даже видный украинофил Дмитрий Дорошенко вынужден был признать, что «с украинской книгой и газетой приходится обращаться не только к небольшому обществу «сознательных украинцев», которые все равно будут читать, каким бы языком и каким бы правописанием не печатать наши издания; будут читать кривясь, ругаясь, но будут читать, как читали перед тем книги и газеты, напечатанные в Галиции… Разумеется, надо учиться, чтобы овладеть хорошо языком письменно и устно. Однако же язык должен быть таким, чтобы его понять можно было без специальной подготовки…» [33].
Как видите, то, что сейчас называют «украинским языком» было настолько «родным» для малороссов, что без «специальной подготовки» понять им его было крайне сложно.
Когда после революции в Киеве воцарилась Центральная Рада, провозгласившая Украинскую Народную Республику, начался первый этап принудительной украинизации Малороссии. Однако неожиданно упавшая на голову малороссов возможность возродиться в облике «украинца» ни у кого, кроме небольшой кучки «свидомой» сельской интеллигенции, восторга и эйфории не вызывала. Крестьяне были, в лучшем случае, равнодушны к националистическим лозунгам, у малорусской интеллигенции они вызывали раздражение и возмущение, особенно когда вдруг выяснилось, что все должны были почему-то переходить на «мову», которой никто не знал, и знать не хотел.
К примеру, 13 июня 1918 года газета «Голос Киева» опубликовала обращение правления Союза служащих правительственных учреждений Винницы к власти УНР. В нем говорилось, что нет никакой надобности переводить делопроизводство на украинский, поскольку «случаев взаимного непонимания между этими учреждениями, с одной стороны, и местным населением – с другой, никогда не было». «Более того, - говорилось в обращении, - такие случаи возможны именно при введении украинского языка, ибо последний в своей литературной форме почти ничего общего с местным просторечием не имеет».
В своих воспоминаниях о событиях 1917-1918 годов на Украине, жена украинского премьера Голубовича – Кардиналовская писала, что киевская интеллигенция крайне негативно восприняла украинизацию. Большое впечатление на женщину произвели печатавшиеся в газете «Русская мысль» длинные списки людей, подписавшихся под лозунгом «Я протестую против насильственной украинизации Юго-Западного края» [34].
Украинский общественный деятель Могилянский, в своих воспоминаниях откровенно писал, что: «в той исторической стадии, в какой жило тогда население Украины, оно было более чем равнодушно ко всяким попыткам и затеям украинизации. Украинцы слишком много лгали на эту тему» [35]. А вот что он писал по поводу успехов украинизации тех лет: «Если еще нужно беспристрастное свидетельство полного провала идеи «украинизации» и «сепаратизма», то следует обратиться к вполне надежному и беспристрастному свидетельству немцев, которые были заинтересованы углублением «украинизации» для успеха расчленения России. Через два месяца пребывания в Киеве немцы и австрийцы, занимавшие Одессу, посылали обстоятельный доклад в Берлин и Вену в совершенно тождественной редакции… доклад красноречиво доказывал, что существующее правительство не в состоянии водворить в стране необходимый порядок, что из украинизации практически ничего не выходит, ибо население стремится к русской школе, и всякий украинец, поступающий на службу, хотя бы сторожем на железную дорогу, стремится и говорить, и читать по-русски, а не по-украински» [36].
А вот как описывал рабочий-партиец уже в 1926-ом, в разгар уже советской украинизации, в своем письме в ЦК КП(б)У ситуацию с «ридною мовою» в Луганске: «Убежден, что 50% крестьянства Украины не понимает этого украинского языка, другая половина, если и понимает, то все же хуже, чем русский язык… Тогда зачем такое угощение для крестьян?», – резонно вопрошал он. Отторжение народом навязываемого ему властью галицийского жаргона под видом «риднойи мовы», выливалось в отторжение украиноязычной прессы. «Я не говорю уже о «Коммунисте» на украинском языке, - продолжал рабочий-партиец. Одна часть, более сознательная, подписку не прекращает и самым добросовестным образом складывает газеты для хозяйственных надобностей. Это ли не трагедия… Другая часть совсем не берет и не выписывает газет на украинском языке и только озираясь по сторонам (на предмет партлица), запустит словцо по адресу украинизации» [37].
Сейчас та же самая ситуация. После 16 лет интенсивной украинизации в «нэзалэжний», для бóльшей части малороссов «ридна мова» нечто вроде особого русско-польского жаргона, служащего деловым языком правящих классов общества, своеобразной латынью, на которой пишутся официальные документы, публично выступают и общаются чиновники, политики, журналисты и т.д.
Но когда современный малоросс оказывается в неофициальной обстановке, когда общается с друзьями, близкими, любимыми он переходит на свой родной русский язык или малорусское наречие. Понимаете в чём отличительная черта языковой ситуации на Украине? У нас не двуязычие, как принято считать, а триязычие. Думаю где-то 95% населения современной Украины говорит и думает или на русском языке, или на малорусском наречии (суржике). И лишь ничтожная горстка дрессированных «свидомых украйинцив» принципиально изъясняются на литературном украинском языке. Даже последняя партия «свидомых», отштампованная массовой пропагандой во время событий «оранжевой революции» (их в своих статьях я именовал «оранжоидами»), при всей своей ненависти ко всему русскому, как обычные русские люди, говорят и думают на русском, читают русские книги, смотрят русские фильмы, слушают русскую музыку и т.д.
Д.Р.: Чем можно объяснить такую, мягко говоря, странную ситуацию?
А.В.: У «свидомых» нет ресурсов и времени качественно промывать мозги населению. Раньше на обработку кандидата в фанатики украинской идеи уходили годы, в течение которых он должен был освоить «ридну мову» и перечитать необходимый минимум ортодоксальной литературы. Это была, можно сказать, ручная настройка. С новичком плотно работал целый коллектив «свидомойи» интеллигенции, методично программируя его новое «Я». Именно после подобной «инсталляции» у нормальных людей возникали внезапные «прозрения», когда русский человек вдруг начинал чувствовать себя «украинцем» и любить как родной неродной «украинский» язык.
Но хочу сказать, что это не худший вариант, ведь, сколько людей, не выдержав накала национально-демократических реформ, неожиданно начинают себя чувствовать наполеонами или юлиями цезарями, а сколько таких, которые вдруг ощутили себя эльфами, гномами или хоббитами?! Ну, представьте, что будет, если сейчас у нас ещё в массовом порядке хоббиты появятся, и начнут борьбу за свое национальное самоопределение, под лозунгами возрождения тысячелетней хоббитанской культуры и языка, а так же создания независимой, демократической, соборной, европейской Хоббитании? А если они ещё решат отважно противостоять исчадию зла – Мордору, который, как доказал один авторитетный британский историк, языковед и культуролог (почти как пан Грушевский), на страницах своего многотомного научного исследования, находится на востоке.
Нет уж увольте, пусть лучше вместо хоббитов и орков будут «украинцы». (Смеется).
Как вы понимаете, тут уже политика на грани психиатрии.
Но сейчас ручная обработка «свидомыми» разевавшихся малороссов не отвечает задачам современной украинизации. Тут нужна конвейерная штамповка сознания. Массовое, так сказать, производство, а специалисты, которые могли бы организовать такой процесс, среди наших «свидомых» отсутствуют. Для этого необходимы поляки, немцы или большевики. А без них у местной «свидомойи» публики ничего путного не получается. Максимум на что она способна, это принудить телевизионные каналы сделать на корявом украинском смешные титры к русским фильмам и передачам, либо перевести на страшный украинский язык русский дубляж западных фильмов, когда их герои говорят сразу на трёх языках, сперва на английском, потом на русском и в довершении на украинском. Особенно впечатляют советские и российские актёры, вдруг заговорившие на «мове», или Чуковский, Барто и Маршак на украинском для детей. Думаю, что пора переводить Маринину и Донцову… Бред, конечно полный, но так наши славные украинизаторы понимают возрождение украинского языка.
Однако, несмотря на всю свою немощность, «свидоми» успевают инфильтрировать в сознание своего подопечного основной элемент «украйинства» – жёсткую, истерическую русофобию. Получается странный, наспех сделанный полуфабрикат, который я называю «оранжоидом». Человек думает и говорит на русском, ментальность и мышление у него русское, он всецело находится в рамках русской культуры, но при этом люто ненавидит всё русское и русским себя не считает! Вот вам и тяжёлое наследие майдана. (Смеется). Впрочем, даже этого низкокачественного «украинского» материала, если так позволите выразиться, хватает для того, чтобы подготовить необходимое количество пушечного мяса для политических баталий.
Полноценных «свидомых», прошедших полный курс «убивания в себе москаля», как и сто лет назад, на Украине крайне мало. Они представляют собой ничтожную, но крикливую кучку маргиналов, обосновавшихся в мелких националистических партиях, традиционно набирающих на выборах менее 1% голосов. Они существуют в пределах статистической погрешности.
Д.Р.: Я так понимаю, что завершающий штрих в создании украинского языка был сделан большевиками?
А.В.: Да. Точнее они систематизировали и стандартизировали галицийский жаргон, более широко наполнили его польскими словами и новоязом и объявили его (в сентябре 1928-го постановлением СНК УССР) «украйинською мовою», которая является родной для всех «украинцев» (бывших малороссов). Предложение наиболее радикально настроенных товарищей перейти с кириллицы на латиницу были оценены как преждевременные. Народ к этому шагу, необходимому для успешного развития самостоятельной украинской культуры, надо было подготовить [38].
По поводу советского языкостроения очень хорошо высказалась украинский языковед Олена Курыло: «Ни один литературный язык, кроме украинского, не претерпел в процессе своего развития такого внезапного изменения за недолгое время, только с революции 1917 года. Это понятная вещь. И тут быстро нужно было дать выражения этим новым культурно-национальным формам жизни, нужно было творить новые слова, новые синтаксические, новые фразеологические обороты» [39]. И это действительно так! Выражали всё, что хотели и при этом в самой извращенной форме.
«Никакая национальная шовинистическая петлюровская жовто-блакитная власть не могла бы сделать столько, сколько сделала Коммунистическая партия и Советская власть» [40], - безопеляционно заявлял «красный» украинофил Рачко. И с ним сложно не согласиться. Ведь после того как рухнул Союз, вместе с ним рухнуло всё то, что принято называть «украинской культурой». Это казенное чудо испарилось вместе с советской властью, а новая, «вильна» и «нэзалэжна» культура, которая должна была возникнуть в «видроджений» Украине, так за 16 лет и не появилась. Рачко как в воду глядел.
Впрочем, ситуация с языком сложнее, чем это может показаться на первый взгляд. Дело в том, что у широких народных масс нет адекватного понимания не только того, что собой представляет украинский язык, но и простых знаний о том, что такое язык русский. Думаю, что и в России таких людей не слишком много. А это очень важный вопрос.
Д.Р.: Хорошо. Давайте попробуем подвести итоги. Что получается, если сжато обобщить изложенные вами факты?
А.В.: Во-первых, русский литературный язык не является производным от великорусского наречия, а результатом синтеза западнорусского (малорусского и белорусского), восточнорусского (великорусского) наречий и церковнославянского языка. Основой русского литературного языка, начавшего формироваться примерно в XVII веке, всё-таки в большей степени является западнорусское наречие. Во-вторых, то, что сейчас называется украинским литературным языком, представляет собой смесь галицийского подгорского диалекта с большим количеством польских и, в некоторой степени, немецких слов. Создание этого языка было инициировано во второй половине XIX века польской интеллигенцией, в рамках проекта «Ukraina», предполагавшего раскол русского народа и отторжение Малороссии от России в виде марионеточного государства. Польско-малоросским украинофилам, объявившим себя украинской нацией был просто необходим свой отдельный, особый язык.
Д.Р.: Н-да… Странная история…
А.В.: Более чем! Знаете, что я ощущаю, когда какой-нибудь «свидомый добродий», запинаясь от переполняющего его возмущения, с дрожью в голосе, менторским тоном мне говорит: «а чого цэ вы не розмовляетэ украйинською/дэржавною мовою»? Когда я это слышу, меня всегда подмывает ответить: «а якэ вашэ собачэ дило шановный, якою мовою я розмовляю»? Но это всё бесполезно. У данной категории людей карцерный тип сознания сектанта, они просто не могут в силу своей природы представить себе, что кто-то может быть не таким как они, что у кого-то другие взгляды на жизнь, что у кого-то иные ценности и приоритеты, что мир вообще может быть не таким, каким он им представляется. Очень похоже, что их идеал, это марширующие по свистку колонны граждан Украины в вышиванках и шароварах, радостно скандирующие «ридною мовою» стихи Шевченко. Тяжёлое наследие РСДРП(б) – ОУН(б)-УПА.
Я вот только одного понять не могу. Ну, допустим «свидоми» добьются своего, и мы все станем (надев вышиванки и приняв польско-галицийский жаргон в качестве родного языка) в их партийные колонны, а что дальше? Для чего всё это надо? Или это для них является самоцелью? Я что, от этого стану счастливее? РАДИ ЧЕГО Я ДОЛЖЕН ВДРУГ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ САМОГО СЕБЯ?! Не понимаю! Какой во всём этом смысл? Зачем людей принуждать столько лет к тому, чего они не хотят?!
На все подобные вопросы «свидоми» отвечают не задумываясь, по стандартной шпаргалке: не хотите быть украинцами, разговаривать на украинском языке и т.д., «валите» в свою Россию! Но позвольте «шановни», почему я должен бросать свою Родину – Малую Русь, только потому, что подобные вам когда-то переименовали ее в «Украину»? Почему я не могу считать себя русским (малороссом), только потому, что когда-то подобные вам дали моим предкам другое имя – «украинцы»? Почему я должен отказаться от своего родного языка – русского, лишь только потому, что подобные вам, объявили его иностранным, заявив при этом, что отныне мой родной язык «украинский»?..
Наверное, я перехожу на эмоции… Да и пора нам закругляться. Полагаю, на сегодня – хватит.
Д.Р.: Я надеюсь, в следующий раз мы продолжим тему альтернативного русского проекта?
А.В.: Не исключено. Но вообще-то, я во время следующей нашей беседы хотел бы поговорить о культуре.
Д.Р.: Хорошо. Тогда до новой встречи на страницах «Полярной Звезды».
1 Шульгин В. Украинствующие и мы. Белград., 1939. – А.В.
2 Власов В.С., Данилевська О.М. Вступ до історії України: Підруч. Для 5 кл. загальноосв. Навч. Закладів. – К.: Ґенеза, 2005. – А.В.
3 Лях Р.Д., Темброва Н.Р. Історія України: Підруч. Для 7-го кл. загальноосв. Навч. Зал. – Вид. 4-те, виправ. – К.: Ґенеза, 2003. – А.В.
4 Котляревський Iван. Поетичнi твори. Драматичнi твори. Листи. Київ. 1982. С. 286. – А.В.
5 Кулиш П.А. Обзор украинской словесности // Основа. 1861. №1. С. 244, 246. 247. – А.В.
6 Лемке М. Эпоха цензурных реформ 1859-1865 гг. СПб., 1904. С. 302-303. – А.В.
7 Щеголев С.Н. История «украинского» сепаратизма. – М.: Имперская традиция, 2004., С. 69. – А.В.
8 Стебницкий П. Очерк развития действующего цензурного режима в отношении малорусской письменности // Наука і культура. 1993. Вип. 26-27. С. 103. – А.В.
9 Нечуй-Левицький І.С. Зібрання творів. К., 1968. Т. 10, С. 404. – А.В.
10 Драгоманов М. Листи на Наддніпр. Украіну. Коломия. 1894. С. 107. – А.В.
11 Павлищев Н.И. Польская анархия при Яне Казимире и война за Украину. СПб, 1887. Т. 2. С. 286. – А.В.
12 Мончаловский О.А. Литературное и политическое украинофильство. Львов., 1898. С. 142. – А.В.
13 Ф.И.С. Що то есть украинофильство? Его история и теперешняя характеристика. Львов., 1912. С. 108. – А.В.
14 Добрянский А.И. О современном религиозно-политическом положении Австро-Угорской Руси. М., 1885. С. 11-12. – А.В.
15 «Правда» №9, за 1867 год. – А.В.
16 «Боянъ» №10, 8 июня 1867 года. – А.В.
17 Ф.И.С. Що то есть украинофильство? Его история и теперешняя характеристика. Львов., 1912. С. 109. – А.В.
18 Ф.И.С. Що то есть украинофильство? Его история и теперешняя характеристика. Львов., 1912. С. 116-117. – А.В.
19 Хроніка і бібліографія // Літературно-науковій вісник. 1901. №3. С. 227-228. – А.В.
20 Щеголев С.Н. История «украинского» сепаратизма. – М.: Имперская традиция, 2004., С. 93. – А.В.
21 Щеголев С.Н. История «украинского» сепаратизма. – М.: Имперская традиция, 2004., С. 95. – А.В.
22 Нечуй-Левицький І.С. Сьогочасна часописна мова на Украіні // Україна. 1907. № 2. С. 197. – А.В.
23 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 16. – А.В.
24 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 21. – А.В.
25 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 7. – А.В.
26 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 44. – А.В.
27 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 8. – А.В.
28 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 42. – А.В.
29 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 68. – А.В.
30 Нечуй-Левицький І.С. Криве дзеркало украінськоі мови. К., 1912. С. 49. – А.В.
31 Нечуй-Левицький І.С. Сьогочасна часописна мова на Україні // Україна. 1907. № 2. С. 10-11. – А.В.
32 Нечуй-Левицький І.С. Зібрання творів. К., 1968. Т. 10. С. 468-469. – А.В.
33 Жученко М. (Дорошенко Д.) Про українську літературну мову // Матеріали з історії національної журналістики Східної України початку XX століття. К., 2001. С. 225. – А.В.
34 Кардиналовская Т. Жизнь тому назад. Воспоминания. – СПб., 1996. С. 62. – А.В.
35 Могилянский Н.М. Трагедия Украины // Революция на Украине по мемуарам белых (репринтное воспроизведение издания 1930 г.). – М.-Л., 1930. С. 121. – А.В.
36 Могилянский Н.М. Трагедия Украины // Революция на Украине по мемуарам белых (репринтное воспроизведение издания 1930 г.). – М.-Л., 1930. С. 122. – А.В.
37 ЦДАГО України. Ф. 1. Оп. 20. Спр. 2253. Арк. 91-92. – А.В.
38 Студинський К. З побуту на Радянській Україні. Львів, 1927. С. 65. – А.В.
39 Курило О. Уваги до сучасної української літературної мови. Б.м., 1925. С. 1. – А.В.
40 Перший всеукраїнський учительський з’їзд в Харкові від 5 до 11 січня 1925 р. Х., 1925. С. 74. – А.В.
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.
