В День Знаний хочется поделиться чем-то полезным, практическим, поучительным, не демагогическим и не назидательным. Не День же Резонерства, в конце-то концов!
В День Знаний хочется поделиться чем-то полезным, практическим, поучительным, не демагогическим и не назидательным. Не День же Резонерства, в конце-то концов!
Я взял 12-й калибр и отпилил ему ствол,
Потом я фары загасил и на разведку пошел,
Сказав себе: ты полон сил, ты учини произвол,
И пару копов завали - ведь это чистый футбол!
(Айс-Ти "Убийца копов").
Хотел было написать сначала универсальную инструкцию по использованию врачей, да подумал, а может лучше состряпать руководство про жизнь без врачей? Я не про ЗОЖ, я про жизнь без боли и без тех, кто на этой боли сколачивает себе кое-какой капиталец! Но вижу – не готовы вы еще, чтоб совсем без них, белохалатных!
Показаться доктору разок-другой в году – считается у нас правилом хорошего моветона, как супружеская измена или забивание косячка. ЛОРу – ушко свое пушистое открыть навстречу, гЕникологу – гИнеталии, да и внимание проктолога не грех к себе привлечь, нежно захватив его обрезиненный палец перламутровой диафрагмой милого сердцу ануса. Визит к доктору – есть цивилизованная форма эксгибиционизма, как, скажем, посещение бани или пляжа, или как пищупоглощение в ресторане, бр-р-р, под потусторонними взглядами таких же, пищупоглотителей.
Повод же бесстыдно выставить на обозрение доктора свои интимные места, всё глубинное и сокровенное, в которое сам-то заглядывать стесняешься – хорош любой. От легкого покалывания, до – «у моей подруги в этом месте случилась катастрофа, и я решила не тянуть».
Мне нередко приходится обнаруживать в закоулках больниц и клиник самоозабоченно рыскающих знакомых. Застигнутые врасплох, на вопрос, что они здесь позабыли (по-правде, я говорю грубее, улыбясь: «Какого ж х..я, вы тут потеряли»?) люди, оправдываются, отвечая, что х..я они как раз и не теряли, а просто пришли проверицца. Какая-то тяжесть в боку. Или где-то там, что-то похрустывает. Свистит. Перекатывается. Переливается. Бегает. Размягчается. Ползает. Бренчит. Урчит. Затвердевает. Мозжит. Трещит. Не так журчит. Не так встает. Встает, но как-то не так. Булькает. Саднит. Режет. Устает. Бьется. Волнуется. Покалывает. Стучит. Хрипит. Сводит. Бросает. Замирает. Да мало ли с чем можно притащиться! Дуракаваляние!
Аудиалам шепчу на ухо, для визуалов – закатываю глаза, кинестетиков грубо хватаю за руки и произношу: «Уёб….те отсюда поскорее, вы не знаете разве, что больницы, они не для вас, а для врачей? Вон! Защекочут до икоты и на дно уволокут»! И, не давая очухаться, отковыриваю, вытаскиваю, выпинываю, сопровождая дежурной бранью, бедных людей из смутных лабиринтов здравоохранения, как диггер-Ариадна. На улицу! Но Ариадне это уже поднадоело, и вот-вот откроет она крохотное турагенство или выпустит путеводитель по минным полям минздравсоцразвития. «Минздравсоцразвития» – это выговорить-то с трудом можно, и это снаружи, а представляете, что там внутри? Королевство белокурой клоунессы! С челочкой.
В большинстве случаев, блудницы поликлинские перезванивают мне и мерзкими мультяшными голосами благодарят за помощь. Все проходит само. И плеск, и зуд. В 99% случаев организм самоизлечивается. Остальные, как только выходят из поля моего влияния, делают повторные попытки набегов на лечебно-профилактические учреждения. Эти рецидивисты сами приносят себя в жертву страшному Молоху – Медицине. Ну и ладно.
О чем я? А вот о чём. Я имею право писать такие вещи. Я имею право о них кричать на каждом перекрестке. Право имею. Двигатель контр-культуры! Но на перекрестки меня не выпускают! Ладно, буду кричать из своей подворотни! Распространять оттуда инфовирусов, нашпигованных мощными мемами.
Вы же знаете, что я – врач. Стал я им не совсем добровольно. Я был спланирован, зачат, рожден, выкормлен и воспитан среди врачей. Семейная традиция-шмидиция. Пробовал протестовать. Родные на меня глядели, как на придурка.
Позже – понравилось. То есть, конечно, не то, чтобы я в поросячьем восторге от своей профессии, но считаю ее довольно-таки занятной. Даже так: «плюсов», за то, что я врач, гораздо больше, чем «минусов». Все соображаю... Кто чем болен и почему.
Первичная моя специализация – терапия. Субординатуру и интернатуру я проходил по внутренним болезням. Скажу вам абсолютно, без утайки, когда учился в медвузе, мечтал быть кожвенерологом, потом передумал, хирурги пристыдили во время прохождения практики врачебной после 5 курса. «Не стыдно ли тебе, – сказали, – будет всю жизнь людям е……ть мозги, да всякие мази и болтушки от сыпей выписывать»? Кожники, они и правда не знают, отчего их пациенты на самом деле болеют.
Хирургом не стал, резать живую плоть – не в кайф, мёртвую – тем более, так что карьера вечно пьяного патологоанатома не улыбалась. Вот я и пошел в терапевты. «Интернист» или «физишн» по-английски. Если в институте я еще что-то соображал о человеческом устройстве, то в субординатуре и в интернатуре я полностью запутался в болезнях и способах их ликвидации. Считал себя уже не полудурком, а клиническим олигофрэном. Почему креатинин повышается при почечных воспалениях, и почему строфантин так на первозбужденное сердце действует? Я до сих пор кардиограммы толком не знаю. Правда. Спросите: как же ты, котя, на скорой-то, аж 5 лет протрубил? Да, вот, проработал! И не хуже, чем прочие. И покойников за мной не больше шлейф, чем за кем другим. Когда со «скорой» уходил, главврач чаем угощал с тещиным крыжовником и уговаривал остаться. «Нам, – говорит, – такие, как ты, очень нужны»? Какие «такие»?
Потом я писькоправом служил, сексологом, то есть. А уж после подался в психотерапию. Когда поступал в ассоциацию психоаналитическую, честно признался о своем темном терапевтическом прошлом. Думал – не возьмут! Нельзя тогда было заниматься психотерапией без психиатрической специализации. – Не психиатр ты? – переспросил московский профессор Аарон Исаакович, – м-м-м, и слава богу, не испорчен этим немецким ублюдошным подходом»! И записал меня в Российскую ассоциацию аналитиков. Слово, хирургам на практике данное, не сдержал. Мази не выписываю. Но специальностью своей сделал-таки «мозго…бство».
Не знаю, медицина ли то, чем я теперь занят? Многие меня об этом спрашивают. Ни «да», ни «нет». Ну-у, не важно, чем занят. Чем-чем… пишу сейчас-вот, этот пост и грызу кислое яблоко, которое мне сегодня упало на голову, во время хищения кабачка с соседнего участка. У соседки кабачков много нынче повылезало – она и не заметила бы исчезновения одного-единственного, полосатенького, лакированного. Я попросить бы мог, конечно. Но люди выращивают кабачки до размеров среднего аэростата, и, после этого угощают. Я люблю, чтоб молочной зрелости, чуть побольше огурчика, без семечек, и кожурка чтоб нежная. Во рту дабы таял. Вот и ворую. На яблоки я не посягал. Оно само отвалилось мне на кумпол. От ветра. Чуть не описался от неожиданности. Удивитесь – но я, в отличие от Ньютона, ничего не словил, никакого просветления, кроме шишки на седом, в «ёжик», черепе. Если б волосы были – не так было бы больно, и шишка не так заметна. Стоял в чужом садике, с отвинченным кабачком под мышкой, с шишкой на теменной кости, слезами в сердце и пустотой в голове: силился после падения фрукта какой-нибудь мировой закон открыть – и ни х…я! Как Адам, тупо созерцал апфель. Ранет Симиренко. Даже не апфель, а так, бледно-зелененький недоносок в крапинку, убогий и жалкий, как медицина. Первые желтые листики падают.
Как яблочная боль затихла, принесло мысль научить вас ориентироваться в темных аллеях медицинских богаделен. Правда, для чего они вам нужны, ума не приложу? Тянет вас в эти закоулки, как Тартарена, приключений словить на жопу! Как будто существует некий закон взаимного тяготения меж врачами и всеми остальными человеками. Если уж никак вы жизнь свою без докторов не представляете, и не делаете ничего, чтоб реже пред ними обнажаться, внимайте же! Напишу что-то типа инструкции по применению врачей. Она имеет право на существование и прочтение широкими массами болящей, симулирующей, аггравирующей и сочувствующей, и тем, и другим, и третьим, публикой.
Будущие врачи изучают инструкции по использованию больных аж 7 лет. В этих малопонятных инструкциях говорится о том, что с обратившимся человеком врачу можно делать все, что угодно, дырявить, резать, пилить, разбирать на части, желательно только не давать окончательно выздоравливать, и сдохнуть тоже не давать. Таким образом, поддерживая людей в состоянии полубольных, то есть, ни живых, ни мертвых, можно обеспечить довольно приличную заполняемость больничных катакомб страждущими. Эти ятрогенные зомби могут обеспечить и рабочие места, и довольно сносное существование гиппократовским выкормышам. Ни здоровых, ни покойничков, доктора не любят. Покойник – бестолков и не эффективен. За покойника ничего не получить, кроме выговора. Здоровые – во сто раз хуже покойников. Здоровые разговорчивы и повсюду сеют заразу о ненужности врачей. Это к тому, чтобы вы, шагая на стрелку в поликлинику по месту жительства, представляли, с кем вам придется иметь дело. Пожелание типа: «Чтоб ты жил на одну зарплату!» – не актуально, «Чтоб ты лечился по месту жительства!» – вот это точно реальное проклятие.
Конечно же, я несколько утрирую. Конечно же, в учебниках и лекциях профессуры, на которых я учился, много говорилось о высочайшем врачебном гуманизме и любви к ближнему, о том, что освещая больному путь к исцелению, врач должен непременно обуглиться сам. Нет, я говорю о скрытой инструкции. Гумнизм-шмуманизм – это так, оболочка. Говорю о невидимой парадигме. О внутреннем послании ублюдкам Гигеи и Панацеи. О заговоре. Я представляю, как ополчатся на меня мои коллеги после опубликования этого поста. Или напротив, не отреагируют никак. Даже доктора, с которыми я в приятельских сношениях, считают меня безумненьким. Особенно, когда я говорю о том, что почти все болезни проходят сами. Без остатка и осадка. Как растворимый кофе. Без докторского участия. И не я это придумал. И до меня были люди поумней. Дюма, например, считал, что его Д’Артаньян выжил после столкновения с гвардейцами кардинала, весьма фатального и травматичного для него, только из-за «отсутствия поблизости лекарей». В этом смысле «ёбнутеньким» быть удобно: чо хочешь, то и несешь. А несешь чаще всего доброе и вечное.
О том, что прежняя, старая медицинская парадигма устарела, знают немногие. Я не навязывюсь. Иногда, правда, меня приглашают выступить перед коллегами. Парень я отзывчивый, и соглашаюсь. Первые минут пять глубокоуважаемая врачебная аудитория с блокнотами и ручками изумлённо разглядывает меня, как старого муравьеда, непонятно с какой целью покинувшего свой ареал обитания и безапелляционно ввалившегося на их конференцию. Когда же я начинаю излагать истинные механизмы возникновения человеческих страданий, рассказываю о конверсионной истерии, предварительно надев бронежилет, сшитый авторитетами Фрейда, Александера и Менегетти, изумление проходит, заменяясь абсолютной тупостью слушателей. Лучше б они зевали. Они не слышат и не понимают. Я продолжаю. Быть убедительным. Но чем больше я стараюсь, тем всё становится хуже. И вот, коллеги уже умоляюще смотрят на меня с лицами дебелой фригидной бабы: «Давай уже, кончай побыстрее, и слезай»! Я все понимаю. У завотделением сегодня день рождения, и в холодильнике ординаторской замерло шампанское и трупно окоченел торт. Я кончаю. Слезаю. Спрашиваю, нет ли вопросов. Вопросов нет. Со мной все ясно. Через пять минут они меня забывают. Или изредка подходит какой-нибудь врач-отщепенец, или маргинал, когда уж вся врачебное отродье покинет актовый зал, оглядываясь по сторонам, все-таки спрашивает:
- Вы верите в то, о чем говорите?
- У меня ничего не болит.
- Вам пятьдесят. Выглядите неплохо. А не хотели бы обследоваться, чтоб, так сказать, объективно оценить….м-м-м…
- …насколько меня еще хватит?
- Да.
- Нет, не хочу. У меня ничего не болит. А то, молодой человек, что вы называете симптомами и результатами обследований – суть феноменология, которая к реальности бытия никакого отношения не имеет, не является даже моделью реальности.
Ну, вот, и вы загрустили… поговорим об этом другой раз, когда в вас инициируется интерес к жизни без хворей. Но не раньше, чем вы обнаружите в себе какой-нибудь иной способ обозначить себя, как яркого и неповторимого человека. А пока… пока инструкции по использованию врачей. На переходный период. От психотелесного невежества к просветлению.
Все врачи делятся на две большие-пребольшие категории. Первые – говорят вам правду. Вторые говорят вам то, что вы хотите от них услышать, то есть врут. К которым идти? Конечно, к первым. Но правда жизни в том, что процветают те, что говорят неправду.
NB. Бегите от врача сразу же, если он:
а) нетрезв;
б) хранит следы вчерашнего веселья;
в) «отдает зуб», что вылечит вас от всего и в кратчайшие сроки;
г) слишком болтлив;
д) слишком весел;
е) слишком молчалив;
ж) чрезмерно угрюм;
з) носит лик, не испорченный интеллектом;
и) имеет проблемы с чувством юмора;
к) в грязном халате со следами соевого соуса и васаби;
л) в слишком белом накрахмаленном халате с синевой;
м) говорит, что вы безнадежно больны;
н) упрекает, что вы пришли слишком поздно.
Этот списочек, характеризующий никчемных врачей - фасад современного здравоохранения. За этими декорациями – Хиросима и Нагасаки после… сами знаете чего. Я мог бы продолжить перечислять их черты, но не уверен, что в алфавите хватит букв. Попробую дать подробные комментарии по некоторым пунктам.
Понятно, пункты «а» и «б» – не порождают никаких дискуссий! И, сколько бы не говорили мне, что «мастерство – его не пропьешь», и что этот доктор хоть и в запое, но его способностей это никак не уменьшает, что он, даже пьяный, стоит целой медсанчасти трезвых, я как К.С.С. говорю: «Не верю»! Главное, что требуется от врача – вменяемость. Врач вменяем – уже неплохо.
По пункту «в»: доктор врет. Любой специалист, если он, конечно, не скотина, никогда не станет давать вам популистских обещаний о скорейшем выздоровлении. Врач назавтра может попасть под машину. Вы сегодня можете выиграть пять миллионов рублей в викторине «Домик в деревне» и умереть от радости и от инфаркта, хотя обратились к этому доктору с насморком. Если 5 000 000 рублей не та сумма, что способна отправить вас в могилу, то свой насморк вы, возможно, захотите полечить в какой-нибудь швейцарской дорогой клинике. Лучше, если доктор осторожен в обещаниях и умеренно оптимистичен.
Болтливость и чрезмерная веселость у врачей («г» и «д»), чаще – признак латентной скрытой депрессии или неуверенности в собственных силах. И то, и другое не благоприятствует хорошей диагностике и лечению. Особенно в этом смысле опасен флирт врача с пациентом (пациенткой). Он абсолютно недопустим. Он противоестественен. Он возмутителен!
Угрюмость врача и его мутизм («е» и «ж») – скорее всего может свидетельствовать о его депрессивности, или, опять же, неуверенности в себе. Депрессивному врачу не место на рабочем месте! Угрюмостью человек, порой, придает себе многозначительности и избыток ума.
Про «испорченность интеллектом» («з»), это я, конечно, хватил! Когда я смотрю американские сериалы про врачей («House M.D.», «Grey’s Anatomy», «Emergency»), меня радует не только производительность их труда, но то, какие у них приятные лица. Я знаю несколько настоящих американских докторов – лица у них, такие же, как в кино, это правда. Хирургу с таким лицом хочется отдаться с потрохами!
В отечественных сериалах врачей играют актеры с тяжелой судьбой, голодным детством и бандитскими рожами. Это почти соответствует реальности. Большинство русских врачей в кино, какие-то полукриминальные типы. Торгуют органами. Выписывают «левые» больничные – это вообще проза жизни. Воруют вместе с завхозом простыни с «говенными» штампами Минздрава. Толкают наркотики. Скрывают в отделении, под видом больных, преступников, чаще убийц. Подменяют мамашам новорожденных детей. Утилизирующие трупы. Это – правда жизни, но только наполовину. Производительность труда – на самом нижайшем уровне. При мне один финский анестезиолог, приехавший к нам в одну больничку, спросил: «Сегодня проффффсозная забастофка»?
Чувство юмора («и») – вообще тест на глубину и ширину ума. Как проверить? Ну, например, скажите мужчине-гинекологу, что-нибудь вроде: «Недавно на одной вечерушке, вхлам пьяный Мацуев, говорил, что длина пальцев для пианиста – это миф, главное – их проворность. Для гинеколога это также актуально»? И, в зависимости от того, что врач ответит, вы решаете, запускать его или нет, в «святая святых», свою………….интимную сферу.
Если доктор питается японским фастфудом («к») – он полный идиот. Настоящие суши-шмуши надо кушать в Японии, из рыбы, что поймана час назад, а в наших краях сушами питаются только самоубийцы и некрофилы… и люди с нулевой кислотностью желудочного сока.
Врач брезглив и патологический чистоплюй («л»). В крови у любого приличного доктора – полное отсутствие брезгливости. В вашем дерьме, мокроте и блевотине хороший врач чувствует себя, как рыба в воде. Для достойного врача, преодоление отвращения к отходам человеческого тела – необходимый этап становления его, как профессионала.
Пункт «м» особенно важен. Еще в средневековье (не по Фоменко-Носовскому) врачи знавали сей замечательный принцип, обеспечивающий им священную неприкосновенность и рекламу. Больному надо сказать, что он не жилец. Если тот выздоровеет, то все станут превозносить эскулапа, как чародея, способного делать невозможное. Если больной помрет, то врач все равно предвидел это – он хороший врач. В любом случае.
Пункт «н» – продолжение пункта «м». Однажды, когда мне в возрасте лет тридцати один очень зауженный спец сказал, что мою хворь надо было начать лечить лет в четырнадцать, тогда я мог бы рассчитывать на стопроцентный успех от лечения (!). Я ответил, что в четырнадцать лет у меня ничего не болело, да и таких узконаправленных врачей тогда не было. Он пожал плечами. Я ушел. Перестал думать про свою болезнь. Все прошло само.
Я умышленно не рассматриваю в своем обзоре кучку врачей-подвижников-бессеребренников, чаще всего «из бывших», которых при желании еще можно обнаружить в бесчисленных криптах голиковских подразделений. Они напоминают мне вкрапления алмазов средь пустой и бесполезной породы. Это настоящие профессионалы, бедные, скромные и совершенно оторванные от реальности и современности. Для постановки верного диагноза им совершенно не нужно подвергать пациентов облучению, вибрации, засовыванию в трубы. Они еще не разучились стучать (перкуссия), слушать (аускультация), выслушивать и прощупывать (пальпация). Они не модные. Они печальные.
Но…если с вами действительно случилась какая-то неприятность, ищите этих, чуждых новомодным веяниям технической революции докторов, которые отнесутся к вам не как к поврежденному механизму, а как к человеку, попавшему в беду. Ищите, где хотите, где можете и не можете. Но найдите. Не вступайте с ними в дискуссии, наберитесь пиитета и трепета. Делайте все, как говорят. Если они скажут, что вы уже умерли, значит, вы и в самом деле умерли, только не поняли этого окончательно. Зависли меж миров. Вы же общаетесь с последними из могикан, что выведут вас из заблуждений и самозацикленности. Никогда не экономьте на них, они не привыкли к деньгам, это так, и станут, краснея, отказываться. Говорю же – подвижники. Чокнутые гуманисты-филантропы. Вручите им деньги всенепременно! Бесплатное лечение – нонсенс! Получив – отдай. Это в природе вещей. Я пою соседскую кошку деревенским молоком в отсутствие хозяев. В знак благодарности даже она каждый раз приносит мне мышь с отгрызанной головой.
Dr. Gregory, Новый психологический журнал
© 2009 Технополис завтра
Перепечатка материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши правила строже этих, пожалуйста, пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.