Какие из нацистского деятеля и антирусских языковых норм получатся объединяющие ценности, – политологам DW виднее. Интереснее другое: представители европейской мысли явно убеждены, что мнение большей, но «прорусской» части страны куда менее ценно, чем мнение меньшей, но националистической. И когда Виктор Ющенко беззаботно запрещал русский и героизировал наци – это было «строительство нации». А когда Янукович лишь заикается об исправлении последствий наиболее уродливых выходок предшественника – это раскол.
Самое же любопытное в этом – то, что профессиональные «защитники русских» постсоветских республик по-прежнему убеждены: они смогут договориться с проевропейскими националами. Главное – «не выходить из дискуссионного поля», «не поддаваться на провокации» и так далее.
Чем такая толерантность заканчивается, наглядно демонстрирует пример Латвии, благополучно пережившей свой «русский ренессанс» ещё шесть лет назад.
…В прибалтийской республике с половиной (плюс-минус 5%) русскоязычного населения русский язык решили выдавить из школ и университетов в год вступления в НАТО – в 1998. А выдавили – в год вступления в Евросоюз, в 2004. Проблем не предвиделось: местные профессиональные защитники русских, объединение правозащитников «За права человека в единой Латвии», реальной силы не представляли. Они имели вечно обиженный вид технарей-интеллигентов из рязановских фильмов, изъяснялись исключительно в жалобном тоне и собирали на свои митинги в Риге человек по двести.
Однако утром в начале февраля 2004 года, когда сугубо национальный парламент готовился узаконить перевод русских школ на латышский, – депутаты внезапно обнаружили у себя под окнами толпу русских старшеклассников в количестве 17 тысяч человек, кричащих и размахивающих плакатами.
Я там был и помню растерянных «защитников русских», обалдевших от массовости поддержки. Они бегали между школьниками и кордонами полиции и твердили одно: «не поддавайтесь на провокации». Школьники ворчали, но послушались и не поддались: шуму было много, но не было набито ни одного должностного лица. Парламент облегчённо вздохнул – и русские школы благополучно облатышил.
А дальше началось то, что позже было принято называть «летом протестов». С февраля по август 2004 года по стране ходили толпы молодых людей в майках с надписью «Русским школам быть». На митинги «защитников русских» приходило чудовищное, по латвийским меркам, количество народу – по 40-60 тысяч человек. Латвийские русские (а это понятие до сих пор гармонично включает также украинцев, белорусов, евреев, татар и так далее) смотрели друг на друга с уважением: «ведь можем же, когда захотим».
В свою очередь, лидеры с рупорами, водившие толпы по стране, призывали оные толпы не поддаваться на провокации. Протестующие не должны были нарушать во время своих шествий ПДД, перекрывать улицы телами и машинами, переносить транспаранты в развёрнутом виде и так далее – потому что их лидеры ждали, что их вот-вот позовут за стол переговоров. Или что Европа наконец перестанет «указывать на важность соблюдения прав нацменьшинств» и прямо прикажет восстановить статус языка половины населения на должном уровне. А для этого очень важно оставаться «в конституционном поле» и переходить улицы в положенном месте.
А Европа всё молчала – хотя двумя годами раньше сурово кричала на молдавского президента Воронина, попытавшегося было во исполнение своих предвыборных обещаний ввести русский язык в молдавских школах.
Латвийские власти, увидев, что приказа сверху нет, расслабились и перестали обращать на уличных крикунов внимание. 1 сентября 2004 года русские школы открылись, и преподавание в них началось на государственном языке с небольшим вкраплением иностранного – т.е. русского.
Собственно, именно на латвийском примере стало ясно, что никакой «легализации русских» в «восточноевропейском проекте» не предусмотрено. Что движение в Европу – исключительно одностороннее. И что «русскую карту», вопреки иллюзиям правозащитников, разменять ни на что нельзя: она за европейским столом просто не принимается.
Обычно в таких случаях наступает радикализация – но вырывать свои права с нарушением ПДД латвийские правозащитники не желали. Потому что «нам же ещё в парламент выбираться, нам чистая анкета нужна».
Когда эта реальность дошла до латвийских русскоязычных, толпы просто разошлись. Спустя год, 1 сентября 2005 года, профессиональные защитники русских снова собрали митинг в защиту родного языка. Пришло сто человек.
На следующих выборах объединение защитников получило, к своему дикому удивлению, вчетверо меньше голосов, чем раньше.
Сегодня русский язык в Латвии – по-прежнему иностранный, в отличие от ливского (107 носителей). Русские школы потихоньку закрываются. А правозащитники – продолжают бороться. Только их уже никто толком по именам не помнит.
ВИКТОР МАРАХОВСКИЙ
