Технополис завтра
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Новости Интересное

Рассказы об авианосцах «Киев» и «Минск». ГРЕМИХА

Предисловие

БЧ-4, согласно корабельного устава, – боевая часть связи боевого корабля ВМФ.

Связь на кораблях ВМФ, для непосвященных и не имеющих специального допуска, закрытая тема. Все, что касается связи – все документы, имеют специальные защитные грифы, а боевые посты на кораблях ВМФ имеют ограниченный доступ для личного состава корабля.

То есть, кроме личного состава БЧ-4 (и то каждый матрос, старшина, мичман имеют право только в свой боевой пост) право посещать боевые посты боевой части связи помимо личного состава БЧ-4 имеют лишь командир корабля и заместитель командира корабля по политической части. Остальные члены экипажа общаются со связистами, находящимися на своих боевых постах, лишь через специальные окошки, вырезанные в тяжелых металлических дверях, имеющих помимо корабельных запоров и специальные сложные замки.

Личный состав БЧ-4 проходит проверку в специальных органах, прежде чем попасть на службу в БЧ-4. Недаром связистов называют на флоте интеллигенцией – слишком чистая у них работа и, в отличие от других специальностей, связисты не привлекаются к авральным работам на корабле. В негласном табели о рангах их называют «дятлами» (видимо, за умение работать на вертикальном ключе).

Исходя из всего этого, об основной специфике связи я рассказывать не буду, а расскажу лишь немного некоторых аспектах, в которых можно рассказать и показать, что и за тяжелыми дверьми, закрытыми на специальные замками боевых постов БЧ-4, работали такие же нормальные люди, как и везде. И, как везде, у связистов свои проблемы, переживания, радости, эмоции, свойственные всем нашим людям.

ГРЕМИХА

На тяжелом авианосном крейсере «Киев» в сопровождении группы кораблей с Главкомом ВМФ на борту в 1977 году мы вышли поздней осенью в Гремиху. Для Севера поздняя осень начинается в начале сентября.

Здесь и далее, фото из http://navsource.narod.ru/photos/02/161/index.html

Гремиха – это поселок или, как принято говорить на военном жаргоне, гарнизон, расположенный на берегу Баренцева моря, куда нет никаких дорог и куда можно добраться лишь морским или авиационным путем, как правило, в те годы большинство живших и служивших там, добирались теплоходом «Вацлав Воровский».

Это был специальный закрытый район или специальная пограничная зона, и те, кто туда направлялись, должны были иметь специальные документы на право посещения. И там, вдали от всех благ цивилизации, несли тяжелую службу простые советские люди, ставшие по воле случая военными моряками Страны Советов. Оттуда уходили в море, выполняли боевые задачи, и надо сказать, что не всегда возвращались домой. Ибо земля Гремихи приняла многих, кто честно выполнил свой долг и по воле случая не смог вернуться домой живым. И только когда погибла атомная подводная лодка «Курск», многие с удивлением узнали и увидели, в каких "античеловеческих" условиях жили тогда семьи моряков.

Но там, как и во всех флотских гарнизонах, ждали своих отцов и мужей их жены и дети. Гарнизон как гарнизон, каких немало было тогда на побережье крайнего Севера. Но тогда это все считалось нормальным и во многом даже комфортным. Ну где, спрашивается, давали квартиры молодому лейтенанту сразу по прибытии на службу?

Но условия жизни там были, мягко даже скажем, не совсем простые. «Двенадцать месяцев зима, а остальное лето» - пел об этих местах один из северных ансамблей. Ну а если сказать, что снабжение было не всегда на высоте, да и полярные ночь и день действовали не лучшим способом на психику живших там людей? А уж о пронизывающих северных ветрах, циклонах, зарядах и прочих прелестях можно рассказывать много. Но можно сказать и другое, что жители маленькой Гремихи первыми в Советском Союзе подставляли грудь самым сильным воздействиям северных стихий, обрушивавшихся на Европу из Арктики. И если еще сказать немного, то от Гремихи до Северного полюса было гораздо ближе, чем до Москвы.

Вот эту Гремиху и решил проверить на борту нашего нового авианосца - тяжелого авианосного крейсера «Киев» - в 1977 году главнокомандующий ВМФ адмирал флота Советского Союза Горшков Сергей Георгиевич.

Раз в море идет главнокомандующий ВМФ, то его обязательно сопровождает группа офицеров главного штаба ВМФ во главе с начальниками отделов и управлений. Поскольку «Киев» был кораблем Северного флота и проверке подлежал гарнизон Северного флота, то на борту «Киева» Северный флот представляли Командующий Северным флотом со своим штабом и с группой штаба авиации. А так как «Киев» принадлежал к 7-ой оперативной эскадре Северного флота и бригаде, то на борту были соответствующие начальники и их штабы.

То есть, собрался тогда на борту «Киева» весь цвет военно-морского флота СССР. Для нас, для связистов это означало, что каждый наш связной начальник будет требовать связь со своими подчиненными со всеми взаимодействующими силами. А каждый флагманский специалист по любой специальности будет писать депеши своим оставшимся на берегу подчиненным, отчего нагрузка на связь вырастет многократно. И каждый начальник будет требовать предоставления всех видов связи, какие только возможно придумать в его понимании. Распоряжение по связи не оставляло нам времени для радужных рассуждений о каком-либо отдыхе вообще. Напруга такая, что и не продохнуть.

А отдыха перед походом не было запланировано вообще. Прибыло на корабль такое количество начальников, что большинству офицеров и мичманов корабля пришлось уступить свои каюты и переехать жить на боевые посты, что также значительно осложняло и без того сложные условия выполнения своих обязанностей. Ну какой отдых на боевом посту в присутствии подчиненных? Так принято на всех кораблях ВМФ: штаб на корабль – офицер и мичман жить на боевой пост. А это и личные вещи, и постели, и все в условиях несения боевых вахт рядом, совсем не взаимодействуют друг с другом. На матросские кубрики старший и высшие офицеры слава Богу не претендовали, поэтому матросы оставались на своих местах, не стесняя и без того набитые офицерами и мичманами посты.

Но кто из науки мог посчитать, сколько начальников может принять какой корабль, и кто из начальников когда считал, сколько помощников в море ему надо, чтобы честно и добросовестно выполнять свои обязанности. Если враг захотел бы обезглавить в тот момент командование ВМФ, лучшего способа, чем уничтожить всего один корабль, у него бы не было, наверно, за весь период «холодной войны».

Примечание Владимира Зыкова. Да уж, самолёт Качиньского под Смоленском невольно вспомнился :)

Для меня всегда было загадкой, почему большое количество разнообразных начальников выходит в море на одном корабле. Ведь в бою в случае гибели флагманского корабля (а можно быть уверенным, что основной удар противника будет направлен именно на флагманский корабль) флот бы полностью потерял управление всеми возможными силами.

Гибель флагманского корабля «Александр Суворов» 2-ой Тихоокеанской эскадры в 1905 году привело практически к гибели всей эскадры. Ни один из бравших по очереди в свои руки управление эскадрой и занимавших голову уничтожаемой эскадры последующих начальников не смог взять на себя ответственность и отменить приказ адмирала Рожественского, и корабли тупо шли на убой, уничтожаемые японцами, курсом 73 градуса – на Владивосток.

В 1972 году на противолодочном крейсере «Москва» на рейдовых сборах почти при таком же стечении разнообразных начальников, дававших противоречивые приказания, мы добросовестно наскочили на гребень скалы, и пробив обтекатель гидроакустической станции, набрали в корпус несколько тонн грунта.

Распоряжение по связи на поход в Гремиху начальника связи военно-морского флота и уточняющее дополнение к распоряжению по связи начальника связи Северного флота, а также устные указания начальника связи эскадры и флагманского связиста бригады не давали нам возможности даже для маневра или какого-либо резерва средств связи. Связь требовалась постоянная с Главным штабом ВМФ, штабом авиации ВМФ, штабом Северного флота, штабом авиации Северного флота, ВМБ Гремиха, флагманским кораблем эскадры и т.д. Научно-исследовательский институт требовал на этом выходе, памятуя, что он будет на глазах у начальства проводить испытания новых систем связи, отрывая и без того небольшие наши резервы. Все разнообразные каналы были задействованы по полному списку.

«Ну, жди теперь какой беды», - подумал я, предварительно проинструктировав вахтенного по посту связи с авиацией и укладываясь спать на матрас между двумя радиостанциями «Чернослив-БИС», отодвигая подальше от себя уже давно храпящего старшину команды мичмана Кривошею, развалившегося сразу на два лежачих места в и без того узком пространстве.

Около часа ночи меня вырвал из беспокойного сна прибежавший из КПС (командного пункта связи) посыльный.

«Товарищ капитан-лейтенант», - теребил он меня за ногу. А я старался от него отмахнуться и не слышать явно неприятных вестей. Спать хотелось страшно.

«Командир боевой части приказал вам заступить дежурным по связи», - почему-то радостно улыбаясь сообщил он, когда я наконец с огромным трудом открыл глаза. Предыдущие ночи, связанные с приготовлениями к встрече начальства, были также бессонными и беспокойными.

«Покой нам только снится, отдыхать будем на пенсии», - подумал я и окончательно проснулся, сев на своем импровизированном ложе и разглядывая лицо молодого матроса, включившего даже свет  в нашем закутке для пущей убедительности в своей правоте.

Еще ничего не соображая, я спросил: «А в чем дело? Я же не должен заступать, и потом смена дежурства по связи в 10 часов утра. Да и заступать должен старший лейтенант Иванов, я же только сменился и должен заступать аж через четыре дня».

Я понимал, что молодой матрос все равно ничего не сможет ответить. И видел по его лицу, что он где-то даже сочувствует мне. Но приказ – есть приказ! И его надо не обсуждать, а выполнять. Даже если он совсем не нравится.

«Там такой дурдом. Старшего лейтенанта Куценко сняли с дежурства. Связи нет вообще ни с кем. Собрались все начальники и на всех кричат. Матерятся страшно. Командир БЧ-4 приказал вызвать вас», - сообщил мне немного заикаясь от волнения матрос. Наверно он понимал, что я оказался совсем не совсем рад такому его известию.

Поругиваясь в полголоса про себя, я стал одевать более или менее глаженые брюки, не совсем помятую в таких полевых условиях желтую рубашку и новую голубую куртку. Надо выглядеть при начальстве соответствующим образом, чтобы не получить потом лишних проблем по службе. Матрос продолжал стоять и, глупо улыбаясь, смотрел на мои сборы.

«Ну чего разглядываешь? Иди доложи, что сейчас буду, только в умывальник заскочу», - разлился я наконец на него, внутренне понимая, что он-то ни в чем не виноват.

«Без вас приказано не возвращаться», - доложил он уже вежливым и извиняющимся тоном.

«Вот черт! Настырный однако. И чего их там так прижучило?» - подумал я.

Сна уже как не бывало. По пути я заскочил в умывальник при офицерском гальюне. Привел себя на скорую руку в порядок. Матрос продолжал ждать меня в коридоре.

А ведь завтра с утра полеты, и мне как бобику надо будет сидеть весь день на СКП и в посту готовить технику. Такие мысли прыгали как белки в клетке в моей уже совсем проснувшийся голове.

В КПС я увидел картину «Не ждали!» На диване сидели в ряд – начальник связи Северного флота контр-адмирал Матушкин, начальник связи нашей эскадры капитан 1 ранга Карасев и мой «любимый» командир боевой части связи капитан 2 ранга Шумко, выдернувший меня среди ночи на дежурство. За пультом комплекса связи сидел страшно уставший, с красными от недосыпания и переживаний глазами, старший лейтенант Сережа Куценко, которого, как я уже знал, сняли с дежурства.

Вперед проскочил мой сопровождающий и доложил, что выполнил приказание командира боевой части и я доставлен в КПС.

Усмехнувшись, я бодро доложил старшему из присутствовавших: «Товарищ контр-адмирал, капитан-лейтенант Блытов прибыл для заступления на дежурство».

«Так, капитан-лейтенант, заступай и сделай что-нибудь, а то связи нет совсем. Командир БЧ сказал, что ты тут самый толковый. Ну а не справишься - понизим в должности и звании, ты должен нам показаться», - немного злым тоном сказал мне начальник связи Северного флота. – «Самое главное для тебя - связь с Москвой, Североморском, Гремихой и кораблями, с утра нужна связь со штабом авиации. Даю вам 15 минут, чтобы наладить связь». Остальные как бы кивками головы подтверждали его приказание.

«Да уж, сделай так, чтобы все было, и никому за это ничего не было бы. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», - подумал я про его приказание, и подсел за пульт комплекса связи рядом со снятым Сергеем. За спиной о чем-то совещались начальники. Сергей слегка просветлел лицом, смена пришла, и наконец для него заканчивается это мучение и издевательство. Можно будет поспать минут триста.

 Я спросил вполголоса и как можно спокойнее, чтобы хоть как-то успокоить его: «Сережа, привет! Ну, что тут у тебя, передавай побыстрее, что есть, чего нет».

«Связи нет вообще ни в одном канале, кроме кораблей сопровождения, с 23 часов. Задерживается более 80 телеграмм различных категорий срочности сверх установленных нормативов. Я тут не выдержал, сорвался и попросил меня заменить, если не справляюсь. Здесь дурдом. Эти», - он кивнул в сторону диванов головой. – «Здесь невозможно что-либо сделать. Они ничего не дают. Только кричат каждый свое и мешают заниматься связью. У них тысяча приказаний и ни одного толкового». Сергей говорил тихо, так, чтобы его не услышали.

«Дела. Ну понятно, что дурдом. А виновный как всегда младший по званию и должности, Вот и сделали его козлом отпущения. Конечно, подумал я, командир БЧ мог бы вызвать на дежурство своего любимца - Сережу Месильева – командира второго дивизиона. Но, видимо, положение такое серьезное, что не хочет его лишний раз подставлять в сложной ситуации. Да и не любил Сергей дежурства по связи и каждый раз отлынивал от них. И почему, когда все сыпется по связи, так снова я? Я вообще должен на корабле заниматься только связью с авиацией», - подумал на секунду я, но дежурство надо было принимать.

Мы с Сергеем Куценко доложили контр-адмиралу о сдаче дежурства. Сергей получил еще перед уходом целую кучу нравоучений и совсем не добрых пожеланий от всех своих непосредственных начальников, присутствовавших в КПСе.

«Ничего, Сережа, – дальше ТОФа не пошлют, меньше группы не дадут», - шепнул я на ухо нашу любимую поговорку уходившему из КПСа Сергею, чтобы хоть немного успокоить своего товарища. Я знал, что все равно после таких стрессов он навряд ли уснет, и будет всю ночь переживать. Но надо связь крутить, время-то идет, и лимит выделенного мне времени заканчивается.

«Боевые посты, доложить о наличии связи», - вступил я в обязанности дежурного по связи.

С боевых постов раздались четкие доклады об отсутствии связи, последним доложил пост экспедиции, уточнивший количество задержанных телеграмм дольше установленного времени. Обстановка оказалась даже хуже, чем я предполагал.

«Пост ионосферно-волновой службы! Доложите волновую обстановку. Ваши предложения по использованию частот!» - скомандовал я через окошко в пост ИВСС.

Оттуда появилась встревоженное и слегка уставшее лицо старшего лейтенанта Володи Сокурова – инженера нашего дивизиона и моего хорошего приятеля, который негласно, по приказу командира боевой части, курировал этот пост. Так и Володьку ночью вытащили из теплой постели, значит дело серьезно.

«Свободные частоты вообще отсутствуют. Весь эфир забит помехами. Мы сами лупим себя и ничего не слышим» - доложил бодрым тоном Володя, сильно нахмурясь.

Действительно, помехозащита корабля оставляла желать лучшего. Много помехозащитных перемычек на верхней и полетной палубе были оторваны, и теперь леера и различные устройства, переизлучая, создавали нам же помехи. В условиях работы всех передатчиков на полной мощности (а именно такой режим был поставлен Сергеем, как я уже заметил). И вся эта бесполезная система только мешала задуманной начальниками организации связи.

Я стал проверять частоты настройки приемников и передатчиков. Перевел радиопередатчики в режим половинной мощности. Попросил Володю принести в КПС планшет частотной обстановки, где наглядно были видны в объеме все используемые частоты, полосы забития приемников и полосы блокирования радиопередатчиков, все запрещенные для использования частоты.

«Капитан-лейтенант, вы чего там вошкаетесь, занимайтесь связью, а не ерундой. Связь делайте, мы все тут вас ждем и оцениваем на время все ваши действия и их соответствие оперативно-техническим нормативам по связи», - скомандовал с какой-то злостью мне мой командир боевой части, – «зачем вам еще планшет частотной обстановки? Докладывайте нам все свои действия»

И тут я понял, что начинаю звереть. Или я делаю связь, или ухожу. Третьего не дано. И если уж вызвали ночью, то дайте хоть что-то делать, а не мешайте своим вмешательством в каждое действие.

Володя Сокуров доложил, что помех стало меньше и начинают прослушиваться контрольно-маркерные сигналы Москвы на два – три балла.

Надо сказать, что наши отношения с командиром боевой части связи были далеко не безоблачными с самого начала службы. Я не нравился ему, а он не нравился мне. Как мог, в меру своей власти, он вредил мне там, где только мог, пользуясь тем, что как подчиненный я ничего сказать ему не могу. Мой непосредственный начальник, командир дивизиона Евгений Евгеньевич Соколов, как мог старался меня защитить, но это не всегда получалось. Сегодня Соколов стоял дежурным по кораблю.

Я понимал, что укол командира БЧ-4 – это стремление выслужиться перед сидящим рядом командованием, оправдаться. Ведь он-то за связь отвечал поболее моего и Сережиного. Но, видимо, ему хотелось показать руководству – вот видите, с какими идиотами приходится служить, поэтому откуда связи взяться? 

В период откровений он пытался доказать нам, молодым офицерам, что он служит Родине, а мы, его подчиненные, должны служить только ему, чтобы он мог получать очередные чины и звания. Он не стеснялся даже говорить это вслух. Я, наверно, один из всех командиров групп и инженеров пытался противостоять ему, и постоянно имел разные мордотыки по поводу и без повода. Мне казалось, что он даже плохо чувствует, если не сделает за день мне замечание. Я даже заметил, что его лицо, когда он разговаривал с равными или выше себя было одним – улыбающимся и подобострастным, а когда разговаривал с нами, командирами групп, совсем другим - надменным и злым. Как у двуликого Януса.

Единственное, что меня вдохновляло, было то, что я чувствовал за собой правду и имел хорошие знания материальной части и организации связи, что подкрепляло мою уверенность и придавало силы в этой неравной борьбе с ним. Многое, наверное, мне дала  боевая служба в Средиземном море в должности дежурного по связи эскадры на крейсере «Москва», учеба на заводе Козицкого на новом автоматизированном комплексе связи. Я лучше всех офицеров закончил курсы по обучению на новый комплекс, и наш куратор, капитан 1 ранга Ветвицкий, предложил перевестись на службу к ним, на должность младшего научного сотрудника, еще в период строительства корабля. Но мой злой гений - командир БЧ-4 сделал все, чтобы я не ушел из-под его опеки и не попал в научно-исследовательский институт.

Но сегодня другое дело. Работа есть работа, и ее надо делать.

«Надо выключить все радиопередатчики и подобрать частоты в нормальной обстановке. Когда мы перестанем забивать весь диапазон, мы сможем нормально подобрать частоты и восстановить связь», - доложил я контр-адмиралу.

«Вас вызвали сюда заниматься связью, а не выключать ее. Не справляетесь, так и доложите, и мы вас снимем с дежурства», - ответил за контр-адмирала с ехидной улыбкой командир БЧ-4.

«Ну, черт тебя побери, ты-то чего лезешь? Коль вызвал – дай работать, а не мешай», - подумал про себя, и взорвался как ядерная бомба, припомнив ему все унижения.

«А вы, товарищ капитан 2 ранга, садитесь за пульт и покажите всем начальникам, как надо действовать в такой обстановке. А заодно научите меня», - уже не контролируя свои действия, на высоких тонах ответил ему я.

«За такие высказывания вас, капитан-лейтенант, надо расстрелять на юте без суда и следствия. Не забывайте, что вы разговариваете со своим командиром, каждое слово которого должно быть для вас законом. И по приказу которого вы должны быть готовы в любой момент умереть», - парировал мой выпад командир боевой части.

Я знал, что он не сможет сесть за пульт и заниматься связью. Единственно, что он умел делать хорошо, так это вести каллиграфическим подчерком журнал боевой подготовки, что очень нравилось командованию. Остальное за него делали мы, его подчиненные. А уж по части связи я чувствовал себя гораздо выше его. Он вообще не знал, что такое связь с авиацией, и даже никогда не приходил туда. Мои матросы были самые подтянутые в БЧ-4, самые грамотные специалисты, группа объявлялась все время отличной, и замечаний от авиаторов вообще не имела.

«Товарищ капитан-лейтенант, прекратите пререкаться со старшим по званию и должности и занимайтесь связью», - сорвался с катушек от наших пререканий контр-адмирал уже начинавший понимать, что от замены на дежурстве одного офицера другим он ничего не выиграл – связи как не было, так и нет.

В этот момент на весь КПС раздался звонок телефона. Звонил с ходовой рубки начальник связи ВМФ. Контр-адмирал снял трубку, и тихим голосом доложил: «Товарищ вице-адмирал, связи нет. Занимаемся. Дежурного по связи. Пожалуйста», - и протянул трубку мне: «Начальник связи ВМФ, просит вас доложить обстановку по связи».

Я представился в трубку: «Дежурный по связи капитан-лейтенант Блытов»

Начальник связи знал меня с лейтенантов, и я не один раз выходил с ним в море на флагманском крейсере Черноморского флота «Москва» (где был командиром группы) еще в его бытность начальником связи Черноморского флота. И не одну ночь мы сидели с ним еще в том КПСе и крутили связь.

«Ну что, Блытов, у нас со связью? Доложите. Мне надо прибывать в КПС, что бы она у вас появилась?» - спросил он как всегда тихим и спокойным голосом.

«Связи нет, товарищ вице-адмирал. Мы сами бьем свои приемные частоты. А система помехозащиты корабля оставляет желать лучшего. Вам лучше прибыть в КПС. Иначе связи не будет», - четко ответил я на его вопросы, приняв решение, что только он своей властью может помочь мне разрешить это создавшееся неразрешимое уравнение.

«Вот наглец! Выделывается, как всегда. Ему здесь нужен сам начальник связи», - только и смог произнести мой командир БЧ.

Через четыре – пять минут начальник связи ВМФ вице-адмирал Крылов Михаил Михайлович, или как его мы ласково называли «МИХМИХ», появился в КПСе, спустившись, видимо, на лифте.

«Товарищи офицеры!» - скомандовал я, как первый, увидевший его. И начальники резво вырвали свои зады из объятий диванов, угодливо вглядываясь в лицо своего непосредственного начальства.

«Товарищи офицеры!» - ответил МИХМИХ. – «Ну что вам, Блытов, тут еще мешает организовать связь, и зачем вам здесь мое присутствие? Здесь и так достаточно квалифицированных связистов, чтобы организовать несколько каналов связи».

На команду «Товарищи офицеры» из поста телефонной связи на минуту показалась голова флагманского связиста бригады Антона Антоновича Носко, очень хорошего специалиста, но спрятавшегося там, видимо, подальше от начальства и, в отличие от них, занимавшегося непосредственно связью с сопровождавшими нас кораблями. Видимо, именно ему я и Сергей были обязаны тем, что Ходовая рубка не разрывалась по телефонам и ГГС проклятиями в адрес связистов по вопросу связи с кораблями сопровождения, и у нас было драгоценное время для занятий связью с берегом.

«Умница, молодец, Антон Антонович», - только и успел подумать я, но надо было отвечать начальнику связи.

«Товарищ вице-адмирал, мне мешают установить каналы связи вот эти офицеры», - ответил я внезапно, даже сам обалдев от собственной наглости, и показал головой на сидевших на диване начальников.

«Ну ты и нахал, капитан-лейтенант. Пока я начальник связи флота, тебе не служить ни на флоте, ни на этом корабле. Я подберу тебе место службы в соответствии с твоими способностями», - только и смог произнести контр-адмирал.

Флагманский связист эскадры, капитан 1 ранга Карасев, до этого молчавший, только укоризненно покачал головой, а командир боевой части сделал такое гневное лицо, что я понял, что наверно все - довыпендривался. И на душе было даже радостно, что я сказал то, что думал. Не поймет – пойду досыпать до утра и готовиться служить на ТОФ. Но иначе решить доставшийся этой ночью мне вопрос и разрубить этот «Гордиев узел» было невозможно. Не я начал эту войну. А как воспримет начальник связи мой демарш – это его право решать мою судьбу.

«Товарищи офицеры, свободны! Идите в каюты спать. И чтобы до утра я в КПСе никого не видел. Завтра у всех вас предстоит трудный день. Мы с Блытовым сделаем связь вдвоем, если вы были до этого сделать ее не в состоянии», - как бы не замечая мимики и предыдущих высказываний, вдруг неожиданно сказал начальник связи, явно приняв мою сторону. И я понял, что он увидел что-то, что не дано было увидеть контр-адмиралу. А его доверие дорогого стоит. А значит, надо будет потрудиться во Славу флота.

Адмирал и офицеры немного задержались, вроде не поняв высказывания начальника связи. Контр-адмирал даже пытался возражать.

Но МИХМИХ беспрекословным тоном повторил: «Что вам непонятно? Я что, не совсем понятно вам сказал? Завтра у всех будет трудный день! Все по каютам! Отдыхайте!»

Контр-адмирал, пожав руку МИХМИХУ, понуро пошел на выход, опустив голову, что-то обсуждая с начальником связи эскадры. А за ними, попрощавшись за руку с начальством и угрожающе глядя в мою сторону, из КПСа вышел командир БЧ-4, видимо, даже в последний момент не решаясь высказаться мне в присутствии высокого начальства.

МИХМИХ выждал небольшую паузу и, усевшись поудобнее в угол дивана, спросил спокойным тоном: «Ну а теперь Блытов, что вам мешает организовать связь? Все что вы просили, я сделал».

«Разрешите выключить все радиопередатчики», - попросил я у него разрешения без раздумий.

«А как же связь в других каналах?» - спросил он, глядя на меня удивленно.

«Связи все равно нет ни с кем. Мы сами бьем себя во всех диапазонах», - попытался  довести до него я свою позицию – «Плохая помехозащита переизлучает во всем диапазоне и мешает нам организовать связь. Передатчики мощные, с распределенным усилением бьют весь диапазон. Надо выключить все, и потом разобраться с использованием частот, радиопередатчиков и антенн, что нам надо в первую очередь, и далее наращивать, добавляя постепенно новые каналы».

«Ну, действуйте скорее. Что вы тут мне лекцию устроили. Не заставляйте меня жалеть о принятых решениях. А мне не хотелось бы изменить свое мнение о вас. На «Москве» вы вроде были порасторопнее в Средиземном море, и связь всегда там была нормальной», - ответил мне с улыбкой МИХМИХ.

«Есть делать связь», - ответил я и начал с пульта комплекса связи выключать все радиопередатчики. Наступила в эфире полная тишина.

Вдруг ожил Володя Сокуров из поста ионосферно-волновой службы: «В эфире тишина. Помех нет совсем». «Мы слышим на 4-5 баллов Москву, Калининград, Севастополь и на 3 балла Североморск. Контрольно-маркерные сигналы отчетливые».

«Какие каналы нам нужны в первую очередь, товарищ вице-адмирал?» - спросил я у начавшего, наконец, все понимать начальника связи ВМФ. Он развалился на диване, весело наблюдая за нашими совместными с Володей Сокуровым действиями.

«Давай сначала телефон правительственной связи с Москвой. Главком хотел переговорить с начальником главного штаба и оперативным дежурным, и ждет моего доклада о готовности связи», - повеселел МИХМИХ.

Володя Сокуров со своими полководцами (а в посту ИВСС у нас служили матросы Ушаков, Нахимов, Суворов и старшина 2 статьи Кутузов) подобрал частоты, мы моментально передали их на Центральный Узел связи ВМФ. Радист из поста, передавшего частоты, радостно доложил: «Отлично слышу Москву, нам передали частоты для радиотелефона».

Я быстро настроил с пульта комплекса связи частоты передатчиков и приемников. Через три-четыре минуты канал правительственной связи зазвенел. Так мы говорили, когда этот канал работал без помех.

«Быстро ты это делаешь, как на пианино сыграл, и связь есть. Дай-ка мне трубочку правительственной связи, я им сейчас там покажу, как Главкома оставлять без связи», - сказал мне МИХМИХ и сразу у коммутатора попросил оперативного флота.

Переговорив с помощником оперативного дежурного ВМФ по связи, а затем и с самим оперативным дежурным ВМФ, он попросил их уделять особое внимание «Киеву» и немедленно выполнять по связи все наши просьбы. Узнал, где начальник штаба ВМФ и попросил передать, что с ним сейчас будет разговаривать Главком. Затем, бросив трубку, он сорвавшись с дивана, как сумасшедший побежал на ходовой.

«Блытов, ничего там не трогай и не делай! Пусть так все и стоит. А то канал еще пропадет, пока я бегу к Главкому», - донеслось уже со стороны лифта.

«Ну чего, так и будем сидеть с одним телефоном? А там телеграмм не переданных море. А вообще ты даешь. Командир БЧ-4 тебя теперь сожрет по полной форме. А вообще я думал, что скоро придется выносить вслед за Серегой и твое тело, и придется вызывать связя крутить Серегу Слонова», – показался в окне поста ионосферно-волновой службы Володя Сокуров. Сергей Слонов только что пришел на наш корабль и допускался к несению дежурства только на якорях в базе.

Я оценил его юмор, но времени и желания рассусоливать и обсуждать ситуацию не было: «Давай скорее частоты на БПЧ. У нас действительно информации много, надо сбрасывать побыстрее на берег».

Я ничуть не сомневался в своей правоте наращивать каналы даже без приказа начальника связи. Начальники начальниками, а связь крутить мне, и отвечать за все придется теперь мне.

«Да не сиди ты истуканом, а садись к пульту», - скомандовал я забившемуся в угол помощнику дежурного по связи мичману Логунову, который из-за пульта космической связи молча наблюдал за всеми баталиями в КПСе.

«Блытов, ты своей смертью не умрешь. Но все равно зачет. Я давно такого концерта не видел, но одобряю, несмотря на гусарство», - появился вдруг в окне поста телефонной ЗАС флагманский связист бригады Антон Антонович, и быстро опять скрылся там же. Я понял, что он все слышал, как, впрочем, и другие матросы и старшины, бывшие на соседних боевых постах. Боевые посты просыпались как бы от спячки, застучали аппараты телеграфной связи, зажужжали НПЧУ (наборно-печатающие устройства) СБД и БД связи, забегали экспедиторы и даже проснулся приснувший в своем уголке механик космической связи. 

Через пять минут запел в эфире веселой мелодией канал БПЧ.

«Канал БПЧ установлен. Подаю на ПРО-Т-2, ПРО-Т-4», - доложил вахтенный старшина из поста телеграфной связи.

«Просите работу по обеим кратам - один подавайте на Москву, а второй транзитом просите у Москвы на Североморск – туда тоже много информации», - скомандовал я пост доложившему старшине.

«Экспедиция, всю информацию в пост телеграфной связи на Москву на ПРО-Т-2, на Североморск ПРО-Т-4. Всю малообъемную информацию на СБД, а высших категорий срочности в пост космической связи», - скомандовал я в пост экспедиции.

«Ну что, космонавты, снимайте аквариумы, будет и вам работа», - сказал я полуспящему в своем стуле механику космической связи, и тот начал радостно готовить к сеансу аппаратуру.

Все посты заработали, связь закрутилась и появились веселые и улыбающиеся лица.

Через полчаса в КПС, когда связь крутилась уже по большинству каналов, ворвался выглядевший вполне довольным МИХМИХ.

«Товарищи офицеры», - попытался скомандовать я.

 «Ладно, ладно, обойдемся сегодня ночью без этого.  Все нормально! Главком связью доволен. Что там у нас дальше?» - парировал он мою попытку скомандовать и, потирая руки, расположился полулежа на диванчике.

«А дальше уже ничего нет, кроме авиации и Гремихи, товарищ вице-адмирал. Остальное каналы все уже работают. Разрешите устанавливать связь сначала с Гремихой – может понадобиться по БПЧ – есть информация, а затем и с КП авиации Северного флота - с утра полеты и связь с ними будет обязательно нужна. Информация на Москву и Североморск уже передается. Больше половины практически сбросили. Телеграфисты набили перфоленты и  сбрасывают в автоматическом режиме», - доложил я обстановку начальнику связи.

«Так что, у вас тут все нормально я могу идти отдыхать? И здесь все будет нормально?» - спросил меня он меня с некоторой ехидцей. – «Так, теперь признайся, зачем ты меня вызвал, вполне мог все это сделать и не обостряя обстановки?»

«А все просто. Мне без вас не давали заняться связью. Бывшие здесь начальники вместо помощи лишь накаляли обстановку, и мешали разобраться и нормально сделать связь, давая противоречивые приказания. А вы сами всегда говорили, что там, где нервы, крики и эмоции, связи быть не может», - припомнил я ему предыдущие его высказывания в Средиземном море.

«А я и сегодня от своих слов не отказываюсь. Поэтому и встал на твою сторону», - ответил мне МИХМИХ.

«Да, и еще в распоряжении по связи запланировали слишком много радиосетей, порой дублирующих друг друга. Практически нет резерва средств связи. Все хотят иметь все каналы одновременно. Снятый дежурный по связи даже запутался в частотах, и мы стали бить сами себя. А если бы ему предоставили возможность, то и он нормально бы сделал связь», - добавил я, понимая, что надо рассказывать о всех проблемах, пока слушают.

«Антон Антонович!» - обратился вдруг к появившемуся из поста телефонной связи флагманскому связисту бригады – «а я пойду вздремну немного. Вы уж тут посмотрите пожалуйста, чтобы этого карбонария никто не снял с вахты до утра. Главком лег спать, значит мне и сам Бог велел, пока здесь все нормально. Да, кстати, Блытов, кто там у нас подписал это распоряжение по связи, о котором ты так нелестно сейчас высказывался?»

«Вы, товарищ вице-адмирал», - ответил бледнея я.

«Ладно, ладно, бывает, что и адмиралы ошибаются. В следующий раз, когда буду подписывать распоряжение, посоветуюсь непременно с тобой. Запомни - победителей не судят. Занимайся связью, и чтобы до утра мне не пришлось подниматься и заниматься связью и тобой», - отмахнулся рукой от попытки скомандовать ему МИХМИХ.

До утра больше дерготни со связью не было. Связь звенела во всех каналах. Задержанная информация была передана еще ночью. Володя Сокуров после установления связи с Гремихой ушел спокойно досыпать, пожелав успехов и оставив мне, как он сказал, «для полной победы пару своих полководцев» для поддержки штанов.

Несколько раз ночью звонили в КПС начальник связи флота, начальник связи эскадры и командир БЧ-4, интересуясь обстановкой. С ними общался и все объяснял Антон Антонович, и, надо сказать, делал все, чтобы меня не слишком третировали и доставали, и смело врал им, что начальник связи еще в КПС, пока спит в кресле, и им приказывает отдыхать, готовясь к утренним баталиям.

Утром МИХМИХ при сдаче с дежурства прикрыл меня своей широкой грудью, не отдав на растерзание непосредственным начальникам, и отправил без особого разбора на обеспечение полетов. С утра я, и потом уже в течении всего дня, обеспечивал полеты авиации между «Киевом» и Гремихой, гордо сидя рядом с помощником командующего авиацией Северного флота полковником Логачевым и напрочь забыв о ночных приключениях. 

Честно говоря, я никогда не думал, что столь уважаемые и имеющие колоссальный опыт связисты не в состоянии установить и поддерживать нормальную связь корабля в море. Мало того, любой из них мог дать мне форы с точки зрения установления и поддержания связи. Все это так. Но у нас на корабле стоял первый в Советском Союзе автоматизированный комплекс связи надводных кораблей. Ни на одном корабле ВМФ того времени не было такого количества мощнейших радиопередатчиков, имеющих дистанционное управление. И чтобы управлять этим огромным хозяйством и не мешать работать самим себе, нужен был навык и хорошее знание корабля, размещения и особенностей антенного хозяйства и средств связи, а также иметь специальные навыки организации ионосферно-волновой службы связи корабля. Уже имея 2 года опыта дежурства по связи на противолодочной крейсере «Москва» и четыре года дежурства по связи на авианосце «Киев», я, наверно, такими навыками обладал. И во многом я был благодарен Ивану Никитовичу Ерофицкому – заместителю председателя государственной комиссии по связи по приемке ТАКР «Киев», который поставил на нашем корабле ионосферно-волновую службу связи и научил нас правильно подбирать частоты в сложных условиях помех и помех от работы собственных радиопередатчиков.

Уходя с корабля в Североморске, МИХМИХ вызвал меня в свою каюту, и в присутствии начальника связи флота и флагманских связистов эскадры и бригады и командира боевой части связи поблагодарил за службу, и, крепко пожав руку, и пообещал, глядя на них, что все будет нормально и он никому не даст меня в обиду.

Через пару месяцев по ходатайству командира БЧ-4 и начальника связи эскадры меня сняли с должности и назначили командиром боевой части связи на не плавающий эсминец «Спокойный». А еще через полгода назначили флагманским связистом бригады, вместо ушедшего на повышение Антона Антоновича, а затем через небольшое время приказом Главкома я был назначен командиром боевой части связи на второй советский авианосец – тяжелый авианосный крейсер «Минск», ушедший впоследствии на Тихоокеанский флот.

И еще долго в течение, наверное, всей службы, я чувствовал злобную руку своих недругов из того ночного КПСа, и руку помощи начальника связи ВМФ.

"Крейсерская слава"

Читайте также:

Рассказы об авианосцах «Киев» и «Минск». ЗАВАЛИВАЮЩИЕСЯ антенны

Рассказы об авианосцах «Киев» и «Минск». ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Идти пешком. Серия "С офицером можно..."

Об авторе:

Блытов Виктор Александрович, капитан 1 ранга запаса, с 1971 г. служил на ПКР "Москва", затем 5 лет в первом экипаже "Киева". С 1978 по 1982 год был командиром БЧ-4 "Минска". Затем после академии до увольнения в запас преподавал в Калининградском ВВМУ. В настоящее время живет в Москве, большой любитель и знаток истории Военно-Морского Флота.

Капитан 3-го ранга Виктор Блытов во Вьетнаме на посадке деревьев в местечке На-Чанг с местной молодежью,1980 год.


 

© 2009 Технополис завтра

Перепечатка  материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши  правила  строже  этих,  пожалуйста,  пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.