Технополис завтра
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Новости Интересное

Летописец с фотоаппаратом

Его камеры фиксировали историю авиации последних шестидесяти лет

25 ноября начальнику фотовидеосектора АО «Авиационный комплекс им. С. В. Ильюшина», запечатлевшего всю историю развития отечественной авиации с 1943 года по настоящее время, Николаю Васильевичу Нилову исполнилось 85 лет.

– Николай Васильевич, наше издание и я лично поздравляем вас с юбилеем. Вы работаете на ильюшинской «фирме» с 1943 года, вас смело можно назвать одним из ее старожилов…

– Ну если честно, то старше меня по возрасту Генрих Новожилов, но у меня в трудовой книжке первая и единственная запись датируется 1943 годом, а вот Генрих Васильевич хоть и старше меня по возрасту, но пришел работать в КБ на пять лет позже, в 1948-м. Мы относимся к этой коллизии с юмором. Генрих Васильевич всегда в шутку спрашивает меня: «Как же так, я тебя старше по возрасту, а трудовой стаж у тебя больше», а я всегда отвечаю: «Но где-то и я должен быть старше».

– Вы пришли работать в ОКБ в разгар войны, в самое тяжелое для страны время. Почему решили поступить именно так, вам же тогда и 14 лет не было?

– В 1941 году, когда началась война, мой отец работал в объединении детских садов Трехгорной мануфактуры. Директором там была мать Радия Петровича Папковского, впоследствии выдающегося инженера-авиаконструктора, также работавшего в ОКБ им. С. В. Ильюшина. А мой отец был главным бухгалтером. У «Трехгорки» была летняя база отдыха в поселке Салтыковка под Москвой, куда вывозили детей. Всего в объединение входило четыре детсада и летом 1941 года на базу вывезли 600 детишек работников «Трехгорки». Как дети персонала объединения уехали в лагерь я и мой старший брат. Был с нами и Радий Папковский.

Летописец с фотоаппаратом

И вот только мы переехали, как 22 июня объявляют войну. До августа все дети были в летнем лагере, бомбежки Москвы начались спустя месяц после начала войны. А так как Салтыковка находится на востоке, то немцы, когда пролетали бомбить нашу столицу, точно над поселком разворачивались на обратный курс, на запад.

Так вот, в парке еще в самом начале были выкопаны траншеи, чтобы там при бомбежке укрывались дети. Правда, кое-где они не были закончены. Недалеко от нас стояли позиции зенитных орудий, которые сразу открывали огонь по немецким бомбардировщикам. Если честно, то поначалу было очень красиво, когда прожектора ловили в небе самолеты и тут же начинали бить зенитки. Но беда в том, что осколки снарядов падали и в наши траншеи. Поэтому уводить детей в них запретили и во время бомбежек мы должны были укрываться в домиках на территории. Ну а нас как детей персонала закрепили за каждым из домиков, чтобы мы если вдруг домик загорится, начинали его тушить и выводили младших по возрасту детей. А ведь мы сами были еще дети...

В середине августа нас эвакуировали в Кинешму. Так как мой отец был признан негодным к строевой службе, хотя и просился на фронт, его оставили с нами старшим. В октябре, когда немец подошел к Москве, началась паника. В Иванове стали объявлять воздушные тревоги. И тогда нас погрузили в пульмановский вагон и месяц везли за Урал. Ехали через Свердловск, потом в Челябинск, из Челябинска в Курган, а из Кургана мы попали в город Катайск, в радиусе 25 километров от которого в трех-четырех деревнях разместили все детские сады.

Я учился в сельской школе, а вот мой брат вместе с Радием Папковским учился рядом – в Катайске, в школе-десятилетке.

Мне и другим детям пришлось и в колхозе поработать: мы и пололи, и ездили за дровами, чем могли, помогали колхозу.

Мы пробыли в эвакуации до середины 1943 года, когда родители попросили вернуть детей домой в Москву. Вернулись все, никого не потеряли. Как 600 человек уехали летом 1941 года, так 600 и вернулись обратно в Москву в 1943-м.

У меня на заводе при ОКБ Ильюшина работал мотористом дядя, который и предложил моему отцу сразу как мы вернулись в июле 1943 года помочь устроить нас на работу. Хоть я еще должен был учиться в школе, но шла война и тут, если честно, несильно было до школы. Брата, так как он старше, сразу взяли токарем в цех. А мне тогда еще и 14 не было. Но меня взял к себе начальник фотолаборатории Виктор Павлович Лобанов. Хотя он и был по должности начальником лаборатории, но работал один. Поэтому сразу и согласился меня взять. Так я попал в фотолабораторию, где фактически и работаю по настоящее время.

Сыграло свою роль и то, что я на тот момент был знаком с фотографией. Отец у меня этим увлекался, а в семье был фотоаппарат «Кодак», пленочный. Но в то время пленку вообще невозможно было достать, поэтому фотокамера была переделана под кассету со стеклянными фотопластинками. Это сейчас – фотографируй, сколько карты памяти хватит, а тогда один снимок сделал, объектив закрыл, достал кассету, а достать ее аккуратно, не повредив – целое искусство. Потом вставил новую, сделал новый снимок, опять поменял и так каждый раз.

Кстати, Сергей Владимирович Ильюшин и Владимир Константинович Коккинаки сами были заядлыми фотолюбителями и брали у меня фотоаппараты для съемок. Сейчас-то уже можно признаться: фотографии у них часто не получались. Смешнее всего было с Владимиром Константиновичем. Ему подарили маленький японский пленочный фотоаппарат, а у него не руки, а ручищи, этого фотоаппарата и не видно. Как он ухитрялся делать снимки на нем, я до сих пор ума не приложу.

– А в чем заключалась ваша работа?

– Фотографии шли в специальные альбомы для авиаконструкторов, где они могли наглядно посмотреть, что нарисовали-спроектировали и что фактически получилось. Первым моим самолетом стал Ил-12. Потом Ил-14, и пошло-поехало. Так и продолжаю работать по сей день. Сначала мы снимали только на опытном производстве, а уже потом начали работать и на серийном заводе «Знамя Труда». Фотографировал все агрегаты, узлы и механизмы, и получилось так, что я изучал конструкцию каждого самолета, знал ее особенности, технические решения конструкторов, принятые при разработке. Снимков мы делали очень много.

Летописец с фотоаппаратом

Когда ОКБ начало вести работы по Ил-22 в 1946 году, то мне пришлось уже ездить на летную станцию в Жуковский. Это был первый реактивный бомбардировщик, и в то время контрольное оборудование не успевало записывать показания приборов. Это сейчас можно снимать всевозможные измерения и записывать. Везде контрольная аппаратура стоит и все пишется, а в то время все писалось прямо с приборной доски. Я камеру ставил над приборной доской и в нужное время фотографировал показания приборов, датчиков и индикаторов.

Я так проработал с Ил-22, Ил-28, Ил-30, Ил- 40, Ил-46 и Ил-54, на котором уже трудился вместе с Генрихом Новожиловым. Правда, потом руководство все-таки решило меня не гонять постоянно на летную станцию и в Жуковском появилась своя лаборатория.

А вот снимать в воздухе самолеты я начал, когда пошел Ил-18. Именно с этой машиной связан мой первый опыт экстремальной фотосъемки. Мы делали фотографии этой машины на фоне горы Эльбрус на высоте более пяти тысяч метров. Снимал я с Ил-14, у которого негерметичная кабина. Так мало этого, чтобы улучшить качество снимков, мы с экипажем сняли иллюминаторы.

Я работал с Николаем Григорьевичем Федуловым из бригады технического описания. Техническое описание как книга, и туда помещались фотографии всех узлов и деталей, а также внешнего вида самолета. А после проведенных заводских испытаний в отчете опять-таки помещались фотографии.

О чем я очень сожалею, что погибло много бесценных оригинальных негативов первых послевоенных машин Ильюшина. Когда на юбилей – 25-летие ОКБ надо было делать для Министерства авиационной промышленности и правительства фотоальбом, руководство отправило меня в Первый отдел подобрать лучшие снимки. Внешний вид самолетов в то время был секретным и любой снимок надо было хранить в Первом отделе. Прихожу туда и выясняется, что практически все негативы они взяли и уничтожили. Так мы потеряли фото первого Ил-40 в варианте с шестиствольной носовой пушечной установкой. Правда, из-за такого размещения установки при стрельбе газы попадали в воздухозаборник и начинался помпаж двигателей. Потом Ильюшин сделал вариант штурмовика, где убрал пушки в нос, а воздухозаборники расположил у крыла. Но и такое решение не помогло, поэтому воздухозаборники вынесли вперед кабины – мы называли их «ноздри», а пушки поставили под брюхо. Но увы, этих кадров сейчас уже нет.

В 1976 году в ОКБ появился уже фотокиносектор, и с этого времени мы начали снимать все испытания машин нашего конструкторского бюро сначала на кинокамеры, а потом и на видео. До этого я делал киносъемку, но не так часто, как хотелось бы. Надо было сделать кинофильм по обслуживанию и эксплуатации ракет П-20. Приглашать человека со стороны нельзя из-за режима секретности, и мне пришлось осваивать новое ремесло. Дали мне аппарат КС-50, как у военных корреспондентов во время Великой Отечественной войны, – небольшая ручная камера с пружинным взводом, и на турели три объектива. Монтировали фильм в лаборатории ЛИИ.

Когда испытывали Ил-76, то Владимир Константинович Коккинаки договорился с телевидением, и нам дали уже видеокамеры, на которые мы записывали этапы испытаний.

– Николай Васильевич, а бывали ли вы на международных салонах, снимали ли иностранную авиационную технику?

– Первый раз я попал на авиасалон во французском Ле Бурже в 1965 году вместе с делегацией нашего ОКБ, выставлявшего там Ил-62, и с этого времени вплоть до конца 80-х годов я был постоянным участником делегаций. Меня брало руководство МАП даже тогда, когда не выставлялись самолеты ОКБ Ильюшина. В 1965 году вместе с Анатолием Михайловичем Беспаловым из Института авиационной медицины ВВС мы впервые сделали кинофильм-отчет о выставке. Анатолий Михайлович снимал военные машины, а я – гражданские, а потом в лаборатории института мы этот фильм смонтировали.

За это время я побывал на авиавыставках не только в Ле Бурже, но и в Нагое в Японии, в Китае, Германии, Венгрии, Чехословакии, Италии… А вот в английском Фарнборо был только один раз. Запечатлел я не только все этапы развития авиации, но и трагические катастрофы. На моих глазах в Ле Бурже разбились американский В-58 «Хастлер», французские пилотажники из группы «Патруль де Франс». Заснял я и катастрофу Миг-29 под управлением Анатолия Квочура.

Кстати, на салонах в Ле Бурже французские президенты всегда с интересом посещали наши павильоны. У меня есть фотографии Шарля де Голля, Жоржа Помпиду, Жискар д'Эстена, Франсуа Миттерана и Жака Ширака. Д'Эстен даже заходил на борт Ил-86, который ему очень понравился.

Николай Нилов

Беседовал Алексей Рамм


 

© 2009 Технополис завтра

Перепечатка  материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши  правила  строже  этих,  пожалуйста,  пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.