Процитированные выше способы спасения Родины – т.н. попаданческие – составляют сегодня самую популярную разновидность русской любительской фантастики. Профессионалы, конечно, тоже изо всех сил попадают в моменты накануне русских исторических катастроф – но за любителями, которые буквально живут жаждой действия в прошлом, им физически не угнаться. Любителей – десятки тысяч: это юристы-механики-физики-товароведы, увлекшиеся династиями, танками, затворами, шашками, калибрами и способами охлаждения двигателей так же, как в начале 90-х увлекались чакрами и биополем. Они точно знают, какой автомат можно было собрать в 1812-м и какой нет. Какую партию представлял министр Плеве, подорванный Азефом – и как следовало действовать на фронтах Первой мировой. И так далее.
Предупреждаю сразу: всё, что можно высмеять относительно эффективности ретропопаданчества, уже и без нас высмеяли – сами же любители жанра, относящиеся к себе с похвальной самоиронией.
Я предлагаю поговорить о другом: о мотивах. Разумеется, «массовое желание попасть в другие эпохи продиктовано тем, что текущая эпоха человека никак не удовлетворяет» (А.А.Вассерман). Но почему тогда в прошлое, если будущее даёт куда больше вариантов -- придумывай что хочешь?
Ответ очевиден: нашим современникам кажется, что в прошлом они знали бы, что делать.
В этом смысле корни русского попаданчества так же очевидны, как корни русского пост-апокалипсиса. Если современный русский пост-апокалипсис – это мечта о повторной приватизации, родившаяся из ностальгии по 90-м, то русское попаданчество в прошлое – мечта о повторной карьере. Следовательно, родом она либо из ностальгии по временам устоявшихся советских социальных лестниц, либо – по «проектам и стартапам» нулевых. В любом случае это – мечта действовать в таком мире, где будет ясно, наконец, что делать, в кого стрелять и на что ставить.
Английский писатель Нил Гейман пару лет назад обрисовал причины любви людей к фэнтези так: «Люди хотят жить в простом мире». В отношении хронопопаданцев эта формула звучит чуть иначе: «Они хотят действовать в понятном мире». В качестве такого мира им представляется вполне годным прошлое, хотя на самом деле всё, что они знают (ТТХ военной техники, даты событий и якобы «тайные» планы политиков) – это ничтожно малая и не самая важная часть любой эпохи.
На деле самой важной частью любой эпохи является её дух, то есть комплекс ожиданий, иллюзий, надежд и негодований активных слоёв общества. Захватившие эпоху идеи и образы действия. Обуявшие большинство бытовые проблемы. Даже модные песни, романы и фильмы – вот что на самом деле делает историю. Роль личностей в ней, конечно, огромна – но личности всего лишь обналичивают собой то, чем дышит эпоха. Поэтому предотвращение перестройки путём превентивного расстрела нескольких её ключевых фигур невозможно – они не сами несли в себе будущее, они просто стали его выразителями, когда оно наступило. То же, кстати, относится и к автоматам, и к ядерным бомбам, и к другим вундервафлям. Для их повсеместного появления необходимо лишь появление их у кого-нибудь – как, собственно, и происходило в нашей настоящей истории. А собственно перемены создаются куда более обширными, не поддающимися точечной микрохирургии гигантскими потоками процессов.
…Я это всё к чему: и десятки тысяч наших деятельных современников, увлечённо пишущих попаданчество, и несколько миллионов тех, кто его взахлёб читает – до обидного игнорируют простой факт.
Самая идеальная эпоха для попаданца из 2012 года – это и есть 2012 год. Здесь ему не придётся тратить время на мучительную адаптацию к платёжным терминалам, интернету, сленгу и гайцам. Здесь ему не придётся заучивать мемы, зубрить списки шоуменов и отсматривать с нуля парсеки киноплёнки. Здесь у попаданца есть наилучшие возможности приобрести с нуля необходимые знания, сделать карьеру и спасти Родину, став ключевой фигурой будущего. Здесь ему легче, чем в любую другую эпоху, понять, что нужно делать – было бы желание понимать.
У 2012 года есть только один минус по сравнению с 1805-м, 1910-м и 1980-м. Чтобы спасти Родину в настоящем, придётся всё делать по-настоящему.
Вопрос «что делать конкретно?» -- похож на вопрос, «какой ход в шахматах наилучший». Зависит от положения на доске, аккуратности мышления и воли к победе. Мы вот с вами не физики, не военачальники и не великие князья – но то, что мы начали озвучивать полтора года назад как маргиналы – сегодня уже превращается в идеологию страны. Глупостей и ошибок при этом совершается масса – как и в ходе любых других перемен. Но зато у этого корявого настоящего, в отличие от мастерски исправленного прошлого – есть реальный шанс стать будущим.
Давайте попадём в настоящее. Оно как раз сейчас проводит набор ключевых фигур. Опыт проведения секретных операций в минувших эпохах – приветствуется.
